Темнота на складе была настолько густой, что казалось, к ней можно прикоснуться. Андрей не стал корчить из себя гордого разведчика и осторожно направив фонарь вниз включил его на минимальной мощности. Луч высветил грязный пол и нижнюю часть стеллажей с коробками, то что склад оказался почти не разграблен поначалу удивило физика, но потом он вспомнил разговор трёх мутных личностей. Это были не обычные беспорядки и погромы, это был натуральный наукацид, а не голодный бунт или мятеж. Пробираясь между полками с товарами, он услышал приглушённые голоса.

– ….и визжал он аки свинтус мучительной казни подвергаемый, коей мы его предать и собирались…

У Андрея от этой фразы вырвался нервный смешок, а разыгравшееся воображение предоставило ему картину, как городской тощий ботаник в очках с толстенными линзами собрался забивать здоровенного борова с помощью ржавой ножовки.

– ….а уж как мы верёвку пеньковую принесли так он вырываться начал, изрыгать проклятия жуткия, шото навроде «на ноль помножу» «шоп вас иона…» короче полем каким то «анихилизировало» что ли....

Дальше Андрей слушать не собирался, но как только он попытался отойти от стены и преступить к набиванию сумки продуктами как страшный удар по затылку отправил его в кратковременное путешествие по бессознательной составляющей бытия.

Саныч, выйдя из центрального корпуса СГУ, уверенным шагом направлялся к ближайшей станции метро. Но с каждым пройденным метром его уверенность постепенно таяла. На первый взгляд всё было как обычно, на детских площадках играли дети, через дорогу профессор увидел нескольких сорванцов с портфелями, решивших прогулять первые уроки в школе, люди, спешащие по своим делам, и даже традиционные утренние пробки на дорогах дополняли картину обычной жизни в будний день. Однако же Саныч буквально ощущал витавшую в воздухе неотвратимую беду и опасность. Присев на скамейку в парке, он прикрыл глаза и задумался: “И так, что мы имеем? Вначале повылазили всякие «альтернативные учёные» со своими Атлантидами, пельменями, как сверхсокральной ритуальной пищей, всемирнопотопленцы и плоскоземельцы. Потом вылезли гомеопаты, которых, потом признали на государственном уровне… мы тогда посчитали это нелепой шуткой, как выяснилось очень зря. А ведь дальше по накатанной в школах перестали толком учить естественным наукам и вместо них ввели «основы культуры Храма Всевышнего», потом впихнули кафедру теократии и теофизики в СИФИ[4], потом их стали открывать по всем ВУЗам страны… Да всё это звенья одной цепи! И ведь сделали так ловко, что мы и не замечали, а просто отмахивались от «очередной прихоти дурачков в правительстве». Саныча на секунду охватило отчаяние, на лбу выступил холодный пот. Он резко встал со скамейки, встряхнулся и уже не торопясь, всё ещё охваченный чувством тревоги от недавних размышлений, побрёл в сторону метро. «А ведь и в самом деле, как ловко… Сегодня утром эти Тамплиеры, недоделанные показали кто в Университете теперь главный, тут уж без правительственной поддержки явно не обошлось» чувство тревоги усилилось «да нет, быть такого не может» рассуждал он дальше «не могут же там сидеть сплошные идиоты, не осознающие катастрофических последствий. Так, надо всё обдумать в более спокойной обстановке, наверное, это просто нервы из-за внезапного увольнения». От невесёлых раздумий он отвлёкся, дойдя до светофора, и в ожидании зелёного сигнала просто стал оглядываться по сторонам. И тут наконец он заметил то, что мозолило ему глаза последние минимум полгода. То тут, то там, в разных концах улиц он ещё тогда стал замечать группы людей, стоящих по трое, подозрительно оглядывающихся. И вот он обратил более пристальное внимание на такую группу граждан, двое из них обычные мужики простецкого вида, а вот третий оказался высоким подтянутым молодым человеком с бритой головой и здоровенным символом Храма, висящим на толстой золотой цепи. Поймав их злобный подозрительный взгляд Саныч невольно отвёл глаза в сторону. Торопливо перейдя на другую сторону улицы, профессор направился ко входу в подземку, ощущая на себе недобрые взгляды. На станции тоже было не всё гладко, вместо патрулей милиции, стояли те же «тройки» подозрительных явно не местных граждан. Вокруг Саныча как будто стали сгущаться тени, он физически ощутил нарастающее напряжение, лица окружающих потускнели и только последователи Храма и их сопровождающие светились каким-то ярким демоническим светом. В поезде он ехал как пришибленный постоянно, ловя на себе подозрительные и откровенно ненавидящие взгляды, скоро должно было что-то случится и это что-то явно было нехорошим.

Квартира Саныча располагалась в довольно потрёпанном шестнадцатиэтажном доме, направляясь к своей квартире он невольно замедлил шаг. И тут ощущалось чувство неправильного, и чего-то неестественного. «Или весь мир сошёл с ума или у меня уже паранойя, галлюцинации и горячка» подумал он пытаясь отбросить неприятные ощущения. Но они всё усиливались, как будто здесь были пролиты несколько галлонов страха, щедро приправленные мешком неотвратимой беды и безысходности. Дверь была взломана, в прихожей валялись ошметки того, что когда-то было одеждой вперемешку с щепками, оставшимися от мебели. Саныч осторожно, стараясь не шуметь выглянул в коридор и услышал приглушённые голоса, доносившиеся из гостиной.

– Короче, мля, как только ботаник появится, берём тёпленьким.

– А если он слинял на хер?

– Да куда он нахрен денется, придёт ёпта!

Послышались шаркающие шаги, отступать было поздно. К счастью, взломщики не пошли к выходу, а рассредоточились по квартире, один, судя по звукам, копался на кухне, ещё один двинулся в библиотеку, и ещё один, насколько мог слышать Саныч остался в кабинете и чего-то там курочил монтировкой. «Ну всё, сволочи, вот тут вы перешли последний блокпост» вспомнил учёный присказку своего инструктора по общевойсковой подготовке.

– Слышь – прокричал один из них – да профэссор тот неплохо жил ё моё, тут барахла немерено.

– Ага! Пацаны! Внимательнее шмон наводим, верняк у профессуры где-то нычка есть с ништяками. – Дальше Саныч ждать не стал, осторожно, стараясь не шуметь, он подобрал железную подпорку некогда бывшей деталью шкафа. Тихо и решительно он прошёл на кухню и недолго думая врезал тяжёлым железом в основание черепа первого послушника, проигнорировав звук упавшего тела он прошёл в гостиную, где как раз в тумбочке с бумагами самозабвенно копался второй. Вне себя от ярости метким пинком профессор впечатал мародёра рожей в деревянную поверхность и когда тот шатаясь развернулся к нему добавил подпоркой в челюсть. На этом эффект неожиданности был потерян, из его кабинета выскочили двое.

– Ээээ, мля! чё за ботва?! – прокричал один из них вскидывая пистолет.

«Вот сучары!» мысленно взвыл Саныч и сделал то что первое пришло ему в голову: бросил в последышей Храма ставшей бесполезной деталью и бросился из квартиры. В след ему раздались выстрелы, потом крики «стой мля, не шмаляй, живым сказали брать пиндосину, за ним!». Наплевав на осторожность, профессор квантовой физики чуть ли не скатился по лестнице вниз слыша крики и стук туфель погони за спиной. В это момент ему вспомнился мудрый совет с курсов самообороны для гражданских лиц последняя фраза в которой была такая «А потом бегите нахрен куда глаза глядят». Именно так он и поступил, распахнув тяжёлую дверь подъезда Саныч не обращая внимание на изумлённые и возмущённые возгласы прохожих припустил вниз по улице расталкивая встречных и огибая препятствия, но тут прямо перед ним как из-под земли вынырнули ещё трое последователей. Затормозить он не успел, стоящий прямо перед ним ловко ударил его кулаком в нос, остальные сноровисто накинулись с боков выкручивая руки. Последнее, что он запомнил перед тем как его вырубили, была дикая боль пронзившая всё тело.

Илья сидел на полу в прострации прислонившись к холодной стене секретного бункера. В мониторы уцелевших камер внешнего наблюдения он видел, как штурмовали цех механической обработки, и несмотря на то, что микрофонов не было ему казалось, что он слышит грохот взрыва, разворотившего дверь главного входа, выстрелы, треск горящей крыши, звон бутылок с зажигательной смесью. Крики умирающих становились громче и ярче стоило ему только лишь прикрыть глаза. И даже впав в полудрёму, он непроизвольно вздрагивал, когда память услужливо подкидывала ему картины утренних событий.