Глаза снова защипало. Они наполнились горячей жидкостью и вырвались наружу. Карлинг так давно не плакала, что у неё заняло несколько мгновений, чтобы понять, что происходит.

Он сделал это с ней. Он открыл в ней двери, которые никогда не должны были быть открыты вновь. Он был словно сирокко (итал. — сильный южный или юго-западный ветер в Италии — прим. пер.), который прошелся по ее разуму и душе, сместив застарелые привычки, как пески в пустыне, он заставил ее снова испытывать чувства, которые, как она думала никогда больше не ощутит снова: удивление и желание, надежду и страх.

Потом он научил ее испытывать новые ощущения, которые были настолько свежи и хрупки и их легко было разрушить, что Карлинг боялась, что они могут сломать ее. «Борись за жизнь», — сказал ей Рун, и это было очень трудно, потому нельзя заставить себя бороться, не ощущая при этом страха. До появления Руна она думала, что теряет только жизнь. Она настолько дистанцировалась от себя, что беспристрастно готова была ждать своего конца. Теперь же Чародейка чувствовала, что может потерять что-то более ценное: осознание того, кто она есть.

— Иногда я думаю, что ненавижу тебя, — прошептала Карлинг.

Вер потерся щекой о ее волосы.

— Почему, дорогая?

У Карлинг перехватило дыхание. Разве не назвал он ее так когда-то очень давно? То есть, ей могло показаться, что это было очень давно. Тогда она не знала, что означает это слово, не понимала, что он говорил. Она думала, что к ней явился странный и прекрасный бог, который назвал ее священным именем…

Рун крепко прижал к себе женщину, укачивал ее, ощутив, как намокла его футболка. Он чувствовал остаточный аромат ладана в ее волосах, наряду с чистыми свежими нотами лаванды. Под этими слоями был сокрыт ее тонкий женственный аромат, и она была такой совершенной, что при мысли о ее умирании в нём снова взревели замешательство и возмущение.

Стоп. Рун с шипением выдохнул. Вот оно, это слово, вертевшееся на кончике языка, только это было не слово, а общая концепция. Предпосылка, но пока не вывод.

Вер зарылся лицом в изящный изгиб ее шеи, изо всех сил прижимая ее к себе. Шевельнувшись, Карлинг промурлыкала то ли протест, то ли вопрос.

— Потерпи минуту, — пробормотал Рун.

Окружив ее своей Силой и распахнув чутье Вера, Страж снова вдохнул аромат Карлинг.

Веры, особенно те, что в летах и наиболее могущественны, могли учуять болезнь, подобно животным. Точно так же они распознавали яд в пище, поэтому их было чрезвычайно трудно отравить. Они чувствовали гниение через потовые железы человека.

Исследования Карлинг основывались на современной медицине. Она внимательно следила за исследованиями, проведенными Луи Пастером (французский микробиолог и химик 1822–1895 гг., показав микробиологическую сущность брожения и многих болезней человека, стал одним из основоположников микробиологии ииммунологии — прим. пер.) и Эмилем Ру (Пьер Поль Эмиль Ру, французский бактериолог 1853–1933 гг. — прим. ред.). Вампиресса отметила в дневнике переписку с врачами в 1880-е годы, где задавала подробные вопросы о разработке темы вакцины от бешенства. В свою очередь, ученые с увлечением изучали вампиризм.

Вампиризм обладал всеми характеристиками возбудителя, передававшегося через кровь. Он был найден в крови и некоторых других телесных жидкостях. Уровень инфицирования им составлял 98,9 процентов, и происходил через прямой обмен крови. Он не передавался воздушно-капельным путем, неповрежденная кожа была эффективным барьером для вируса. Убеждение, что вампиризм — инфекционное заболевание настолько укоренилось в современных умах, что уже не подвергалось сомнению. В двадцать первом веке практически все медицинские и научные исследования вампиризма основываются на этих предпосылках.

Но все инстинкты Руна кричали, что энергия Карлинг была здорова. От неё не пахло болезнью. Он подумал о женщине, которая прошла мимо него по пути в Бюро иммиграции Ночных созданий. Болезнь той женщины была очевидна. Зараза пропитала ее кожу и хорошо распознавалась даже под ароматом сирени.

Карлинг пахла сексуальностью и женственностью, дразня зноем своей Силы и слабым привкусом металла, характерным для всех Вампиров.

Факт, что для Руна она пахла совершенным здоровьем.

— Все, я понял, что меня беспокоит, — сказал Рун. Выпрямившись, он слегка отодвинул женщину от себя, чтобы взглянуть ей в лицо. Руки Карлинг свободно упали вдоль тела. — Что, если лечение не срабатывало, потому что вампиризм — не болезнь?

Ухмыляясь во весь рот, он всматривался в это прекрасное, удивительное лицо, — необходимость, становившаяся для него настоящей зависимостью. Но миндалевидные глаза были пусты, словно смотрели в точку, которую только Карлинг могла видеть.

У Руна свело желудок. Он подвел женщину к офисному креслу и подтолкнул, чтобы она могла сесть. Карлинг двигалась без протеста, как безвольная кукла.

По офису пронеслась какая-то рябь. Потом окружающая картина изменилась. Он расслабился и позволил себе раствориться в происходящем.

Время снова отправиться в Вегас, детка.

Глава 8

В этот раз Рун не сразу пошел по открывшемуся проходу. Смещение в энергетическом потоке чувствовалось именно как переход, но почему-то странный, искривленный. Будто загибающаяся в обратную сторону лестница, стоит только дойти до ее конца; или словно свернуть за угол, но вместо ожидаемого обнаружить совершенно другой пейзаж. Вер пытался распознать это чувство, чтобы изучить внимательней. Он почти схватил его, но оно ускользнуло, ушло.

Кабинет Карлинг исчез и Руна окутал влажный, жаркий вечер. Дезориентированный, он замер, впитывая ощущения.

Где-то рядом слышалось хриплое, ритмичное кваканье лягушек. Вер поднял голову. Пальмовые рощи задевали край испещренного звездами ночного неба, не знакомого со световым загрязнением XXI-го века.

Он стоял в тени построенного из гранитных блоков здания с колоннами. Рядом возвышались другие, бомльшие по размеру строения. Кое-где в окнах мерцал приглушенный свет факелов. Воздух пронизывало зловоние, протекавшей неподалеку реки и томительный аромат богатых яств. Пахло дрожжами, пивом и хлебом, а еще сдобренными пряностями рыбой и мясом. Вечер только начинался.

Рун учуял людей, услышал громкие голоса. Мужчина, кричащий во гневе. Юный, пронзительный женский голос, ритмично и отчаянно что-то выкрикивающий. Привыкший к современным языкам, разум Руна с трудом пытался переключиться и понять смысл услышанного.

Без сомнений, сначала прозвучал смачный звук удара, а потом резкий, наполненный болью крик. Это точно был хлыст, разрезающий воздух.

Хлыст.

«Проклятье».

Повинуясь панике и инстинктам, Рун метнулся вперед. Он врезался в стену и, отскочив от нее, помчался вверх по широкой лестнице, к источнику звука.

«Давай. Быстрее, черт возьми». Он помчался быстрее, чем когда-либо в своей жизни, но злобный щелчок хлыста раздался во второй раз, и этот звук словно содрал кожу и с него самого.

Вер влетел в большое, роскошное помещение, обставленное для соблазнения, но ставшее местом пыток. Горящие на металлических блюдах огни заливали пространство мерцающим светом. Проемы, обрамленные марлевыми занавесками, призванными защищать от речных насекомых выходили на огромную лоджию с трех сторон залы. В центре комнаты стояло прекрасно декорированное, но нетронутое ложе. Низкий столик рядом был заставлен блюдами с мясом, рыбой, ароматными овощами, пивом, хлебом и медом.

На полу лежала девочка, чья маленькая, медового цвета спина испещрена кровоточащими следами от ударов хлыста. Над ней стоит темноволосый человек с короткой бородкой, одетый в схенти, сандалии из тисненой кожи и нагрудник из чеканной меди. Его взгляд был полон ярости. Человек замахнулся хлыстом.

Способность мыслить рационально испаряется. Остается только смертоносный зверь. Выскакивают когти. Хриплый рев, вырвавшийся из груди, разрывает ночь с силой гранатомета.