Нахмурившись, Маша вслушивалась в малознакомые и вовсе незнакомые слова. Взглянув на меня, она сдавленно позвала:

– Мал…кая…

Я обняла её.

– Не волнуйся, Маша! Доктор говорит не про Василича. Здравствуйте, доктор!

Человек, будто не услышав приветствия, договорил фразу про потерю крови при язве до конца и умолк. Выпуклые голубые глаза смотрели на меня без всякого выражения. Я улыбнулась.

– Доктор, как дела у нашего больного?

– Вы кто?

– Родственница. Меня зовут…

– Что, ещё одна?!

– Простите? – растерялась я и взглянула на Максима.

Макс лучился удовольствием. «Как отец! Воистину, яблочко от яблоньки…» Перехватив мой взгляд, Максим изобразил шутливо-виноватую гримаску.

Доктор тоже посмотрел на Максима. Сделал он это странно – не поворачивая голову, а закинув её назад, над собой.

– Леонид Моисеевич, это моя мама, Лидия… – сделал попытку представить меня Максим.

– Мама?! – вскричал Леонид Моисеевич, прерывая его и возвращая ко мне ничего не выражающий взгляд.

Я терпеливо ждала, когда его когнитивные способности справятся с задачкой под названием «Мама», и была вознаграждена за терпение – доктор бодрым голосом ответил:

– Больной стабилен. – И вновь умолк, по-прежнему на меня таращась. Задачка, видать, не сходилась.

Я отвернулась.

– Вот видишь, Машенька! Доктор говорит, что с Василичем всё хорошо!

– Маленькая, почему он, – она качнула в сторону врача головой, – говорит про потерю крови? Вася…

– Маша, доктор говорил не о Василиче.

– Я говорил не о больном, – радостно подтвердил Леонид Моисеевич. – Ваш больной поправляется, у него кровотечения не было. У него язва, самая банальная язва, этиологически связанная с инфекцией хеликобактер пилори.

– Кто это – Хелика? – вновь испугалась Маша.

– Маша, не волнуйся, так называется бактерия, которая вызвала язву у Василича.

– Так называется бактерия! – вновь обрадовался Леонид Моисеевич и решил порадовать Машу: – Заразился ваш родственник! От вас заразился или от кого другого. От еды мог заразиться.

– Маленькая, он говорит, я Васю своей стряпнёй заразила? Ты же знаешь, на кухне у меня чисто, даже Эльза меня хвалила.

– Маша…

– Ну, почему обязательно вы? Больной мог где-нибудь ещё заразиться, например, в кафе.

Лицо Маши исказила гримаса боли, она хотела поднять руки ко лбу, не смогла их донести и уронила на колени.

– Маленькая, что-то…

– Макс! Вызывай кого-нибудь! Скорее! Маша… Машенька, смотри на меня!

– …плохо… голова… – прошептала Маша и повалилась вперёд.

Я с трудом удержала её и отклонила на спинку диванчика. Лицо Маши потеряло симметрию.

«Господи, надо что-нибудь острое…» Я пошарила глазами по платью Маши.

– Маша, ведь любишь наряжаться! Сколько я и Серёжа тебе брошей надарили… хоть бы одну на себя нацепила…

Лихорадочно соображая, где бы раздобыть острое, я вспомнила, что на нагрудном кармашке врача я видела значок. Я оглянулась, врач всё так же стоял напротив, все так же держал пачку бумаг подмышкой, и всё тем же, ничего не выражающим взглядом смотрел на меня.

– Дайте значок! – Не дожидаясь, пока он осознает моё требование, я схватила его за руку и дёрнула к себе. – Придержите!

Бумаги из подмышки рухнули на пол.

– Придержите, говорю!

Отставив зад, врач, словно сделанный из дерева, согнулся под прямым углом и послушно положил вытянутые руки на плечи Маши. Я принялась отстёгивать с его груди значок.

– Что вы делаете?

– Заткнись! – прошипела я. – Я на тебя, дружок, в суд подам, если ты будешь дёргаться! За неоказание помощи.

Я рухнула на коленки и, торопясь, проколола остриём крепления значка подушечку большого пальца Машиной руки. Потекла кровь.

– Что вы делаете?! – В визгливом ужасе заорал врач прямо мне в ухо.

Следом я услышала, как за спиной, вразнобой стуча обувью, бегут по коридору люди.

– Держись, Маша!

Кто-то поверх меня наклонился к Маше.

– Рита, быстро инъекцию т-триомакс, – раздалась чёткая команда и по коридору опять побежали. – Леонид Моисеич, отойди.

Я схватилась за указательный палец Маши.

– Хватит! – Мужская ладонь мягко легла поверх моих рук. – Не надо!

Я подняла голову, на меня смотрели добрые серые глаза в сеточке мимических морщинок. Врач дождался, пока мои руки расслабятся, и спросил:

– Кто вас научил кровопусканием заниматься, да ещё чем попало? Так ведь и заразу можно занести!

Взглянув на разгладившееся лицо Маши, я буркнула:

– Что было под рукой, то и взяла! Понадеялась, что кровь вымоет грязь наружу, видите, как течёт.

– Вижу. Как следует расковыряли вы палец вашей мамы. Испугались?

Я кивнула. Маша слабо пошевелила повреждённой рукой.

– Маша, прости! Больно тебе?

– Маленькая, – слабым голосом спросила Маша, – это что… у меня инсульт был?

– Маша…

– Не дала ваша маленькая инсульту случиться! – заверил врач. – Не волнуйтесь! А пальчик мы ваш сейчас обработаем и пластырем заклеим, дня через три будет, как новый.

Прибежала Рита со шприцем. И в этот момент дверь палаты отворилась, на пороге возник Василич, посмотрел сначала на меня, так и стоявшую на коленках перед Машей, на врача, наклонившегося над нами обеими, на Риту, делавшую Маше укол в руку, потом его взгляд застыл на кровавом пятне, растёкшемся на подоле Маши. Василич выдвинулся в коридор плечом вперёд, поднял встревоженный взгляд от пятна на жену и растерянно спросил:

– Маняша, что ты?..

Маша было жалобно скривилась, но опомнилась и пропела:

– Вася, ничего! Так я! Ночь не спала, устала! Голова вот немного заболела. Вот доктор…

– А кровь… почему?

И я, и Маша, обе с надеждой задрали головы на врача, рассчитывая на его объяснение случившегося. Помощь пришла с другой стороны:

– Больной, вам нельзя вставать! – выкрикнул строгим голосом Леонид Моисеевич. – Почему вы на ногах? Быстро возвращайтесь в палату!

Василич не обратил на него внимания. Но вмешался Макс:

– Василич, пойдём, не будем нарушать режим. – Максим взял Василича за плечи, мягко поворачивая его к двери. – Маша поранилась. Пока ей обработают рану, я тебе всё расскажу. Пойдём.

Оглядываясь на улыбающуюся жену, Василич подчинился понуждению и шагнул в палату. Макс плотно закрыл дверь палаты за собой.

Леонид Моисеевич принял из моих рук перепачканный кровью значок. Я извинилась за грубость, потом поблагодарила его, на что он ответил:

– Вы решительная… эээ… Лидия, и под горячую руку вам лучше не попадаться.

Я рассмеялась.

– Да, лучше не надо! Ещё раз прошу прощения, Леонид Моисеевич. А что, при язве, и правда, нельзя ходить?

Он засмеялся некрасивым, блеющим смехом:

– Беееее… а вы попробуйте! – и пошёл от меня по коридору, продолжая блеять.

В открытую дверь процедурного кабинета, я видела, как Рита продезинфицировала, а потом опрыскала каким-то раствором палец Маши. Маша пребывала в состоянии счастья и от явно выразившегося страха на лице Василича, когда тот увидел жену в окружении хлопочущих врача и медсестры, и оттого, что со здоровьем её всё обошлось, потому весело отмахнулась от перевязки:

– Эка! Я, почитай, каждый день то паром обожгусь, то ножом порежусь, то масло раскалённое куда капнет. У меня быстро заживает, и это заживёт, завтра и забуду уже! Спасибо вам!

Она вышла в коридор.

– Пойдём, Маленькая.

– Маша, я кладу тебя на обследование.

– Так я и так в больнице!

– Маша, я серьёзно!

Радость её испарилась, опустив глаза в пол, она прошептала:

– Значит, всё-таки был инсульт.

– Была угроза.

– Маленькая, не время! – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – Вася хворает.

– Время, Маша, самое время! Лучше обследоваться и принять лечение сейчас, чем довести дело до настоящего приступа. И Василичу есть стимул быстрее поправиться!

Машу оформили в неврологическое отделение, и я проводила её в палату.