– По крайней мере, пока не заселимся! – весело сказал Роберт и сунул кепку в карман.

Джон уверенно пошел на другой конец мраморного вестибюля к носильщику, уже стоявшему с чемоданами под роскошной хрустальной люстрой, в которой ярко сияли лампочки. Пока Джон расплачивался с механоидом, Роберт и Лили осматривались.

Слева от них виднелись два лифта с решетчатыми дверьми. Над каждым лифтом можно было различить полукруглый циферблат и стрелку, которая показывала этаж. Рядом с лифтами стояли две стеклянные будки с передатчиками, куда надо было говорить, и приемниками, откуда поступал звук. Роберт и Лили, конечно, слышали о телефонах, но видели их впервые.

Справа от телефонных будок стояла величественная рождественская елка – выше, чем самая высокая сосна в Бракенбриджском лесу. Елка была украшена стеклянными шарами, полосатыми леденцами и длинными красными свечками, которые вспыхивали каждый раз, когда открывалась входная дверь.

Роберт потрогал хвойную ветку и поднес руку к лицу. Пахнет Рождеством. Лучший запах на свете.

– Вот так местечко! – шепнул он Лили.

– Да, в этой гостинице могла бы остановиться сама королева Виктория, приедь она в Нью-Йорк! – ответила девочка.

– Определенно! – хитро улыбнулся Джон, уже распрощавшийся с механическим носильщиком. Он положил руки ребятам на плечи. – Но бьюсь об заклад, тут еще есть на что посмотреть! Не стойте, детишки, – вперед, за ключом!

Перед длинной мраморной стойкой регистрации уже стояла другая посетительница отеля – сурового вида женщина с короткими, зачесанными назад волосами. К ее ладони, затянутой в перчатку, был наручником пристегнут тяжелый деревянный ящик. На боку ящика Роберт заметил рисунок свернувшейся в кольцо змеи, которая кусала себя за хвост. При виде этого по спине мальчика пробежала дрожь.

ДИНЬ!.. ДИНЬ!.. ДИНЬ!

Женщина трижды позвонила в звонок на стойке регистрации.

– Добрый день! Есть здесь кто-нибудь? Обслужите нас! Мы хотим заселиться! – с ярко выраженным нью-йоркским акцентом сказала она.

На воротничке ее платья, который выглядывал из-под пальто, виднелась серебряная брошь в форме молнии. Она напомнила Лили золотой значок-шестеренку, который носил ее отец на лацкане пиджака, – символ Гильдии механиков.

Рядом с женщиной стояла механическая дама с квадратным подбородком и с нарисованным на груди красным крестом, похожая на медсестру. Одной рукой она держала два громадных кожаных чемодана, а другой крепко сжимала запястье угрюмого мальчика.

– Бесполезно ругаться, профессор, – сказала медсестра. – Механоиды редко реагируют на крики.

– Ошибаетесь, Бакл, – ответила женщина. – Конструкция механических слуг отличается от вашей. Если их не отчитывать, они не будут выполнять свою работу.

Мальчик ничего не сказал – лишь медленно поморгал, будто вот-вот заснет.

Лили внимательно оглядела мальчика. На вид ему было столько же лет, сколько ей и Роберту, может, на год меньше. В руках он держал клетку, закрытую бархатной тканью. Лицо его было белее бумаги и выражало смертельную тоску. Казалось, будто он смотрит прямиком в космическую бездну, в великое Ничто. Выглядел он не по годам серьезным, словно многое в жизни успел повидать.

Вдруг Лили заметила, как из нагрудного кармана на пиджаке мальчика высунулся маленький белый мышонок. Он поводил носом, огляделся и посмотрел на Лили. Он вел себя так спокойно, что девочка даже не поняла, живой ли он или механический.

Мышонок спрятался обратно в карман, но Роберт тоже успел его увидеть. Они с Лили тепло улыбнулись мальчику. Даже Малкин показался из корзинки и лукаво ухмыльнулся.

Глаза мальчика заблестели, когда он заметил механического лиса, но вскоре на лицо его снова легла тень печали, которая, казалось, почти никогда не покидала его.

«Что же его так беспокоит? – подумала Лили. – Есть ли у него друзья, с которыми можно поделиться своими тревогами? Он выглядит таким одиноким…»

– Чем могу помочь, мэм? – В дверном проеме за стойкой появился механический консьерж, по виду не дружелюбнее дверного молотка.

– Мы только что прибыли. Хотим заселиться. Забронировали пару тихих комнат. Услуги горничной не понадобятся. – Женщина кивнула на механическую медсестру и мальчика. – Мой племянник болен. Ему требуются тишина и покой. Заходить к нам не нужно. Разговаривать с ним тоже. Известите остальной персонал. Буду очень признательна.

Механический консьерж доброжелательно улыбнулся мальчику, а потом мрачно посмотрел на его тетю.

– Разумеется. Напомните, пожалуйста, вашу фамилию.

– Я ее и не называла. Моя фамилия Милксоп. Профессор Матильда Милксоп.

Джон, все это время изучавший «Путеводитель Эпплтона», вдруг поднял глаза и радостно воскликнул:

– Профессор Милксоп, неужели это вы? Какой приятный сюрприз!

Женщина не сразу поняла, что к ней кто-то обращается. Она обернулась и посмотрела на Джона неузнающим взглядом.

– Сэр, мы с вами где-то встречались?

– Профессор Джон Хартман. – Он горячо пожал ей руку. – Мы встречались на конференции в Швеции несколько лет назад. Вы тогда работали над прототипом подводной турбины, генерирующей электроэнергию.

– Точно. Приятно снова видеть вас, Хартман. Очень рада. – Профессор Милксон холодно улыбнулась и высвободила ладонь.

Из-под рукава ее пальто показалось запястье с татуировкой черного кольца. Точнее, с тревогой поняла Лили, той же змеи, что была изображена на ящике.

– Что привело вас в Нью-Йорк? – спросила профессор Милксоп.

– Меня пригласили выступить с речью в Гарварде, на Ежегодной американской конференции механиков и электротехников. Она состоится в январе. Праздники же я проведу с семьей. Знакомьтесь, это Роберт Таунсенд, а это моя дочь Лили…

Глаза профессора Милксоп расширились.

– О, я читала о ней! И ее сердце. В «Нью-Йоркском механическом вестнике», как ни странно. Там говорилось, что это вы изобрели сердце, Хартман. И что Лили и ее друг сбежали из цирка уродов, где их держали против воли. Занимательное чтиво.

Лили накрыло волной разочарования. Она-то надеялась, что останется в Нью-Йорке инкогнито, но оказалось, что и местные уже знают ее историю.

– Это ваш племянник? – Джон посмотрел на мальчика, а затем перевел взгляд на механическую медсестру.

– Да. Его зовут Дэйн. К сожалению, он не вполне здоров. Он не общается с незнакомцами. Это обусловлено его болезнью.

– О боже! Мне очень жаль. А чем он болеет?

– Его болезнь не заразна, – заверила Джона профессор Милксоп. – Это нечто вроде задержки речевого развития. Но рано или поздно… все будет хорошо. – Она посмотрела на потерянного Дэйна, который будто бы и не слышал всего этого разговора. – А сейчас ему нужен отдых. За ним приглядывает мисс Бакл. Она мастерица своего дела.

Механическая медсестра со сдержанным дружелюбием кивнула.

– Ну, это уже хорошо, – сказал Джон и после короткой паузы добавил: – Не хотите присоединиться к нам за ужином? Мы будем готовы сразу после того, как заселимся и разложим вещи. Даже если ваш племянник не может говорить, ему все равно будет приятна компания детей его возраста.

– К сожалению, у нас не получится. У Дэйна слабый организм. Он вряд ли сможет высидеть целый ужин, пока мы будем заняты разговорами. – Профессор Милксоп сунула руки в карманы пальто и нервно покачалась с пятки на носок. Судя по всему, она и сама с трудом переносила светские беседы.

Тут, к ее заметному облегчению, у стойки снова возник механический консьерж с ключом в руке.

– Прошу вас, мэм. Номер сто, третий этаж. Можете подняться на лифте. Наш портье вас проводит.

– Это вовсе не обязательно. – Профессор Милксоп выхватила ключ из его рук. – Мы и сами справимся. Что ж, – обернулась она к Джону, – у нас много дел. Пора идти. Была рада встрече, Хартман.

– Взаимно.

– Еще увидимся. – Положив ключ в карман, Матильда Милксоп скомандовала: – Бакл! Возьмите чемоданы, будьте любезны!

Она не дождалась ответа механической медсестры и бодро зашагала к лифтовому лобби, крепко прижимая к себе деревянный ящик. Мисс Бакл покорно двинулась следом, волоча за собой Дэйна и чемоданы.