Он почесывает в затылке. Может быть, его похитил джинн? Или это был сон? Состояние его минарета не оставляет никаких сомнений по поводу того, что с ним приключилось. Все еще возбужденный, он мечтает только о том, чтобы снова увидеть соблазнительную незнакомку, которая ничего ему не оставила – ни цветка, ни вуали, ни сандалии – в знак сладостного воспоминания, не оставила даже своего имени. Но дверь павильона, оказывается, закрыта на замок.

– Что это значит? Меня заперли? Неужто я опять в заключении?

Ему не терпится поскорее выйти, и он уже собирается вышибить дверь, сорвав ее с петель ударом плеча, как вдруг до него доносятся голоса, звучащие в саду, и стук лопаты. Гаратафас отказывается от своей затеи и приникает глазами к щели. Солнце уже высоко, и садовники принялись за работу. Ему хорошо известно, где он находится и какая опасность ему грозит, если в какой-то момент его случайно обнаружат в саду гарема. Бывший галерник снова садится и ждет, пребывая в состоянии крайней досады, оттого что он опять в плену, хотя на этот раз – в раю прекрасных гурий.

Смущенный, готовый к яростной вспышке, но уже заинтригованный капризами шаловливого Амура, он терпит весь день этот вынужденный отдых. Он посасывает оставленные ему сладости, мечтая о сосках незнакомки. Солнце садится, но не появляется та, чьего имени он не знает. Гаратафас начинает беспокоиться. И пускается в рассуждения. Если она держит его здесь под замком, то, очевидно, только для того, чтобы вновь с ним увидеться, но осторожность требует от нее сохранять возлюбленного в тайне. А каким мужчиной он себя показал! Пять раз он на нее вскочил, не считая одного раза сзади! Он, как минимум, заслуживает стать героем ночей Гаруна-аль-Рашида. Она еще увидит, что он ей приготовил! Он уже продумывает всевозможные уловки сладострастия, предназначенные для утоления страсти той, которая обнаружила столь яростный аппетит. Наконец-то ночь! Теперь уже весь во власти вожделения, Гаратафас нервничает и начинает мучиться от чрезмерного томления. Шорох за дверью. Вот она – поворачивает ключ в замке! Он ложится и вытягивается на покрывале. Укутанная вуалью фигура проникает в павильон, пряча под плащом фонарь. Но когда Гаратафас, вне себя от счастья, всей пятерней направляет на нее свой ко всему готовый минарет, раздается хохот, в котором нет и намека на юную свежесть.

– Черт возьми, мой красавец, ты и в самом деле образцовый жеребец, не зря тебя так расхваливала Зобейда! Я бы тоже не отказалась попробовать. Только захочешь ли ты меня?

Фигура освобождается от своего хиджаба, и сраженный минарет падает. Гаратафас узнал старую христианку, которая накануне вечером подавала на стол. Он заворачивается в покрывало, чтобы не выставлять себя на посмешище.

– Чего ты хочешь от меня, старая хрычовка? Что ты здесь делаешь? И кто эта Зобейда, о которой ты говоришь?

– Только не все вопросы сразу, моя любовь! Так ты, стало быть, не знаешь, кто оказал тебе почести в своем дворце при свете зари?

– Она не назвала своего имени.

– Это Зобейда, тридцать первая жена Барбароссы – его самая последняя пленница, купленная в Триполи. Он без ума от нее, и она его обожает.

Впервые с тех пор, как он был захвачен во время набега, Гаратафас по-настоящему испугался. Выходит, он, не подозревая об этом, делил с владыкой морей его достояние! Эта женщина – собственность хозяина Алжира! От этого открытия его бросает в дрожь. Он чувствует себя преданным, нет, облапошенным как последний болван. Он ненавидит себя за то, что поддался неодолимому влечению. Но как было возможно устоять перед ее зовом? Он уверен, что настал его последний час.

– Где же Юсуф с его огромной саблей!? Позови его! Пусть он сразу меня и прикончит! Я виноват и признаю это!

Старуха лишь ухмыляется.

– Ты что же, мое сокровище, никак боишься? Попался, голубок! Знаю я вас, мужчин! Женщинам вас легче приманить, чем ос на сахар!

Гаратафас взрывается от негодования.

– Злобная старая кляча, и еще более зловредная Зобейда! С ее притворством, с ее жеманными выходками! Как это понимать? Почему она разыграла меня?

– И еще как разыграла – воспламенила, судя по тому, что она рассказала мне!

Гаратафас бросается на старуху. Он уже едва не душит ее, но она отбивается с похотливыми ужимками и продолжает хихикать, приговаривая:

– Ишь, какой тяжелый! Ах, как ты силен! Весь из мускулов и отменно сложен! От такого мужчины родятся прекрасные дети.

Последние ее слова заставляют Гаратафаса убрать руки.

– Хватит надо мной насмехаться! Что ты хочешь сказать, сушеная фига?

– А ты меня пощекочи еще раз, и я выложу тебе все, что ты захочешь узнать, глупый красавчик! Увидишь, я посвящу тебя в самые сокровенные тайны гарема.

Но турок вовсе не намерен дурачиться. Его пальцы ныряют под ее хиджаб и изо всей силы вцепляются ей в лобок.

– Ты знаешь какую-то ее тайну?

– Уи-и-ий! Нет, не так сильно! Перестань! Я пошутила!

Гаратафас ослабляет хватку и отталкивает ее. Она переводит дух.

– Иисус-Мария-Иосиф! Я добилась только того, что заслуживаю! Но это лучше, чем язык евнуха!

– С меня хватит, старая свинья! Уймись со своими сальностями! Вы что, только об этом и думаете в гареме Барбароссы? Сегодня утром Зобейда будит меня и, как сука во время течки, требует, чтобы я отдолбал ее во всех позах, а теперь еще ты, похотливая карга! Хайраддина, что ли, на всех не хватает? Так Хасана просите, чтобы он вас щекотал!

– Ах, прекрасный гребец, кажется, ты начинаешь понимать! Ни Хайраддин, ни Хасан ничего не могут дать красавице Зобейде! Потому-то она и выбрала тебя, едва увидев.

– Есть и другие мужчины в Алжире!

– Но не такие, как ты! Слушай, я доверю тебе одну тайну. Зобейда хочет детей от своего господина. Но, увы, он на это уже неспособен. Не то чтобы он утратил свою мужественность. Напротив, в свои семьдесят с лишним лет он часто посещает жен. Но чтобы зачать…, нам, женщинам гарема, уже давно это стало понятно. Старый мужчина более сух, чем дюна в летнюю пору. Зобейда долго считала, что это она бесплодна. Тогда мы стали тайно подменять ее в постели господина другими девственницами… безрезультатно. Ни одна не понесла. По правде сказать, его это совсем не беспокоит. Он все время носится по морям, и у него уже есть два сына: старший – Хасан Паша, от матери-мавританки, и еще Хасан Ага, приемный. Но Зобейда любит его и хочет подарить ему сына, прежде чем Аллах его у нее заберет. Поэтому вчера, когда мы наблюдали за тобой, она тебя выбрала, как жеребца на племя.

Гаратафас, с тяжкой печалью в сердце, начинает одеваться под пристальным взглядом старухи.

– И она нашла, что я был на высоте?

– Сверх всяких ожиданий! Эй! Но что ты делаешь?

– Собираюсь уходить, как видишь…

– Уходить куда? Ты же знаешь, что тебя убьют, едва ты ступишь за порог.

– Да, но я ни на что другое и не рассчитываю. То, о чем ты рассказала мне, и так чересчур жестокое для меня наказание.

– Так ты отравлен жалом любви, верзила? Как ты наивен! Это было бы слишком глупо. Соглашаться на смерть недостойно такого мужчины, как ты! Какое расточительство дара божьего!

– Дай мне пройти!

– С какой стати? Я еще не все рассказала. Зобейда не забыла о тебе. Она хочет тебя отблагодарить…

– Я не желаю ее больше видеть и что-либо принимать от нее. С меня хватит этого утра, я его долго буду помнить. Ступай и поблагодари ее от меня за искусные ласки!

– В таком случае, если не от нее, так от Хасана прими вознаграждение.

– А он-то причем, в этой истории?

– Именно ему пришла в голову мысль устроить это для Зобейды.

– Ему, сыну Хайраддина? Какой позор! Уже одно то, что он затащил меня в гарем! Мне следовало быть менее доверчивым и не потешаться над гневом Эль-Хаджи, но отнестись к нему со вниманием.

– Не произноси этого имени, – говорит она, плюнув на пол. – Он опасен! Да будет оно навеки покрыто позором, его имя!

– Но Хасан, почему он сам не мог ее оплодотворить? Если он Хайраддину только приемный сын, что с того, если он совокупится с ней? Судя по нравам вашего гарема, это дозволено.