— Всё должно быть не так! — почти прорычала я после нескольких успешных вдохов. — Всё должно было закончиться раньше. Тебе больше нечем меня задеть.

Вода отступила слишком быстро, и обнажённому телу сразу стало холодно. Можно было не продолжать, но злость, кипевшая во мне, требовала выхода:

— Я не виновата в смерти Кристины и не желала её. Я сражалась с Яном за каждый день её жизни. И нет, я не простила ему этого, но это не мешает мне его любить. И совершенно неважно, насколько я хороша или нет, потому что это уже не имеет значения. Он — мой. И я без него отсюда не уйду.

— Попробуй забери, — голос удалялся, рассыпаясь осколками злобного смеха. Подозрительно быстро.

Пока мы не выбрались, расслабляться было нельзя. Но и что делать дальше, я не понимала, поэтому пока просто пробиралась вперёд, насколько в этом озере вообще можно было понять направление. Вода так и оставалась мне по пояс, но воздух стал невыносимо холодным, хотелось окунуться и не выбираться, но я понимала, что тогда всё начнётся сначала. Возможно, впервые в жизни вода не была моим союзником, и мне было откровенно страшно находиться в ней.

Пробираясь в темноте, я думала вот о чём: знал ли Ян, насколько тяжёлым станет для меня это испытание? Он убеждал меня, что мне ничего не грозит, но что-то я бы так не сказала. И если мне было настолько тяжело, то как там он? И найду ли я его в этой кромешной тьме? Слишком темно и слишком тихо вокруг, ни одного признака жизни. Голос исчез, и я осталась в полном одиночестве, пустом и холодном. Как сама смерть. Эта мысль оказалась для меня слишком шокирующей, я буквально почувствовала, как страх сковывает меня, замедляет шаги, делает движения нерешительными, слабыми, и пускает по и так замёрзшей коже неприятную дрожь.

Эта чернота пробиралась в душу, отравляя её бесконечным ледяным одиночеством. Ты здесь один, навсегда, и никто не придёт тебе на помощь. Есть только ты сам, и опереться ты можешь только на себя, больше не на кого. Это не было моим ощущением, я поняла это сразу. Это было то, с чем Ян жил многие годы, десятилетия. Мир менялся, люди приходили и уходили, а он оставался в этой бесконечной темноте, ядовитой, холодной, убивающей всё радостное и живое.

На несколько мгновений я остановилась, чтобы оглянуться по сторонам: всё та же чернота, но уже не такая матово-мягкая, а колкая, как морозная бесснежная ночь. Вот только небо всё-таки было живым. Я запрокинула голову, всматриваясь в слабый свет, пробивающийся сквозь тучи, глубоко вздохнула и, оттолкнувшись, кинулась в воду. Не было времени идти вброд — Ян был где-то рядом, где-то на глубине, не на поверхности. И мне следовало поспешить.

Странно, но Голос больше не появлялся, хотя в тот момент я бы даже обрадовалась ему — хоть что-то живое. Именно жизнь я и искала: в кромешном «ничем» Ян мог ощущаться только как что-то живое, в конце концов, у него было человеческое сердце, я это знала. В очередной раз вынырнув, чтобы сделать вдох, я вспомнила ту странную ночь в его кабинете, когда я отдалась порыву и не пожалела об этом. Если эта ночь будет хоть немного похожа на ту, что ж, я готова нырять за ним хоть на самое дно этого чёрного озера. Он того стоит. И его любовь стоит всего, что у меня уже есть, и что ещё только будет.

В таком настроении менялось и всё вокруг. Я не сразу заметила, но из-за тучи выбралась бледная пухлая луна, заливающая поверхность озера белёсым светом. Вода больше не выглядела такой пугающе чёрной, и озеро снова показалось мне привычным и безопасным, как то из моего детства. Под ногами чувствовалось дно — немного илистое, но вполне твёрдое, поэтому я решилась остановиться, чтобы отдохнуть и осмотреться, пока луну снова не закрыли тучи.

Светлое пятно на поверхности было слишком маленьким и далёким, и я увидела его не сразу, но едва заметила… Что ж, я не думала, что могу так быстро пробираться в воде, которая становилась всё холоднее. Но пока боль и холод отошли на второй план, потому что я нашла Яна. Это было очень странно: я стояла по пояс в воде, но Ян был настолько глубоко, что я едва видела его запрокинутое лицо, тело же уходило ко дну и было слишком тяжёлым. Мне пришлось наклониться, чтобы запустить руку ему под шею и придерживать голову, и от его веса меня вогнало в ил на несколько сантиметров.

Что-то было не так. Если мне вода доходила только до пояса, то почему Ян был настолько глубоко? Почему в такой плотной воде я с трудом приподнимала его голову? И чувствовала рукой, что его плечи и спина уходят почти под прямым углом.

— А ты что думала? Что он со своими грехами будет порхать здесь как пушинка? — засмеялся вернувшийся Голос.

— Серьёзно? Вот настолько буквально всё? На большее фантазии не хватило? — прошипела я, уже начиная уставать.

— Не хами, а то я тебя тут же вышвырну отсюда.

Пришлось промолчать. Вода нисколечко не помогала, мне казалось, что я буквально держу Яна на руках. Сколько же он весит? Ну, навскидку, я полагала, что не меньше девяноста. А во мне на тот момент было около пятидесяти пяти. Но не только в весе было дело. Во-первых, стоять, наклонившись, было максимально неудобно. Второй рукой я пыталась поддерживать Яна под спину, так что меня ещё и перекосило, и моя спина не была за это благодарна. Ил с радостным чавканьем засасывал меня всё глубже и уже добрался до ссадины на ноге, отчего она жутко защипала и зачесалась, но застряла я крепко и уходила всё глубже, поэтому и пошевелиться не могла. Вот только вода не поднималась, поэтому верхняя часть тела уже не просто была покрыта мурашками, а тряслась крупной дрожью. Холод, тяжесть, дискомфорт становились ощутимее с каждой секундой.

— Я пока побуду тут с тобой, просто хочу узнать, как долго ты продержишься.

Ещё и этот голос! Ну конечно, кроме физического испытания, должно же быть ещё и моральное.

— Без проблем, ты мне не мешаешь.

— Ты уверена? Давай тогда поговорим, а то тебе тут будет очень скучно стоять ещё несколько часов.

— Сколько?! — Признаюсь, мне сейчас стыдно, что я тогда не сдержалась. Это выглядело так смешно и так по-детски несерьёзно. Вроде как я готова пройти испытание вместе с Яном, но не то чтобы очень: не слишком долго, не слишком утомительно, и уж точно не больно.

Голос расхохотался, и я сразу же сжала губы. Нечего болтать. Мне хотелось переступить с ноги на ногу, потому что я чувствовала, что правая нога утопает сильнее, но я слишком крепко застряла в иле. Хотелось подставить колено, хоть на секундочку, чтобы разгрузить руки, но опять-таки ничего бы не вышло. Поэтому я постаралась прогнать эти мысли, сосредоточившись на Яне.

Он был прекрасен. Я уже видела его однажды в похожем виде: когда он беспечно заснул со мной в одной кровати. Тогда он доверился мне, был таким беззащитным, таким беззаботным, таким человечным. И от этого воспоминания мне будто сердце залило сладким сиропом. Наверное, с обезболивающим, потому что тело перестало чувствовать весь этот дискомфорт. Тела больше не было. Меня больше не было. Только бесконечная зашкаливающая нежность. Или, всё-таки, уже не только нежность, но и чистейшая любовь?

Не удержавшись, я наклонилась, хоть это и получилось у меня с трудом, и поцеловала его в приоткрытые губы. Он дышал медленно и глубоко, будто крепко спал, но по дрожащим ресницам и движению глазных яблок под веками я понимала, что, хоть тело его и спокойно, но душа борется.

Справится ли он? Его лицо казалось мне слишком бледным, и даже рациональное объяснение, что в таком свете это нормально, меня не успокаивало. Слишком бледный, губы чуть пересохшие, веки тревожно вздрагивают — ну как я могла не переживать?

— Ты такая милая! Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь так над ним трясся. Ты знаешь, кем была его мать?

Я всё ещё старалась игнорировать этот противный голос, но любопытство было сильнее.

— Ну, конечно же, я тебе не скажу. Пусть сам рассказывает. Но он был бы польщён, что ты тут стоишь, терпишь, страдаешь, мёрзнешь, вместо того, чтобы ждать его за столиком с бокалом вина. Интересно, какая девушка ему понравилась бы больше? Сильная и гордая королева, или нянька, которая чуть что бежит подтирать сопельки.