— Приятного вам отдыха.

Шотер одарил меня злобной ухмылкой. — Думаешь, кто-нибудь из них скажет «ай малыш», когда я туда залезу? — Спросил он, улыбаясь еще шире, когда я не выдержала его взгляда. Я привыкла к грязным шуткам; мужчины в Хейлшторме были настолько грязны, насколько могли. Но было что-то в том, как он говорил такие вещи, когда смотрел на тебя, как будто он знал, что ты скажешь ему, когда он окажется «весь там». Да, это было обезоруживающе.

— Черт возьми, я думаю, они скажут все, что ты захочешь.

Он рассмеялся и подмигнул мне. — Наслаждайся своим горным человеком, — сказал он, поворачиваясь и уходя туда, откуда пришел.

Моим.

Моим горным человеком.

Я молча стояла там в течение долгой минуты, наблюдая за легкой развязностью Шота, его слова все еще давили мне на плечи, потому что я поняла, что он был прав; именно так я видела Волка: как своего. Это было смешно и необоснованно, но именно так я себя и чувствовала. Теперь я жила в его доме добровольно. Я делила с ним постель. Я смыла кровь с его обнаженного тела. Я готовила ему еду и надеялась, что она хотя бы съедобна, хотя и знала, что у меня нет кулинарных навыков. Я сблизилась с его собаками. Я убрала следы тех преступлений.

Наверное, какая-то часть меня решила, что это означает, что я могу претендовать на право собственности.

И другая часть меня решила, что даже если я не обладаю им в настоящее время, это цель, к которой я хочу стремиться.

Это было безумие. Кто строит отношения на испорченном прошлом и убийстве?

При этих словах с моих губ сорвался истерический смешок. Кто? Да, я думаю, это будет Рейн, Саммер, Кэш и Ло. Черт, это даже звучало как Брейкер и Алекс. Ни у кого из нас не было роскоши чистой жизни, нервных первых свиданий и неловких поцелуев на третьем свидании, безопасности и комфорта. Мы все встречались, трахались и любили так, как жили: жестко, быстро и грязно, не теряя ни секунды, потому, что нам никогда не гарантировали следующую.

Так что, возможно, у нас был шанс, помимо всех этих шрамов, кровопролития и боли. Может быть, есть способ двигаться дальше вместе. Я имею в виду… не то чтобы я имела хоть малейшее представление о том, задумывался ли Волк над подобными вещами. Байкеры не были известны своей моногамностью. Я не винила их. Я представила себе, что, если бы у меня был член, я бы тоже хотела засунуть его в кучу разных клубных шлюх. Но если Рейн и Кэш угомонились, значит есть надежда.

Я имею в виду… не то чтобы я на это надеялась…

— Смешно. Я веду себя как девчонка, — прорычала я себе под нос, засовывая пистолет за пояс джинсов и направляясь обратно к хижине.

Я не очень хорошо разбиралась в девчачьих делах. В Хейлшторме было несколько женщин, но нас явно превосходили числом. И женщины, которые там были, были, как я и Ло, немного замкнутыми и закрытыми. Мы болтали. Они все болтали о сексе, мужчинах и прочем, как это делают нормальные женщины. Но все мы были очень замкнуты в своих чувствах. Все мы скрывали свои собственные эмоциональные шрамы. Это был защитный механизм. Мы все думали, что должны быть такими твердыми, холодными, как камень, чтобы иметь возможность конкурировать с мужчинами, чтобы они воспринимали нас всерьез. Я не могла себе представить, как бы я разозлилась, если проявила хоть какую-то женскую эмоцию рядом с ними. Они выпотрошат меня. Такова была наша жизнь. И до этого момента, гуляя по лесу, я никогда не видела в этом ничего плохого.

Я не хотела быть мягкой и женственной. Я хотела быть крутой стервой, которую никто никогда не станет переубеждать. Но насколько это было круто — скрывать свои чувства? Я имею в виду, что испытывала эмоции. Когда я злилась, расстраивалась или обижалась, другим приходилось расплачиваться за это. Я кричала, я бушевала. Я заставляла взрослых мужчин съеживаться и прятаться. Так что же плохого в том, чтобы принять некоторые из менее веселых эмоций? Как боль и желание, надежда и может быть… только может быть… любовь.

— О боже, — простонала я, врываясь на поляну к хижине.

Я никогда не была такой, как Ло в этом смысле, пускающей слюни над любовными романами, умирающей за то, чтобы герой и героиня преодолели трудности и сошлись вместе. На самом деле, я, как правило, бегло просматривала любовно-голубиное дерьмо в книгах, которые читала. Наверное, какая-то часть меня восстала против этого, потому что я никогда не рассматривала такую возможность для себя. Со мной случилось все в столь юном возрасте, что у меня почти не было возможности встречаться, не говоря уже о том, чтобы думать о любви. Я была слишком поглощена подростковым бунтом и сводила родителей с ума, чтобы уделять мальчикам хоть какое-то время. А после… ну, от этой мысли у меня скрутило живот.

Но вот я здесь, с нескрученным животом и с нормальными чувствами к кому-то противоположного пола.

И, не сомневаюсь, были чувства.

Этого нельзя было отрицать. Это было в том, как мое тело реагировало на него, даже когда я этого не хотела. Это было в том, как я на самом деле, черт возьми, плакала рядом с ним, в том, как я ловила каждое его слово (независимо от того, как мало их было), и ну… скучала по нему, когда он уходил.

Отсюда мое кислое настроение, несмотря на стычку с мужчиной, который, вероятно, заставил всех остальных женщин забыть о своих парнях, мужьях и любовниках вообще.

Я плюхнулась на середину кровати и попыталась сосредоточиться на книге. На целых три секунды, потому что потом я услышала звук грузовика Волка, грохочущего по подъездной дорожке. Я подавила желание вскочить и броситься к двери.

Через несколько минут дверь открылась, и в комнату ввалился Волк с сумками в руках.

— Ты пошел… по магазинам? — Спросила я, сморщив нос от этой мысли. Трудно было представить себе, чтобы кто-то вроде него каждый день выполнял такие банальные обязанности, как поход по магазинам, стрижка волос и поездка с собаками к ветеринару. Волк издал какой-то ворчливый звук, когда поставил пакеты на обеденный стол и начал выуживать продукты и складывать их в холодильник.

— Это очень много еды. Думаю, я доказала, что на кухне от меня никакого толку.

— Я приготовлю, — сказал он просто, как будто это не имело большого значения.

Между тем, это дало мне то теплое, сладкое чувство снова.

Снова. Нужно было кое-что обсудить.

— Гм, Волк? — Еще одно ворчание. — Нам, э-э, нужно кое, о чем поговорить.

Боже, я говорила, как девчонка.

Он перестал распаковывать вещи и повернулся, сосредоточив все свое внимание на мне. — Окей. — Я не знала, с чего начать. Очевидно, все мои беседы, по-видимому, не были тем же самым, что и разговоры. Потому, что я была в этом дерьме. — Будешь говорить?

Я глубоко вздохнула. — Зачем я здесь? — Спросила я.

— Ты хочешь быть, — пожал он плечами.

— Не совсем… — Мне нужно было расслабиться. — Ты хочешь, чтобы я была здесь? — Я попыталась, чувствуя, что от его ответа зависит многое, на самом деле все мое будущее. Потому что, если Волк не захочет видеть меня в своей хижине… что мне остается делать на побережье Навесинк? Возможно, я никогда больше не буду чувствовать себя комфортно в Хейлшторме. Ло простила меня, но будет ли доверие когда-нибудь прежним? Сможет ли она убедить другие организации не преследовать меня? Даже если ей это удастся, никто из них никогда не посмотрит на меня так же, как раньше. Я всегда буду той цыпочкой, которая установила бомбы на их территории, заставляя их выглядеть уязвимыми, используя их слабые места. Если я не могу найти новую причину остаться, что ж, тогда лучше уйти.

— Если ты хочешь.

— Это не ответ.

— Это мой ответ.

— Я тебе хотя бы… нравлюсь?

— Убил за тебя.

— Да, но вроде… ты бы сделал это для любой случайной девушки, которую увидел в моей ситуации? — Его молчание было единственным ответом на этот конкретный вопрос. Это был ответ, который был одновременно сокрушительным, потому что его действия не были вызваны искренними чувствами ко мне, но также и воодушевляющим, потому что, ну, он действительно был просто хорошим парнем. Я опустила глаза на кровать, слишком подавленная, чтобы спросить, о том, о чем я собираюсь спросить, и наблюдая за ним, пока я это делаю. — Тебя… влечет ко мне?