– Да, в этот раз точно, – сдавленно пищит Ритка. – У меня… пробка отошла.

До хруста сжимаю челюсть, сдерживая потоки ругательств, что рвутся изнутри. Она не виновата! Против природы не попрёшь! Но почему-то раздражает меня сейчас именно Ритка. Ведь наверняка чувствовала предвестники этого радостного события, но снова ни слова не сказала!

– Ты позвонила Марине Семёновне? – спрашиваю вместо того, чтобы учинять разборки.

– Да, она уже едет ко мне.

– Хорошо. Я приеду в течение получаса, если повезёт со светофорами. Продержишься одна или вызвать скорую?

– Яр, я продержусь. Ты обещал. Пожалуйста. Я справлюсь. Всё будет хорошо, вот увидишь. Я не могу попасть в больницу, ты прекрасно знаешь.

Да, я знаю. Но одно дело – обсуждать различные варианты. И совсем другое – столкнуться с этими вариантами здесь и сейчас. Когда я так близко к разгадке, но всё-таки мне недостаёт нескольких кусочков пазла.

– Не волнуйся, я сдержу слово, если всё будет идти гладко. Но рисковать вами я не собираюсь, – предупреждаю её. – Повиси секунду, матрёшка. Сейчас я вернусь.

Ставлю вызов на удержание и заглядываю в палату. Власова стоит, склонившись над нотариусом. Судя по её недовольному виду, говорить он не торопится. Прямо сейчас я не могу размышлять над этим.

– Ангелин, мне срочно нужно ехать, – бросаю я. – Доберись, пожалуйста, сама, как закончишь здесь, ладно?

– Да, конечно. Только боюсь, пациента не назовёшь особо сговорчивым.

– Геля, мне кровь из носу нужна информация. – предупреждаю её и покидаю больницу.

Весь путь я вслушиваюсь в Риткины охи и вздохи. Чуть проще становится, когда приезжает доула – я слышу фоново, как женщина развивает бешеную активность.

– Яр, если я умру, обещай, что позаботишься о моей дочери! – шепчет в трубку Рита, пока Марина Семёновна не начинает её ругать.

Я солидарен с женщиной. Думать о плохом сейчас не время, но я стараюсь понять и чувства самой Риты, поэтому заверяю, что никому не отдам девочку. Глупо объяснять Ритке, что мне придётся пройти семь кругов бюрократического ада, прежде чем мне отдадут её ребёнка.

Спустя 22 минуты и 19 секунд я бросаю тачку у дома и врываюсь внутрь. Меня пугает зловещая тишина. Я тихо прохожу на второй этаж. Пот катится градом по спине. От напряжения крутит живот. Почему в доме так тихо?!

Болезненный вскрик оглушает. Я распахиваю дверь спальни, врываясь внутрь.

– Ты тут! – вымученно улыбается Туманова и тут же смущённо гонит прочь: – Уходи.

Я мотаю головой и скрываюсь в ванной. Наскоро принимаю душ и надеваю домашнюю одежду. Меня трясёт от страха. Для меня рождение ребёнка на свет подобно чуду. Настоящее таинство. Но я изучал статистику неблагоприятных исходов. И точно уверен, что Маргарита не станет еще одной цифрой сухой сводки.

Стараясь не обращать внимание на то, как руки бьёт мелкой дрожью, берусь за ручку и открываю дверь в спальню.

– Как тут у нас дела? – спрашиваю у доулы с самым невозмутимым видом.

– Нормально идёт процесс, не о чем волноваться.

– Ярослав, уходи! – пыхтит Ритка.

– Я не смотрю, – отмахиваюсь я. – Только помогу, если понадобится что-то.

Она морщится. Так жалобно, что мне хочется просто облегчить её боль, но я не знаю как.

– А-а-а-й! – протяжно выкрикивает девушка. Я беру её руку и сжимаю.

– Я с тобой, Рит, – бормочу себе под нос, перехватывая косой взгляд Марины Семёновны.

Время тянется медленно. Мучительно медленно. Риткина агония растягивается на бесконечные часы. Крики становятся просто невыносимыми, но я сижу рядом с ней, протирая лицо влажным полотенцем, убирая прилипшие ко лбу волосы, пока она цепляется пальцами за мою руку.

– А сейчас дыши и тужься, – ласково говорит ей Марина Семёновна. – У тебя всё получится. Ты большая умничка, Маргаритка.

На четвёртом подходе Рита сжимает мою руку особо сильно. Смотрит мне в глаза, словно хочет что-то сказать, но слышится непонятное кряхтение. А потом раздаётся плач.

Я поворачиваюсь на этот звук. Источник звука в руках у доулы: красненький скукоженный “кабачок”. Осматриваю внимательно конечности, пересчитываю пальцы, уши, глаза. Кажется, даже забываю, как дышать, пока смотрю на сморщенное тельце в красно-белых разводах, беззубый ротик, который издаёт громкий мяукающий звук. Сирена.

– Девочка, Маргарит, – на краю сознания слышу голос Марины Семёновны. – Ты – молодец, смотри, какая у тебя славная дочурка!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хватка на моей руке ослабевает. Рита откидывает простынь с груди и тянет руки к младенцу.

– Дайте мне… – просит хрипло.

Я завороженно смотрю, как ребёнка выкладывают ей на грудь. Рита перебирает пальцами жиденькие волосики и светится от счастья.

– Как ты себя чувствуешь? – прочистив горло, спрашиваю у неё.

– Словно только что вот это вылезло из меня, – фыркает она и закатывает глаза, но тут же добавляет серьёзным тоном: – Всё в порядке, Ярослав. Жить буду.

– Слава Богу, – выдыхаю я.

– Так, Маргариточка, давай займёмся пуповиной и закончим с делами, пока Ярослав Сергеевич приглядит за нашей девочкой, – говорит Марина Семёновна.

Женщина шустро и слаженно проводит манипуляции, укутывает младенчика в пелёнку и вручает мне.

– Посиди с ней рядом, – просит Ритка.

– Не переживай, мы тут, – говорю, не отрывая взгляда от крохотного личика с обиженными пуговками глаз. Маленький, вздёрнутый кверху нос морщится, когда она снова начинает плакать. Курносая, как мама.

– Эй, – глажу пальцем по щёчке, – не плачь, пуговка. Здесь не так плохо, как кажется на первый взгляд.

Увлечённый малышкой не сразу понимаю, что роды ещё не совсем закончились.

– Только не говорите, что там ещё один… – начинаю я, но Ритка усмехается:

– Не бойся, это всего лишь плодный пузырь. Я не собираюсь повесить на тебя ещё одного ребёнка.

– Собираешься, – заверяю её. – Просто не прямо сейчас.

Перехватываю удивлённый взгляд девушки и улыбаюсь. За окном сквозь плотную пелену снежных туч пробивается закат, освещая лучами дорожку от окна прямо до кряхтящего младенца на моих руках, и она часто сопит и затихает, согретая внезапным теплом. Просто идеальный весенний день.

Руки затекли, но я не шевелюсь, пока Марина Семёновна не заканчивает с Ритой и не прибирает всё вокруг. Женщина забирает у меня девочку и идёт в ванную, а я словно привязанный следую за ней.

Смотрю, как она омывает детское тельце, закутывает в полотенце. Надевает огромный подгузник, плотно пеленает.

Я бросаю взгляд на заснувшую Ритку и спрашиваю:

– И что теперь?

– Два-три дня покоя, а там встанет и начнёт крепнуть. Молоко придёт, надеюсь. Следите за температурой. Минимум дважды в день измеряйте. Если будет стоять высокая, позвоните мне. Питание диетическое, преимущественно, белковое. Для скорейшей выработки молока.

– Погодите, вы уезжаете?

– Да, Маргарите отдохнуть нужно. Мне тоже – возраст уже не тот, да и у меня тоже есть семья. Но вы можете звонить в любое время. В экстренном случае я приеду. А так, завтра навещу. Не бойтесь. Всё будет хорошо. Если малышка будет плакать, пускай Рита даст грудь.

– Так там же пусто, – озадаченно бросаю ей, принимая тугой свёрток с ребёнком.

Женщина усмехается:

– Молозиво-то есть. Не нервничайте вы так, папаша, всё пройдёт хорошо.

И уходит, оставляя меня один на один с двумя девочками, одна из которых спит, а другая – смотрит круглыми глазами, словно сейчас будет рыдать.

Ищу среди покупок пустышку, с осторожностью спускаюсь по лестнице и кипячу воду в чайнике, чтобы обдать кипятком латекс с большим пластиковым цветочком вокруг. Дожидаюсь, пока соска остынет, неуверенно подсовываю малышке, и она сосредоточенно начинает причмокивать ею.

Судя по выражению лица, девочке не нравится такой вариант, но другого у меня нет. Я боюсь будить Риту. Отчего-то наличие новоиспечённого человека пугает меня не так сильно. Младенчик внушает мне доверие. Спокойствие разливается по венам. Я уверен, всё будет хорошо. Самое страшное – роды – позади. А уж с ней я как-нибудь справлюсь.