Я знала. Читала об этом в «Истории войны Двух Королей и королевства Солис». Ответ содержался в этой проклятой книге, которую меня заставили прочитать раз сто. Возможно, кое-что в ней было правдой.
– Атлантианцы достигают зрелости. Вы называете это… Отбором, когда происходят физические изменения.
– И когда у некоторых начинают проявляться или усиливаться определенные способности, – добавил Кастил. Его глаза ярко горели в полутемной комнате. – Для меня это была способность к принуждению. В детстве я умел быть очень убедительным, но, пройдя Отбор, смог по желанию навязывать свою волю другим.
В животе возникла пустота.
– Тогда почему ты просто не заставишь меня делать то, что хочешь?
Он сдвинул брови.
– Потому что хоть я и чудовище, но не такое чудовище, Поппи.
В груди защемило, и я отвела взгляд.
– Кроме того, принуждение действует временно и полезно только для сиюминутных целей.
Когда я опять посмотрела на него, выражение его лица стало более мягким.
– И, что интересно, подобно тому, как ты не можешь ловить эмоции Вознесшихся, принуждение на них тоже не действует.
Я прочистила горло.
– Ты знаешь, почему так?
– Некоторые считают, это потому, что у них нет души.
Я подумала о Йене и тут же отбросила эти мысли.
– Так ты думаешь, мои способности меняются, потому что я приближаюсь к Отбору?
– Да, к версии Отбора. Твоя кровь для Вознесшихся бесполезна, пока тебе не исполнится по крайней мере девятнадцать, хотя твои способности будут формироваться еще два года.
Пока я переваривала то, что он рассказывал, мои мысли потекли в ином направлении.
– У меня… вырастут клыки?
Он поднял брови.
– Сомневаюсь. Полукровкам не требуется кровь, поэтому не нужны и клыки.
– А что насчет… бессмертия?
– А ты бы его не хотела?
Я подумала о Вознесшихся и о том, как долго они живут. Было ли причиной недостатка у них человечности то, что они делают, чтобы выжить? Или же дело в том, что они на протяжении нескольких поколений видели, как все вокруг умирают?
– Не знаю, – честно ответила я. – Так оно будет?
Он покачал головой.
– То, что смертные называют бессмертием, есть только у чистокровных атлантианцев.
Сложно сказать, с облегчением я это восприняла или нет.
– А я могу вознестись? Стать вампиром?
Задавая этот вопрос, я думала о Йене. Если он, как и я, частично атлантианец…
– Я честно не знаю, Поппи. Атлантианцам запрещено возносить тех, в ком есть хоть капля смертной крови, – объяснил он. – Даже полукровки, живущие в Атлантии, не возносятся. Они живут и умирают, как и смертные.
Я не знала этого о жителях Атлантии. Что не все атлантианцы такие, как он.
– Могу представить, что для полукровок Вознесение будет таким же, как для смертных, – продолжил он. – Они станут вампирами.
Это означает, что ими будет руководить жажда крови, просто не такая всепоглощающая, как у Жаждущих. У меня сдавило грудь.
– Когда человек обращается – делается вампиром, – что с ним происходит?
Кастил несколько секунд молчал, затем сказал:
– Другие вампиры кормятся от них, приводя их на грань смерти из-за потери крови, а потом дают кровь атлантианца. Иногда изменение происходит сразу. В других случаях они несколько часов могут казаться мертвыми. Но они пробуждаются и… пробуждаются голодными. Такими же неуправляемыми, как Жаждущие, и часто справляться с ними приходится нескольким Вознесшимся. – Он подвигал челюстью, глядя на огонь. – Даже когда их накормят, их снедает голод. Я слышал, что у новообращенного вампира уходят недели, а то и месяцы, чтобы научиться контролировать жажду.
У меня упало сердце. После Вознесения Йена я какое-то время не получала от него никаких вестей. Прошло несколько месяцев, он тогда как раз женился.
– И мне известно, как поступают те, кто не может смириться со своими новыми потребностями и причинять вред людям, – тихо добавил он.
– Как? – спросила я, хотя интуиция подсказывала, что ответ будет не из приятных.
– Они предпочитают выйти на солнце, когда оно стоит в зените. Много времени это не занимает, но все равно смерть приходит не слишком быстро. И не безболезненно.
О боги.
Это… это похоже на то, что сделал бы Йен. Но он жив. Он слал письма. Он должен быть жив.
Я сглотнула.
– Ты видел, как их обращают? Все они сознают, что с ними происходит?
Он перевел взгляд на меня.
– Я знаю, к чему ты клонишь, и не думаю, что ответ изменит ситуацию так, как тебе хочется.
– Ты можешь просто ответить на вопрос?
Он сжал губы.
– Вознесшиеся устраивают церемонию. Смертных приводят в балахонах и масках. Поют бессмысленные слова, зажигают свечи. Некоторые, похоже, знают, чего ждать. Большинство выглядят как пьяные. Понятия не имею, вполне ли они сознают, что происходит. – Его грудь поднялась в глубоком вдохе. – Некоторые кажутся одурманенными. Сомневаюсь, что они вообще понимают, бодрствуют ли они.
Я уставилась на него, застряв между облегчением и ужасом. Понятно, почему он не хотел отвечать. Если Йена одурманили до такой степени, что он не сознавал происходящее, если остальные тоже не сознавали, что происходит, – это еще хуже.
Кастил молча смотрел на меня.
– Вознесшимся незачем обращать полукровку. Это испортит кровь, которая им нужна, чтобы создавать новых Вознесшихся или сохранять жизнь атлантианцу. Вот почему они заботились о твоем здоровье и безопасности, вот почему ваша драгоценная королева так нежно ухаживала за тобой.
Все мое тело напряглось, как тетива лука.
– Твоя кровь до сих пор для них ничего не значила и будет значить еще меньше, если ты пройдешь через Вознесение.
Значит, у меня с Йеном, скорее всего, были разные родители: или один, или оба. Потому что его предназначали для Вознесения. Он писал мне письма, и Кастил утверждал, что Йена видят только по ночам. Разве что…
Разве что осведомители Кастила видели кого-то другого, а письма слал вовсе не Йен.
От этой мысли мне стало дурно. Я тяжело сглотнула. Сейчас, когда я далеко от Йена, я даже не могу рассматривать все эти возможности. Вопросы и сомнения раздавят меня.
И я уже чувствую себя раздавленной.
Я уже знала, что для меня замыслили Вознесшиеся, но когда полностью поняла, почему они ждали, в чем причина всех их действий, мне стало тошно до такой степени, словно я в самом деле заболела.
– Они просто держали меня в живых, пока…
Я подавилась словами, будто их вес грозил меня сокрушить.
Кастил ничего не сказал, хотя, наверное, это и к лучшему. Я почувствовала себя как подожженный пороховой бочонок. Внутри искрились недоверие и гнев. Меня держали в укрытии, практически в клетке, заботились, как о призовом скоте, пока моя кровь созревает. Пока я не стану полезной – либо чтобы создавать новых вампиров, либо поддерживать жизнь в том, кто будет их делать.
– Я не бутылка вина, – прошептала я.
– Нет, Поппи, – тихо сказал он. – Ты не бутылка вина.
Я вскинула голову.
– И ты не знал этого, когда отправился за мной? Клянешься? Поклянись прямо здесь и сейчас, что не знал о моем атлантианском происхождении. О том, что именно поэтому меня сделали Девой. Что меня держали живой и оберегали от всего, пока я не стану… полезной?
Он встретился со мной взглядом.
– Клянусь, Поппи. Я понятия не имел, что ты атлантианка, пока не попробовал твою кровь. Я даже не предполагал, в чем дело, когда узнал о твоем даре. Наверное, следовало понять. – По его лицу пробежала тень, так быстро, что я даже не была уверена, что видела ее. – Но никто из атлантианцев не был на такое способен уже сотни лет. Я не знал.
Мое чутье все еще было открыто, и у меня ушло несколько секунд на то, чтобы пропустить через себя его эмоции. В них по-прежнему присутствует едкий привкус гнева и терпкость, которую я ассоциировала с неуверенностью, и никогда не покидающая его печаль.
Мой дар никоим образом не детектор лжи, но я не думаю, что Кастил лжет. Убрать чутье было труднее всего, потому что это не казалось естественным. А естественным представлялось потянуться к нему и забрать печаль, дать немного временного покоя. У меня зудела кожа от желания так поступить, и не из-за Кастила. Дар требовал, чтобы им пользовались, чтобы им исцеляли. Я с усилием заперла его и, прерывисто выдохнув, уселась на край кровати.