Она положила свои вещи на пустой рабочий стол, за которым обычно сидела. Чуть меньше года назад в издательстве ввели принцип перемены мест, согласно которому никто из сотрудников больше не имел постоянно закрепленного только за ним стола, и теперь каждый по окончании рабочего дня должен был прибирать за собой рабочее место, чтобы назавтра за него мог сесть кто-то другой. Но многие в редакции предпочли ничего не менять, и некоторые, как, например, Вероника, прочно обосновались на своих местах.

Арт-директор махнула ей из-за своего загроможденного стола.

– Хорошо, что ты пришла, надо обсудить несколько материалов, которые я хочу пустить в работу. Сузанна всегда вникала во все детали и старалась ничего не упустить.

Последние слова прозвучали как упрек, однако Анна не поддалась на провокацию. Но и спешить с ответом тоже не стала. Вместо этого она сначала не торопясь повесила свое новое, цвета серого графита пальто на вешалку, стоявшую возле книжного стеллажа. После чего неторопливо направилась к столу арт-директора.

Очки Вероники съехали на самый кончик ее носа. Она сидела уткнувшись в один из двух больших мониторов. В воздухе витал запах кофе. На письменном столе стояло не меньше трех наполовину пустых стаканчиков. Темная жидкость подернулась светлой пленкой. «Все-таки при всей своей аккуратности и исполнительности, – подумала Анна, – арт-директор та еще неряха».

Вероника показывала эскиз одного из разворотов журнала. Анна внимательно слушала, как арт-директор объясняет ей, что она об этом думает и какие проблемы нужно решить. Когда она закончила, Анна забрала у нее эскиз и внесла в него красной ручкой несколько правок.

– Если мы уберем это изображение и заменим его вот этим, то основной текст и заголовок рубрики окажутся поверх всего разворота. Я могу сделать коротенькое введение, оно должно быть не длиннее четырех строк. А это мы вынесем в отдельное окошко и поместим как интересный факт.

Она покосилась на Веронику. Арт-директор щурилась, несмотря на очки с толстыми стеклами.

– Что ж, это может сработать. Но я разместила бы окошко с фактами вот здесь.

Вероника взяла у Анны красную ручку и быстро начертила прямоугольник в левом нижнем углу. И, надев на ручку колпачок, стукнула ею несколько раз по столу, показывая, что на этом обсуждение закончено. Вероника выглядела довольной. Она согласилась с решением Анны, и Анна улыбнулась про себя. Может, она начинает постепенно завоевывать уважение арт-директора?

Вероника переключила внимание на верстальщицу Катрин, которая сидела напротив нее.

– Поменяешь снимок на пятой странице? В материале про питание до сих пор красуется картинка с очень низким разрешением – надо бы поправить. И еще, ты уже получила исправленную обложку из отдела иллюстраций?

Распоряжения следовали быстро, но с мягкой интонацией.

Глория вручила Анне стопку бумаг. Это были готовые эскизы страниц, которые требовалось просмотреть и одобрить, прежде чем они отправятся на верстку, пусть даже она читала все эти статьи на более ранней стадии. Как шеф-редактор Анна должна была отвечать за все публикуемые в журнале материалы. Сейчас она не стала заострять внимание на нескольких небольших заметках о красоте и сосредоточилась на самом главном: непонятные места в тексте, пропущенные подрисуночные подписи, невнятные вступления, обычные орфографические ошибки. Она не хотела подвергать своих редакторов лишнему стрессу и старалась исправить все недочеты сама.

– Всем привет! – На пороге редакции возникла Диана.

Анна с удивлением уставилась на ее одежду. Спортивный трикотажный костюм светло-розового оттенка, новенькие кеды, белокурые волосы собраны в высокий хвост. Она протянула свой смартфон.

– Кто-нибудь должен сфоткать меня в этом прикиде. – И она назвала жутко модный бренд, который только что выпустил новую коллекцию спортивной одежды. – Я выложу это на своей странице в Instagram.

– Мы подчищаем последние огрехи. Весь журнал должен быть одобрен и сдан в типографию до двенадцати часов, – отозвалась Вероника, не поднимая головы. – Это куда важнее, чем твой Instagram.

«Все такое же неуважение к Диане», – подумала Анна, но вслух ничего не сказала.

– Но это важно и, потом, это быстро! – возразила Диана и шагнула к Глории.

Анна увидела в глазах Глории панику и быстро приняла решение:

– Лучше попроси Эмили.

Эмили сидела за одним из столов в ладной белой блузке, темно-русые волосы стянуты в обычный хвост. Анна заметила, что при этих словах Эмили скривилась. Она не предприняла ни малейшей попытки встать из-за стола, хотя было очевидно, что она хорошо слышала слова Анны. Словно упрямый подросток, она продолжала таращиться в экран своего монитора. Анна подумала о своей старшей дочери. Тесс могла вести себя точно так же, когда Анна просила ее достать посуду из посудомоечной машины, рассказать, какие уроки ей задали на дом или еще что-нибудь в этом роде. Подростковый период со всеми его проблемами явно добрался и до Тесс. Но многочисленные взрывы эмоций и демонстративное хлопанье дверьми в последнее время сменились тишиной. И Анна теперь даже не знала, что лучше. Матиас продолжал тревожиться за дочь. Он считал, что они должны что-то предпринять, например сводить Тесс к психологу. Но Анна полагала, что это просто такой период, и Матиасу надо проявить немного терпения. Анна помнила, каким подростком была она сама. Перехлестывающие через край эмоции и постоянные перепады настроения в этот период – обычное дело, да и Тесс, скорее всего, упрется, если они потащат ее к психологу.

Но Эмили уже далеко не подросток, и Анна почувствовала нарастающее внутри раздражение. Она вспомнила, что однажды Диана назвала стажерку той еще занудой. Диана права, хотя Эмили была очень даже неплохой девушкой, правильной и аккуратной. Но реальная жизнь отличается от того, что пишут в учебниках по журналистике. И Анна должна следить за тем, чтобы в реакции все работало без сучка и задоринки. Несмотря ни на что.

Диана посмотрела на Эмили, которая даже головы не подняла.

– Эмили, сфотографируй Диану, – велела Анна, и в ее голосе послышались суровые нотки.

Правда заключалась в том, что все они трудились в коммерческом издании в условиях сурового медиаклимата, где нужно было уметь справляться со все более сокращающимся бюджетом каждого номера, изменчивой и стареющей аудиторией подписчиков, жесткой конкуренцией в Интернете, где рекламный бизнес далеко шагнул за рамки старых добрых рекламных полос, и теперь нужно было очень постараться, чтобы он приносил тебе деньги. Анна отвечала за все, за выживание целой торговой марки. А для этого нужно было уметь приспосабливаться и идти на определенные жертвы.

Идеалистические представления о журналистике, очевидно приобретенные Эмили за время учебы в университете, были чистой воды химерой. Возможно, в душе Эмили считала Анну циничной, но на самом деле речь шла о преданности. Страстной преданности СМИ, торговой марке, издательству и прежде всего своей редакции. Анна знала: прими она одно неверное решение, и многие из сидящих здесь рискуют потерять свое место. Штаты многих других редакций постоянно сокращались. За последние несколько лет почти каждый третий журналист в стране остался без работы. Мысли про объемы продаж, доходы от рекламы и ежемесячную прибыль журнала не выходили у нее из головы и не давали спать по ночам.

Она просто не могла позволить себе быть высокомерной и придерживаться высоких идеалов.

Анна наблюдала, как Эмили демонстративно медленно встает и, не сводя с нее глаз, берет из рук Дианы смартфон.

– Спасибо, Эмили, – коротко поблагодарила Диана и, повернувшись следом к Анне, улыбнулась ей. – Спасибо тебе, Анна.

Диана позировала перед Эмили, а та с равнодушной миной щелкала снимок за снимком. Будь у Анны побольше времени, она бы поговорила со стажеркой о ее поведении. Впрочем, Диана тоже хороша: вот так неожиданно заявиться и с порога требовать, чтобы ее сфотографировали, когда вся редакция на ушах стоит, стараясь успеть сдать номер в срок. С другой стороны, она все-таки была главным редактором.