Ева сдержала улыбку. Какая ирония – слышать, как Дюран рассуждает о высокой морали и изъянах правосудия. Уж он-то годами успешно скрывался от системы. Ну ладно, пусть. В чем-то он прав, как ни обидно это признать. Время от времени ей приходилось видеть своими глазами, как ее коллеги – офицеры полиции – упрощали себе жизнь, занимаясь расследованием. Обычно из-за лени, бывало, из-за перегруженности, а иногда, как сказал Дюран, по причине некомпетентности. Если уж такое случалось в лондонской полиции, где самый высокий процент ежегодной раскрываемости убийств, то что уж говорить о провинции, где убийства происходят намного реже. Расследование «провинциальных» случаев всегда привлекает внимание прессы, и журналистский хайп очень мешает работе. Находясь под постоянным давлением, полицейские с целью получить скорейший результат неизбежно ошибаются. Даже самые лучшие из них порой из-за напряжения не видят, что у них под носом. Так что ошибки случались, пусть этому и не было оправдания. Но Ева напомнила себе, что она здесь для того, чтобы выяснить совсем другой вопрос: что он знает о ее ситуации? И все на этом.

– Так какое отношение все это имеет ко мне?

Дюран слегка наклонил голову и в упор посмотрел на нее. В помещении было слишком душно, и Ева внезапно почувствовала, что у нее кружится голова. Его покрытый темными волосами череп блестел от пота, белки глаз отливали желтизной. Он выглядел тяжелобольным. Печень? Возможно, он испытывал боли, отсюда и его скованность. Запахи не распространялись за пределы перегородки, и Еве стало любопытно, пользуется ли он по-прежнему «Пако Рабаном», разрешают ли в тюрьме такую роскошь. Ну наверное. Если у него есть доступ к мобильному телефону, то уж одеколон точно должен быть.

– Мне нравится, как вы действуете, – спокойно произнес Дюран. – Вы обращались со мной с уважением и вежливостью, в отличие от многих ваших коллег. Я не забываю таких вещей. С вами несправедливо обошлись, Ева. Я помогу вам, и вы возьмете верх в этом деле. Но я бы хотел, чтобы взамен вы сделали кое-что для меня. До слушания еще есть время. Может быть, вы используете его, чтобы помочь Шону? Подумаете, как найти что-то новое, что проглядели другие? Это все, о чем я прошу.

Просьба застала ее врасплох. Меньше всего она ожидала такого поворота.

Ева покачала головой:

– Почему бы вам просто не нанять частного детектива?

– Разумеется, я могу это устроить. Все возможно, даже отсюда. Но вы сделаете эту работу намного лучше. Вы – классный профессионал, Ева. У вас есть необходимый опыт, и плюс к тому вы понимаете, как функционирует система изнутри. Если кто-то и сможет заметить изъян в этом расследовании, то только вы. Я щедро заплачу вам за ваше время…

Она почувствовала, что краснеет:

– Мне не нужны ваши деньги.

– Ах да, я и забыл уже про вашу гордость. Ни в коем случае не хочу оскорбить вас, но ваша репутация подмочена, и, если судить по тому, что я слышал, скорее всего, вы потеряете работу. Как я понимаю, это удар по вашему эго. – Фраза повисла в воздухе. – Так что, – продолжил он, – нравится вам это или нет, моя помощь вам понадобится. Я предоставлю вам доказательства того, что вам устроили ловушку. И разумеется, назову имя того, кто это сделал и почему. Такая информация поможет вам защититься и на внутренних разбирательствах, и на суде, если до этого дойдет. Во всяком случае, если вы все же не добьетесь того, чего хотите, газеты будут в восторге, если вы продадите им свою историю. А что касается Шона, вы получите моральное удовлетворение от осознания того, что помогли невиновному.

Ева какое-то время смотрела на него. Как ни хотелось верить Дюрану, звучало неубедительно.

– У вас есть какие-то религиозные убеждения или что-то в этом роде? – спросила она.

На тонких губах Дюрана появился тончайший намек на улыбку:

– У кого, у меня? Конечно нет. Я атеист и горжусь этим.

– Тогда в чем состоит ваш интерес? Это что-то личное?

Насколько она помнила, у него не было ни жены, ни детей, ни каких-либо еще членов семьи. Не было ни одного близкого человека мужского или женского пола, с кем он захотел бы жить в огромном охраняемом доме на севере Лондона, с крытым и открытым бассейнами, дорогостоящей мебелью и произведениями искусства внутри. Когда они обыскивали его дом, там все выглядело как декорации для роскошного фильма – красиво и безлико. Помнится, она надеялась, посетив его жилище, получить более полное представление о нем как о человеке, но ее ждало разочарование. Даже личные помещения – спальня, ванная, гардеробная со шкафами, отделанными ореховым шпоном, в которых висели многочисленные сшитые на заказ костюмы и брендовые вещи, – были лишены индивидуальности.

Дюран откинулся на спинку стула, расправил плечи и вздохнул:

– Вы невероятно подозрительны, Ева. Хотя, пожалуй, я не стал бы упрекать вас в этом. Впервые я встретил Шона здесь, в Бельвю. И могу дать вам честное слово, что никаких личных взаимоотношений ни с ним, ни с убитой Джейн Макнейл у меня нет. Знаете, ведь она была бы всего лишь на несколько лет старше вас, если бы кто-то не похитил ее будущее. Подумайте об этом.

– Тогда зачем вам это надо? Почему вы решили обеспокоиться чьими-то проблемами? Это на вас не похоже. Тут, знаете ли, что-то не сходится.

– Все дело в любопытстве, прелестная Ева. Ведь вы сами не можете бросить дела, не докопавшись до сути, правда? Маленькие тайны, мелкие несоответствия – они не дают вам покоя, не так ли? Ну, скажем, почему я убил Станко? Помню, как вы старались раскопать причину. Понять ее было так важно для вас. Я, знаете ли, очень хорошо вас понимаю. Я просто такой же, как вы. И, как вы, ненавижу тайны. Нам обоим нужно понять, разложить все по полочкам, получить объяснение, к полному нашему удовлетворению, чтобы мы могли спать по ночам. У вас есть проблемы со сном? Уверен, что есть…

Он оказался ближе к истине, чем сам мог представить.

– Перестаньте копаться в моей личности, – оборвала его Ева и поднялась. – Если вы не объясните мне свои мотивы, я ухожу.

Он поднял руку:

– Подождите, Ева.

Голос его прозвучал неожиданно громко и скрипуче, и охранник, сонно прислонившийся спиной к стене, встрепенулся.

– Вы закончили, мистер Дюран? – спросил он. Обращение «мистер» прозвучало без тени иронии, со всем уважением в тоне.

Дюран обернулся:

– Все в порядке, Дейв, еще несколько минут.

«Так разговаривают со слугами», – подумалось Еве.

Дюран снова смотрел на нее, наклонившись через стол.

– Пожалуйста, – произнес он тихо, почти беззвучно, как будто стыдился этого слова. Темные глаза как-то необычно блеснули, во всей позе чувствовались горячность и нетерпение.

Ева раньше никогда не слышала, чтобы он говорил «пожалуйста». Она невольно подумала, что, несмотря на внешнее равнодушие, по какой-то причине дело этого Шона для него много значило. Заинтригованная, она снова села, выдерживая его взгляд.

– Если вам в самом деле нужно объяснение, я его предоставлю, – произнес он. – Я болен. Очень болен, как вы сами видите. – Он неопределенным жестом обвел рукой свою истощенную фигуру. – Врачи дают мне самое большее несколько месяцев. Я о многом тут думал и хотел бы помочь нескольким людям, пока еще в состоянии. Один из них – Шон. Другой – вы.

Интересно, он действительно умирает? Что с ним? Судя по цвету кожи, это все-таки печень, а может быть, поджелудочная. Так или иначе из того немногого, что ей было известно, прогноз не обещал ничего хорошего. Мог ли такой человек, как Дюран, вдруг проникнуться сожалениями и попытаться исправить то зло, которое причинял по отношению к жизням, которые разрушал? Какая-то часть ее личности стремилась поверить, что он действительно поможет ей, но другая часть по-прежнему не доверяла ему. Здесь был какой-то подвох.

– Допустим, я соглашусь помочь вам. А если у меня не получится что-то выяснить? Или окажется, что ваш протеже все-таки виновен?

Дюран откинулся на стуле и развел руками: