– И тут я припёрся, с бутылкой…
– Хоть не с пивом, и то хорошо.
Оба улыбаемся. Я доволен, что угадал с выбором.
– Ну ладно мы, молодёжь, – продолжает Татьяна. – Мозгов ещё нет. Но взрослые… Когда умер отец, на его поминки пришло много людей. Мужчины, женщины, старики. Мы с мамой накрыли стол, приготовили закуску и, естественно, водку. Куда ж без этого?! Я бы её и сейчас пить не стала, а тогда мне вообще было четырнадцать. Но бабки всё равно осуждающе смотрели и между собой шептались: «ДочкА на пОмынках нэ пье». Представляешь?
– Представляю.
Татьяна, когда возмущается, такая забавная.
Металлические перила холодные, чтобы долго на них сидеть. Мы снова поворачиваемся, теперь уже лицом к луне. По воде, покрытой мелкой рябью, к нам тянется дорожка лунного света, на которой хорошо видны часто возникающие небольшие круги. Это мелкие рыбки ловят насекомых с поверхности. Лёгкие порывы ветра шумят камышами. За четыре года они разрослись, стали гуще.
– Знаешь, с тобой я и не против сегодня выпить. Всё-таки ты единственный, с кем я дружила после переезда сюда.
Слегка подталкиваю её плечом в плечо, тем самым соглашаясь, что мы друзья.
– Жаль, у тебя не было компьютера. Поддерживали бы связь…
– Из нас двоих работает только мама. Компьютер долгое время был на втором плане. Много денег уходило на ремонт, дом-то мы купили не новый. Но ты звонил мне поначалу. Три раза, если не ошибаюсь. С днём рождения поздравлял. И это на три раза больше, чем звонила я… Даже как-то неловко.
– Помню, говорил, что радужка твоих глаз желтеет ближе к краям из-за того, что ты родилась в сентябре. Осенью вся зелень желтеет. А родись в ноябре, получила бы полностью жёлтую.
– Тоже помню, – толкает меня в ответ. – Я тогда сказала, что ты со своими был обязан родиться в середине лета.
Стоим, соприкасаясь плечами и краями ладоней, которыми держимся за перила. Я не сразу обратил внимание. Чувствую себя намного комфортней. Опять молчим. Но слов всегда больше, чем голоса. И это уже совсем другое молчание. Незаметно мы оказались в личном пространстве друг друга.
– Чем же ты занимаешься, если общаться тебе здесь не с кем?
Татьяна снисходительно улыбнулась:
– Ты не правильно меня понял. Всё не так плохо. Просто я не хожу на встречи одногруппников, не провожу с ними ночи в клубах. И, как следствие, не сильно с ними сближаюсь. Больше времени уделяю учёбе, читаю, занимаюсь танцами, помогаю маме. Ну и сюда прихожу, на мост. Даже зимой иногда.
– Здесь весной всегда так безлюдно?
– Весной – да. Но скоро лето – снова начнутся костры, пьяные песни под гитару, голые купания до утра и занятия сексом на траве под теми деревьями. И я перестану сюда приходить… до осени.
Секс. Стоило мне услышать это слово, как в голове что-то переключилось. Взгляд тут же метнулся вправо, на Татьянину грудь. Замечательный размер, манящий. И так близко. Захотелось увидеть, как эти формы сочетаются с обнажённым худощавым телом. Провести ладонью по всем женским изгибам.
С Ирой у нас не было секса недели три. Одни лишь ссоры и выяснения отношений. И со дня её смерти прошла ещё неделя. Смотрю на Татьянины губы, чуть припухлые, поблёскивающие в лунном свете. Без помады. Ненавижу помаду. И от понимания этого завожусь ещё сильнее. Хочу крепко-крепко обнять Татьяну и впиться в неё своими губами. Целовать так, чтоб даже не успевать дышать. А потом сойти на берег, упасть на траву и запустить руки под водолазку, ощутить своими ладонями тепло её манящей груди.
Желание нахлынуло так внезапно, что я слегка растерялся. Вино ударило в голову, и старые правила насчёт секса и дружбы перестают казаться такими уж крепкими правилами. Здесь. Прямо сейчас. Хочу.
«Возьми её за сиськи. Не будь бабой».
«Как ты вовремя».
«Эта ведь ещё живая. Хватай».
– Влад.
– Что? – с запозданием возвращаюсь в реальный мир. Сложно одновременно общаться с двумя собеседниками, когда кровь из мозга ушла в другую часть тела.
– Это ты меня спрашиваешь «что»?
Татьяна поймала мой жадный взгляд, снова спустившийся на её грудь. Улыбка медленно сходит с её губ. Почему она улыбалась? Я что-то прослушал?
– Извини, – говорю и уже не знаю, решаться мне на что-то или нет. Голос в голове одной фразой сделал моё желание таким мерзким. «Эта ведь ещё живая».
– Не извиняйся.
Татьяна не отстраняется в сторону, мы по-прежнему соприкасаемся плечами. Но я чувствую её волнение и возникшую напряжённость. Отводит глаза, смотрит прямо, на лунную дорожку поверх водной глади.
– Татьяна, я…
– Почему ты всегда называешь меня Татьяной? – перебивает, не позволив продолжить. И мне кажется, это сделано для того, чтобы я не сказал лишних глупостей. Смотрит всё так же прямо перед собой. – Не Таней, Танькой или Танюхой. А именно Татьяной.
Я помню, когда это началось: во второе лето нашего знакомства, в один из июньских вечеров. Мы вместе возвращались домой после дискотеки, на которой я устроил драку. Местный парень долго приставал к Татьяне, а её тактичные просьбы отстать на него не действовали. Тогда я проигнорировал слова тренера о мудрости и поступил нетактично, сломав тому парню нос. Кровь залила танцпол. Татьяна всю дорогу потом меня отчитывала. Она считала, что могла уладить проблему без применения силы. В какой-то момент я не выдержал: «Татьяна, прекрати! Я сам знаю, когда мне вступаться!» Имя в такой форме вырвалось само собой. С тех пор так и пошло. Я знал, что она самостоятельная. Знал, что не позволяет посторонним вешать лапшу себе на уши и распускать руки. За это её и уважал. Но ведь не могу же я сказать прямо. Слова будут звучать ещё глупее, чем разговор двух пьяных мужиков в дешёвом баре.
– Иначе тебя называть не получается.
Татьяна многозначительно улыбнулась.
– Тебя в России ждёт девушка?
– Нет. Ждать некому.
– Расстались?
Вот он, момент-лакмус моих переживаний, моего отношения к событиям и людям. У каждого в голове есть склад заготовленной лжи. Мы храним её для конкретных случаев или просто как шаблон, про запас, «на чёрный день». С её помощью мы хотим что-то скрыть от других или же что-то получить. Прокручиваем пред сном в голове, тщательно подбирая слова, делая её правдоподобней, или же верим в собственное умение импровизировать… «Расстались?» Что стоит ответить «Да»? Простое, короткое слово. Одно из первых, которые мы выучиваем в этой жизни. Его произнести так легко… Так легко соврать, наплевать на всех, и шансы на секс повысятся в разы. Не гарантия, но уже на два шага ближе к цели. Разве не этого все хотят? Разве не этим должны заканчиваться вечера?.. И так легко сказать утром самому себе: «Я просто был пьян».
– Неделю назад она умерла.
На губах Татьяны застыли слова, которым уже не суждено обрести форму. Такого ответа она не ожидала.
– Извини. Я не знала.
– Не извиняйся.
Разом выпиваю четверть бутылки и рассказываю об отношениях с Ирой. О том, что испугался серьёзных чувств и превратил наши последние два года в рутину, стараясь не замечать тоски и надежд в глазах своей девушки. Свёл все к сексу и совместным планам на будущее, отказываясь замечать настоящее. Рассказываю то, чем не делился даже с Богданом. Говорю и чувствую, что становлюсь свободней. Освобождаюсь от чувства вины, от тяжести в груди и неуместного сексуального желания. Я выговариваюсь как другу, ничего не приукрашивая. Татьяна не отводит глаз, смотрит на меня и молчит. Но соприкосновение плечом становится плотнее, её ладонь покрывает мою. Это поддержка.
Со стороны находящегося в полукилометре от нас автодорожного моста доносится рёв моторов. Вскоре за дальними камышами начинает мелькать жёлтый свет фар. Ещё через минуту на левом от меня берегу останавливаются бежевая «шестёрка» и два мотоцикла «Минск», красный и синий. На каждом мотоцикле – по парню и девушке. А вот из машины вываливается восемь человек. С тремя пятилитровыми баллонами пива, в военных пилотках и ремнях с начищенными бляхами. На тощем высоком парне красная футболка с гербом СССР. Громко напевая строки из песни «Одна на всех, мы за ценой не постоим», народ быстро сбрасывает с себя одежду и с восторженными криками прыгает в реку. Туда же летят и баллоны с пивом. Темноволосая девушка отказывается заходить в холодную воду, поэтому двум парням приходится хватать её за конечности и, раскачав влево-вправо, игнорируя визг, закидывать подальше от берега. Затем эти же парни бегут к деревьям, на тарзанку.