И она трижды постучала в ворота. Бежавшая девушка была утомлённой, и из её небольшого, почти детского кулачка звук исходил глухой и слабый. Бросив под ноги узел с провизией, она принялась бить кулаками по воротам, хлопать по ним ладошками – никто не открывал. Пауза. Девушка собрала всю силу в кулак и забарабанила в закрытые двери. Она не отступала, но по ту сторону не слышалось ни звука. Рипсимия присела у ворот. От усталости, свалившейся на плечи измученной странницы, и рассвета, безумно быстро павшего на землю, красивая, но истерзанная долгой дорогой девушка задремала. Она спала, прислонившись спиной к браме, раскинув руки, словно для объятий. Её прекрасное лицо было расслаблено, длинные ресницы робко прикрывали бездонные глаза. Рипсимия не чувствовала ничего, только иногда пальцы как будто пытались что-то схватить. Порой она всхлипывала, шептала имя мамы. Во сне Агапия улыбалась дочери, целовала нежно в лоб, заплетала ей волосы в косу и задавала всего один вопрос: «Почему же ты сбежала из дома, не поговорив, не объяснившись, не спросив совета? Глупая, глупая доченька, испугалась…»

Заскрипели колёса – у дома остановилась повозка, из которой вышел отец в длинной мантии цвета слоновой кости, в чёрных высоких сандалиях. Отец высок, красив и почему-то очень молод. Почему Рипсимия никогда не замечала, как молод и хорош собой её отец? Он протянул дочери мешочек, в котором блистают серьги, украшенные речным жемчугом. Это подарок за возвращение домой после стольких дней скитаний. Девушка бросилась на шею отцу с мольбой о прощении за поспешное решение, за боязнь, за предательство. Картина с семейной идиллией сменилась другой: люди в железных кольчугах и шлемах, в руках у них пилумы, гладиусы, спаты – они пришли не с миром, а нападать. Воин одним ударом пилума в сердце сразил отца… Мать забрали в лупанарий – отдавать любовь женатым римским гражданам за один сестерций. Рипсимия упала на колени, она целовала стопы легионерам, кричала, что сделает всё что угодно, лишь бы мать оставили в покое.

– Оставьте, оставьте её, прошу вас! Послушайте, передайте Диоклетиану, что я сделаю всё, что он захочет! Что я… я люблю его! Сбежала, не потому, что боялась, а потому, что не хотела быть второй женой!

– Лжёшь, грязная девка! – легионер ударил Рипсимию по лицу так сильно, что огненный след остался на её щеке. – Ты слышала, что император делает с такими, как ты? Не слышала? Да как ты посмела обмануть императора? Думаешь, ты умнее его? Сейчас ты и твоя мамаша отправитесь куда подальше, только не в тюрьму, нет, будете продажными девками, сидеть в грязных комнатах с табличками и принимать гостей! Вот там и будешь показывать свою хитрость и мудрость! А если кого-то плохо обслужишь и на тебя пожалуются – сдохнешь, как червь, и имени твоего никто не помянет…

Рипсимия проснулась в холодном поту от собственного крика – видение снова её преследовало, в этот раз оно было правдоподобным. Ей стало зябко, но поднявшееся солнце пригревало лицо сонной девушки. Где-то вдали пели птицы – их тонкие ноты зачаровывали девушку. На минуту она заслушалась, а потом снова начала стучать в ворота. Она стучала и стучала и от очередной неудачной попытки спустилась на землю.

– Кто стучит, тому и открывают! – повторяла себе странница.

И её действительно услышали. Огромные ворота отворились.

Девушка в тёмных одеждах проводила беглянку в небольшой домик, в котором странствующая могла согреться и отдохнуть. Внутри было почти темно, небольшой очаг горел в северном углу, скамья из оливкового дерева стояла напротив. Роспись на стенах поразила Рипсимию: по голубому небу плыли облака, а под ними замерла женщина. Её лицо выражало неизмеримую доброту и спокойствие. Длинные светлые, словно колосья пшеницы, волосы волнами ниспадали на плечи, а в глазах бледно-зелёного цвета отражалась любовь и всепрощение. Голову её украшала корона – золотая и массивная, усыпанная алыми, как кровь, драгоценными камнями.

– Какая красивая… – произнесла вслух Рипсимия. – Я ещё никогда не видела таких очаровательных женщин.

– Какой-то странник, поражённый красотой и величием принцессы, решил увековечить её образ здесь. Когда я впервые вошла сюда, в эту комнату, мне, так же как и тебе, бросился в глаза её лик – я изумилась, насколько она жива и насколько прекрасна. Говорят, она погибла за веру в Бога… Но сейчас тебе необходимо согреться и попробовать поспать.

– А как долго я могу пребывать в этой комнате?

– Ночь. Здесь разрешается отогреться и вздремнуть с дороги. Эта комната отведена специально для странников, чтобы они могли побыть в тепле.

– Что мне делать дальше? Прошу, дайте мне надежду остаться в стенках вашего дома! – Рипсимия заглянула в глубокие глаза новой знакомой.

– Дом Божий никого и никогда не выгоняет – все, приходящие сюда добровольно, – отчаянные и обездоленные люди, которым нечего терять, но которым всё же хочется что-то найти. И находят. Знаешь, если ты останешься здесь, то будешь соблюдать ряд правил, будешь выполнять работу. Тебе может это показаться каторгой или мукой, но только через веру и труд ты обретёшь счастье и найдёшь себя.

– Сами боги привели меня к вам!

– Человек не может поклоняться всем богам – Бог един. Одна ипостась, и природа у Него одна – Богочеловеческая. Сначала Он был человеком, но позже Его распяли за грехи каждого из нас, – девушка склонила голову, сложила три первых пальца правой руки и коснулась лба, живота, правого плеча и левого.

– Что это за знак? Что он символизирует? – встревоженно спросила Рипсимия. – Это касается меня? Меня ждёт смерть?

– Это – крестное знамение. Позже ты увидишь, странница, что это значит. Здесь тебя научать беседовать с Богом, благодарить Его, просить Его, открывать Его другим. Но только если ты этого хочешь. Невозможно заставить получать учение, принимать его и понимать.

– До сих пор я думала о том, что нами управляет Юпитер и Юнона, Нептун и Церера… – разочарованно произнесла Рипсимия. – Почему нам всегда говорили, что наказывает нас Юпитер, а все умершие попадают к Плутону?

– Позже ты всё узнаешь. Все дороги откроются тогда, когда откроешь сердце для Бога. Если ты пришла сюда, отыскала монастырь, который расположен на самой крутой горе – с тобой был Бог, Он сам привёл тебя сюда. Он хотел показать тебе, что есть иная жизнь – в смирении, в тишине, в диалогах с собой и Богом, в работе и покое.

Девушка покинула тёплую комнату: Рипсимии следовало выспаться после трудной дороги. Её не спрашивали – кто она и откуда, с какими помыслами она стучала во врата монастыря – здесь не задавали вопросов, не кричали, не смотрели искоса. Здесь иначе, чем везде.

– Кто же он такой? Кто же этот Бог? – с этими словами странница заснула на деревянной скамье.

Удивительно, но Рипсимия спала крепким, спокойным сном. Её ничего не страшило, ничего не терзало её мыслей и чувств. Спалось так, словно она дома, в колыбели – тепло и уютно. И только её веки иногда приоткрывались, будто пред глазами мелькал силуэт человека: из-за его спины выглядывали два крыла – белые, нежные, пушистые.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Помилуй, Господи, душу странницы. Сохрани её душу под покровом Твоим, укрой от врага злейшего и лукавых деяний, даруй умиление и крепкий спокойный сон. Спокойного сна, спокойного сна, и пусть спит она. Пусть всегда любовь Твоя, Господи, следует не впереди, не сзади неё, а рядом. Аминь.

– Кто ты? – пробормотала дева сквозь сон.

– Я тот, кто будет с тобой рядом, кто укажет тебе путь и всегда будет находиться на твоём плече. Ты можешь рассчитывать на мою помощь: в трудные дни и в дни лёгкие, в страданиях, в беде, в добре – подам тебе крыло, пролью свет там, где ты попросишь. На твоём пути были и будут лукавые, будут искушения – не дай им власти, не будь обманутой.

Долгий и крепкий сон Рипсимии прервал уже знакомый тихий голос.