– Плохие люди! – презрительно процедил Чабча Пуси и в довершение сплюнул, когда они оставили позади одно из таких скоплений хижин, которое даже нельзя было считать человеческим сообществом. – Дурные люди, предатели и лентяи. Когда мой повелитель Уайна Капак[13] был жив, он обязал их каждое полнолуние сдавать трубку блох, чтобы заставить их по крайней мере ловить паразитов. Они скорее позволят заесть себя заживо, лишь бы не утруждаться и не давить их. Когда все уляжется, я посоветую своему повелителю Уаскару снова ввести этот налог.

– Ты хорошо знаешь Уаскара?

– Никто не осмеливается пытаться узнать Инку, – был неожиданный ответ, произнесенный приглушенным голосом, словно говоривший действительно боялся, что кто-то еще может его услышать. – Он ведет свое происхождение от Бога Солнца, а ведь известно, что тот, кто отваживается взглянуть прямо на солнце, рискует ослепнуть.

– Только не здесь… – заметил андалузец, кивнув в сторону бесцветного диска, который едва проступал сквозь густую, серую и пыльную атмосферу. – Не в этих местах, поскольку я никогда не видел сразу столько слепых и кривых… Чем это вызвано?

Собеседник остановился, пристально посмотрел на него, словно пытаясь что-то прочесть в его глазах, хотя было заметно, что их голубой цвет вызывает у него инстинктивное отторжение, и наконец опустил руку, чтобы расправить край туники, и едва слышно проговорил:

– Ты весьма наблюдателен. Я бы сказал, опасно наблюдателен. Нашим мудрецам потребовались годы, чтобы обнаружить, что здешний народ боги неоднократно подвергают высшему наказанию слепотой, однако ты заметил это, стоило тебе пройти мимо… Почему?

Алонсо де Молина широко улыбнулся, обнажив все свои зубы:

– Наверно, все дело в том, что мой дед, которого я обожал, ослеп, когда я был ребенком, и это впечатление навсегда врезалось мне в память… В Альмерии, недалеко от того места, где я родился, люди тоже обычно страдают из-за зрения. Неужто это угрожает безопасности Империи – то, что я обращаю на это внимание?

– Шпионы обычно на все обращают внимание.

– Но избегают обсуждать… – рассмеялся испанец. – Это может стоить им жизни…

Он собирался еще что-то добавить, но тут его прервал внезапный переполох среди идущих впереди солдат: послышалось растерянное бормотание, колонна остановилась и пропустила офицера, который приблизился к ним с сокрушенным видом.

– Зеленая змея пересекла дорогу с севера на юг, – со всей серьезностью доложил он. – На голове у нее было два белых пятна.

Чабча Пуси, курака Акомайо, выглядел весьма встревоженным и в тон ему серьезно и озабоченно спросил:

– Какого она была размера?

Офицер, немного поколебавшись, раздвинул руки в стороны, отчего инка еще больше нахмурил брови, а затем отрывисто приказал:

– Мы задержимся до тех пор, пока солнце не достигнет зенита и не начнет спускаться.

Он уселся в паланкин, поставленный носильщиками на землю, и собрался дожидаться указанного времени, а Алонсо де Молина опустился рядом с ним на корточки и с недоумением спросил:

– Ты и правда думаешь задержаться из-за подобной чепухи?

– Чепухи? – с удивлением переспросил курака. – Нет приметы хуже, чем змея, переползающая дорогу с севера на юг, когда идешь в Куско… С моей стороны было бы безумием не остановиться…

– Проклятие! – воскликнул пораженный андалузец. – В Убеде старухи и недоумки пугаются, когда черный кот перебежит им дорогу, а при виде «подколодной» даже мужчины часто чертыхаются и произносят заклинания, но чтобы из-за этого устраивать привал посреди пустыни – просто уму непостижимо.

– Время можно нагнать, но никому не дано вернуть утраченную милость богов. У них есть определенные правила, и мы должны им следовать.

Судя по всему, он не был настроен продолжать разговор на эту тему, так это понял испанец, и потому ограничился тем, что привалился к камню, погрузившись в созерцание бесплодной и мрачной пустыни. И тут заметил копошившихся вдалеке местных жителей: те безо всякого энтузиазма рыхлили сухую землю грубыми деревянными орудиями.

Устав наблюдать за их бестолковой работой: ну ведь ясно же, что каменистая почва вряд ли одарит их урожаем, – он произнес вслух:

– Чем это они занимаются? Почему бы им не покинуть эту дыру? На севере плодородной земли хоть отбавляй, да и там, наверху, в горах, наверняка найдется не столь неуютное место. И охота им сдохнуть от отвращения в этаком аду?

Инка повернулся к нему и, судя по всему, ему потребовалось какое-то время, чтобы переварить сказанное испанцем. А затем сказал, словно о чем-то естественном:

– Эта земля определена для их племени, и никому не позволено покидать ее без разрешения. Кто сумел бы управлять страной, если бы жители перемещались, как им угодно, и селились на землях других людей? Кто накладывал бы на них обязательства, взимал бы налоги или выдавал продукты тем, кто имеет на них право?

– Выходит, здесь никто не свободен?

– Свободен? – переспросил курака. – Птицы небесные да звери лесные вольны бродить, где вздумается, однако в наказание их лишили высшего блага – присутствия Сына Солнца. Вон ауки по ту сторону границ бродят себе по джунглям, но мы их покоряем, потому что наша сила в том, что мы всегда исполняем приказы Инки. «Он» делает нас свободными, а вне его закона существует лишь хаос, поражение и рабство. Любой народ, желающий властвовать, сначала должен научиться покоряться власти.

– В таком случае… – заметил Алонсо де Молина скорее себе самому, чем кому бы то ни было, – не думаю, что наше господство над землями, завоеванными в Новом Свете[14], – это надолго, потому как если и существует народ, которому не нравится, чтобы над ним кто-то властвовал, так это мой.

С наступлением вечера на вершине дальней горки замаячило новое каменное тамбо, и пришлось ускорить шаг, чтобы добраться до него до наступления темноты; эти небольшие крепости, судя по всему, были воздвигнуты с учетом расстояния, которое путник мог не спеша преодолеть за день, а время, которое они выжидали, пока развеются злые чары змеи, нарушило ритм движения.

Когда они дошли до цели, охрана уже развела огонь и готовила единственную за день пищу: жидкую кукурузную кашу, немного сушеного мяса и странные клубни с грубой кожурой и мучнистой сердцевиной, которые жарились прямо в углях костра.

– Ну вот только этого нам и не хватало!.. – запротестовал Антонио де Молина, с отвращением сморщив нос при виде этих толстых шаров с обгоревшей кожурой. – Я в жизни не ел угля, и, по правде сказать, мой организм просит чего-нибудь более существенного после долгого перехода… – Он показал на высокие вершины гор, которые были видны уже совсем близко. – А что, разве нет другой дороги, чтобы добраться до Куско? – прибавил он. – Я ведь житель равнины, а взбираться по кручам – это для коз.

Чабча Пуси, курака Акомайо, сидевший рядом, ответил ему с легкой улыбкой, которая в нем, человеке в общем серьезном и сдержанном, сразу становилась заметной:

– Нет. Другой дороги нет, потому что Куско основал Инка Манко Капак[15] возле ворот на небо, где живет его отец. Нам придется одолеть много гор, чтобы добраться до Куско.

Неуверенно куснув один из горячих и ароматных шариков, Молина спросил, почти боясь услышать ответ:

– И сколько времени нам понадобится?

– Это будет зависеть от твоих ног, а также от дождей: переполнят они реки, срывая мосты, или нет… Возможно, со следующей полной луной мы туда и доберемся. Нет ничего прекраснее, как оказаться в Куско в полнолуние и полюбоваться городом в ее свете…

– Месяц! – ужаснулся андалузец. – Ты хочешь заставить меня целый месяц шагать по этим горам? Да ты спятил!

– Нет, – ответил тот совершенно серьезно. – Я не спятил. А если ты не хочешь шагать, мои носильщики понесут тебя на плечах.