– И пожить-то толком не успела! Бедная, бедная моя девочка!

Вереск стиснула зубы. Не плачь, – приказала она себе. – Терпи.

Если дам волю слезам, Милда и вовсе с ума сойдёт.

– Приляг. – Вереск уложила старушку и накрыла тёплым мягким пледом. – Я принесу настойку из пепельной травы. Она поможет уснуть.

Служанка только всхлипнула в ответ.

Она утешала Милду до самого тёмного предрассветного часа и ушла, только когда старушка забылась глубоким сном.

Замок ещё спал, погружённый в блаженную дрёму, и Вереск неспешно брела по гулким безлюдным галереям и коридорам. Опустошённая и измученная, она гнала из мыслей Дару. Но ... ничего не получалось...

Наши гостьи... с ними что-то не так!

Дара хотела сказать что-то важное, – угрюмо размышляла Вереск. – Что-то очень, очень важное, а я...

Не видела ничего, кроме Ладимира и повисшей у него на локте Арабеллы!

Что же хотела сказать несчастная девочка? Чего такого подозрительного заметила бедняжка в невестах-избранницах?

Они словно не помнят вчерашнего дня!

Не помнят вчерашнего дня...

Вереск нахмурилась. Всё это странно. Странно и подозрительно.

Искристый и звонкий, точно весенняя капель смех, заставил остановиться. Что это? Неужели в такой час ещё кто-то не спит?

Не спит, бродит по лабиринтам тёмных коридоров и... хохочет?

– Мне кажется, – прошептала Вереск и сжала кулаки. – Мне просто кажется, и всё!

Смех повторился. Теперь он звучал сухо и отрывисто. Зловеще.

Проклятье!

Выяснять, кто потешается в столь поздний, а точнее – ранний, час, не было никакого желания. Подхватив юбки, Вереск поспешила к восточному крылу.

В комнату! Скорее – в комнату!

– Куда же ты спешишь? – раздалась за спиной сотня голосов. Тихих, словно шорох листвы на ветру, но отчётливых. – Зачем убегаешь от нас, Вереск? Мы ждём тебя! Мы так давно ждём тебя! Иди же к нам! Мы все здесь счастливы!

– Очень счастливы! – Этот голос... Один среди сотни. Это... Это...

Голос Дары!

Вереск с трудом подавила крик и побежала так быстро, как только могла. Я схожу с ума, – думала она, глотая слёзы. – Схожу с ума!

Дверь опочивальни была приоткрыта, и темноту прорезал узкий клин уютного жёлтого света.

Там кто-то есть, – поняла Вереск, и едва не закричала.

Но... крик так и не сорвался с губ.

– Почему вы так долго? – Ладимир вырос на пороге. Огарок свечи в его руке почти совсем догорел. – Заходите скорее. На вас лица нет.

Вереск подчинилась. С трудом доковыляла до кровати. Князь опустился рядом и уронил голову на руки. Слова не требовались долго. Очень долго.

– Надо было послушать тебя, – прохрипел Ладимир, когда пламя свечи угасло, и комната погрузилась во мрак.

– Вам нет нужды винить себя, милорд.

– Ошибаешься... – Он вытянулся на постели. – Иди ко мне, Вереск.

Она не стала противиться. Князь обнял её сзади, прижал и уткнулся носом в затылок. Он молчал, а Вереск слушала биение его сердца, растворяясь в удивительной близости, что глубже страсти и сильнее похоти.

– Есть тайна... – прошептал Ладимир. – Тайна, которая разъедает мою душу, будто щёлок.

– Говорят, ноша станет легче, если разделить её на двоих. – Вереск погладила его руку, а сама вспомнила жуткий зловещий смех, голос Дары и безликую женщину, что до сих пор являлась ей в кошмарах.

Может, все эти ужасы и есть та самая тайна? - подумала она, но тут же отвергла эту мысль.

Никто не видит призраков. Не слышит голосов. Никто. Кроме меня...

– Открыться тебе – величайший соблазн. – Дыхание князя обожгло макушку. – Но... я боюсь заразить тебя этим ядом.

И, прежде чем Вереск нашлась с ответом, Ладимир переменил тему:

– Смерть Дары не случайна, Вереск.

Наши гостьи... с ними что-то не так!

– Вы... вы думаете, что кто-то... – Она нервно сглотнула и силой выдавила из себя предположение, которое жгло язык: – Думаете, одна из невест-избранниц помогла Даре упасть с лестницы?

– Не исключено, – Ладимир тяжело вздохнул. – Но выдвигать подобные обвинения – прямой путь к усобице. Надо действовать осторожно. Деликатно. Так, чтобы никто из девиц ничего не заподозрил.

– Я... Я помогу вам всё выяснить, милорд, – выпалила Вереск, а взгляд прилип к розовому платью. Забытое, оно так и лежало на бархатном кресле и слабо мерцало в темноте.

– Каким же образом?

– Очень просто. – Она развернулась и прижалась к широкой груди. – Я стану одной из них. Одной из невест-избранниц.

Глава двадцать первая

Вереск знала, что хороша. Она знала, что нежно-розовое, точно цветы шиповника, платье великолепно подходит к платиновым локонам, а блестящая серая парча выгодно оттеняет серебро глаз. Расшитый жемчугом корсаж делает пышную грудь ещё соблазнительнее, а сафьяновые туфельки на каблуке добавляют два дюйма скромному росту.

Вереск ловила на себе завистливые взгляды других избранниц и сальные взоры их сопровождающих. Никто из гостей не признал в ней неприметную служанку, которая день за днём подавала напитки, закуски и сладости.

«Леди Кендра, старшая дочь барона Тентании! Девица двадцати лет», – объявил Горий, когда она три дня назад появилась в чертоге.

Ложь. Одна сплошная ложь. Всё, от титула до возраста. Но так надо: лишь этот маскарад позволит отыскать скверну среди бриллиантов, не вызывая подозрений. Всё, что требовалось: наблюдать, слушать, ловить каждое слово, различать намёки, взгляды и интонации. Вереск расположилась на канапе в уединённой нише, почти полностью скрытой золотистыми портьерами, и вооружилась веером из белых перьев.

Пары скользили по паркету. Гости танцевали, пили вино из высоких бокалов, смеялись. Никому и в голову не приходило, куда исчезла юная очаровательница в сливочно-жёлтом наряде. И это было странно. Очень странно.

Они не помнят вчерашнего дня…

Ладимир вёл в танце леди Арабеллу. Лантийка смотрела на него, как удав на кролика.

Добыча. Он её добыча…

«Её, да и всех других, привлекают деньги, земли и власть, и ничего кроме», – вспомнила Вереск слова Ладимира и поёжилась.

Двигалась графиня плавно и грациозно, словно лебедь, а красота её ослепляла. Идеальная кожа, стройный стан, глаза, как изумруды, и волны медных волос. Да… Кто бы мог подумать, что столь изысканный сосуд до краёв наполнен гнилью…

Когда музыка стихла, князь наградил лантийку учтивым поклоном, шепнул что-то на ушко и покинул. Вереск не сразу сообразила, что он направляется к ней.

– Леди Кендра! – Она вздрогнула от громкого приветствия. Чужое имя резануло слух, точно бритва. – Позвольте присоединиться к вам.

Не говоря ни слова, Вереск чуть подвинулась, и князь опустился на канапе.

– Ревнуешь? – шепнул Ладимир. Губы его скривились в усмешке, но глаза оставались серьёзными.

– Ничуть, – отозвалась Вереск, прячась за веером. Она вспомнила минувшую ночь и ощутила, как краска заливает щёки. Ладимир был яростен, точно голодный зверь, неистов и неутомим. Он взял её трижды, а утром потребовал весьма пикантных ласк.

– Вас отличает завидное здравомыслие, леди Кендра. – Князь взял её руку и коснулся губами пальцев. – Что удалось выяснить?

– Немного, но больше, чем вчера.

– Докладывайте, – скомандовал Ладимир, а Вереск осторожно высвободила ладонь из его цепких пальцев.

– В ту злополучную ночь, когда… – она сглотнула, – когда погибла Дара, четверо девушек не спускались к общему столу. Они предпочли ужинать в своих опочивальнях в одиночестве.

– Кто?

– Леди Эванжелина Аздорская, леди Виолетта…

– Это которая? – нахмурился князь.

– Пухлая блондинка, похожая на уточку. – Едва заметным кивком головы Вереск указала на светловолосую красавицу.

– Ах да… – задумчиво протянул князь. – Девица из дома Дион... – Ладимир прищурился, всматриваясь. – И в самом деле, на утку похожа. Хотя далеко не так умна. А вот отец её – настоящий интриган. Опасный и на редкость неприятный тип. Кто ещё?