Руби и Марта с опаской посмотрели на Люсинду, затем в один голос ответили.

– Ты у нас случилась!

– Что за бред? Что я такого сделала?

– Ты сказала нам, что мы должны постараться, чтобы стать для Цирцеи лучшими ведьмами на свете. А теперь хочешь убить всех, кого она любит! Где логика? – спросила Руби.

– Ты настаивала, чтобы мы говорили правильные вещи, перестали вмешиваться в чужие дела и принимали свои решения с оглядкой на Цирцею, – подхватила Марта.

– Ты сказала, Люсинда, что единственный способ вернуть Цирцею – это сделать её счастливой, – вновь вступила Руби. – И мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Марта тут же подхватила кричалку сестры.

– Мы хотим её вернуть! – И Руби вместе с Мартой принялись топать ногами, крутиться на месте, рвать на себе потёртые, покрытые кровавыми пятнами платья и с каждым новым поворотом всё громче выкрикивали: – Мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Люсинда подскочила ближе, встала перед ними.

– Прекратите немедленно! Кончайте комедию ломать! – Она уставилась на своих впавших в истерику сестёр. Изодранные, потрёпанные платья едва прикрывали их тощие, хрупкие тела. А у неё не осталось сил даже для того, чтобы как-то поприличнее одеть их. Странно, ведь во сне даже совершенно далёкий от какой бы то ни было магии человек способен сменить свою одежду. Для этого ему достаточно лишь подумать об этом. Но Цирцея всего лишила злых сестёр, буквально всего. Включая возможность хоть как-то сохранять чувство собственного достоинства.

При этом Люсинда знала, что её сёстры правы. Она действительно говорила всё это. Как же ей заставить Руби и Марту понять, что пришло время действовать по-новому? Время вновь стать могущественными ведьмами, какими они были всегда? Что пришла пора покинуть сонное царство и вернуться на своё законное место. Однако Люсинда не была уверена, что сёстры готовы услышать правду, поэтому она держала её при себе. Хотя Руби и Марта всегда были существами хрупкими, ранимыми, но ещё никогда Люсинда не опасалась за их рассудок так сильно, как сейчас.

Была тайна, которую она хранила от них на протяжении всей жизни. Если открыть им эту тайну сейчас, почти наверняка произойдёт катастрофа. Люсинда надеялась, что эту тайну не узнает никто и никогда, даже Цирцея. Как бы сильно ни любила Люсинда своих сестёр, она знала, что воля у них слишком слаба, чтобы сохранить подобной важности секрет и не проболтаться. Ну вообще-то они знали часть той загадочной истории. Но им была неизвестна самая важная тайна, та самая, что может уничтожить их всех, если только до неё доберётся Цирцея. Не знают сёстры и о том, что именно из-за неё, из-за этой тайны им необходимо как можно скорее выбраться отсюда. Выбраться и уничтожить библиотеку Готель.

– Сёстры, послушайте. Я старшая из нас. Мне нужно, чтобы вы поверили, что я всё знаю лучше всех.

– Люсинда всё знает лучше всех! – рассмеялись Руби и Марта. – Люсинда всё знает лучше всех! Нет, вы слышали? Вы слышали? Лучше всех!

– Сёстры, прошу вас. Соберитесь и постарайтесь выслушать меня. Это очень важно! – кричала им Люсинда, но Руби и Марта не слушали её и повторяли, топая ногами, новую кричалку:

– Люсинда знает лучше всех! Люсинда знает лучше всех!

Что ж, не имея возможности применить магию, Люсинда решила действовать по старинке, силой. Она обхватила своих сестёр за шею – одной рукой Руби, другой Марту, и приподняла их над полом так, что их ноги беспомощно заболтались в воздухе, как у тряпичных кукол.

– Немедленно прекратите орать и выслушайте меня!

Комната затрещала, затряслась, облепившие её стены зеркала задребезжали, заходили ходуном, грозя в любой момент расколоться на мелкие кусочки. Люсинда опустила своих сестёр на пол.

Дрожа от страха, Марта вцепилась в Руби и вскрикнула:

– Что происходит? Люсинда, остановись! Не надо, Люсинда! Мы будем тебя слушать, будем!

– Люсинда, прости! – подхватила Руби. – Останови это, пожалуйста!

Люсинда застыла на месте, молча глядела вокруг. Затем остановила свой взгляд на зеркалах. Что-то не так было с этими зеркалами, что-то очень не так. Люсинда принялась внимательнее присматриваться к каждому зеркалу, искала ведьму, которая совершенно очевидно притаилась за одним из них.

Комната тем временем продолжала трястись.

– Люсинда, пожалуйста! – хныкали прижавшиеся друг к другу Руби и Марта. – Мы обещаем сделать всё, что ты скажешь! Только не разбивай наши зеркала, ведь это всё, что у нас есть!

– Это не моя магия, дурочки. Нас с вами магии здесь лишили! А теперь отойдите назад и встаньте за мной. Живо!

Люсинда запихнула сестёр себе за спину и широко раскинула руки в стороны.

– Ну, давай, вылезай! Покажись, ведьма! – злобно прошипела она.

Зеркала на стенах дрожали, сквозь них пробивались язычки зелёного пламени.

– Так это же Малефисента! – взвизгнула Руби, увидев зелёные огоньки. – Она вернулась! Она сумела найти дорогу из тьмы! О, я всегда знала, что она очень, очень сильная!

Язычки пламени разрастались. Яркие, жаркие, они, казалось, выпрыгивают сквозь зеркала прямо в комнату. Затем из язычков пламени сложилось лицо, отразившись на поверхности каждого зеркала. Лицо было бледным, с большими, очень красивыми тёмными глазами. Эту женщину злые сёстры уже видели много-много лет назад, и с тех пор она ничуть не изменилась.

И это была не Малефисента.

– Гримхильда! – дружно выдохнули три сестры.

– Привет, ведьмы поганые, – раздался из каждого зеркала её голос и эхом прокатился по комнате. Руби и Марта закрутились на месте, пытаясь понять, где настоящая Гримхильда, а где её иллюзорные отражения в зеркалах.

– Она здесь, сёстры! – сказала Люсинда, указывая на висевшее прямо перед ними зеркало. Старая королева Гримхильда выглядела ещё величественнее, чем помнилось Люсинде.

Холодная. Грозная. Прекрасная.

Люсинда невольно подумала, а было ли вообще наказанием то, что они с сёстрами засадили Гримхильду в зеркало точно так же, как ещё раньше проделали с её папашей. Ведь сейчас, вырвавшись на свободу, Гримхильда выглядела такой юной, такой прекрасной, и, пожалуй, стала даже сильнее, чем могла припомнить Люсинда.

– Но как ты попала в сон? – спросила она, заставив Гримхильду громко расхохотаться в ответ.

– Но это же была твоя магия, Люсинда. Это ты произнесла то заклинание, которое заточило меня в мире зеркал. Сама запихнула меня туда и при этом не знаешь, каким образом я смогла появиться перед тобой? Странно!

«Неужели Гримхильда поняла, что она больше не связана нашим заклинанием?» – подумала Люсинда. Она вдруг почувствовала себя ужасно неловко, стоя перед королевой в своём потрёпанном, испачканном кровью платье. Как ей хотелось сейчас не быть заточённой в стране снов, не быть такой беспомощной, не имея никакой поддержки, если не считать её безмозглых сестёр. Как же хотелось Люсинде оказаться сейчас на своей земле, которой они с сёстрами правили, словно три королевы. Или, точнее, как одна королева в трёх лицах. Но вместо этого она находилась сейчас в царстве зеркал и безумия и разговаривала со старой королевой Гримхильдой. Что, интересно, королева думает о них, запертых в этом месте, таких испуганных и жалких на вид?

«Будь проклята Цирцея за то, что отобрала у нас наши магические силы! – мелькнуло в голове у Люсинды. – Без них мы беспомощны. Без них и без наших зеркал!»

И тут, поняв одну вещь, она рассмеялась.

– Зеркала! Ну конечно, зеркала! Цирцея, эта самая умненькая-разумненькая, самая могущественная-премогущественная ведьма на свете забыла заколдовать зеркала в стране снов так, чтобы сквозь них не могла пройти Гримхильда!

Услышав разлетевшийся эхом по всей комнате смех Люсинды, злая королева прищурилась, глядя на неё, и сказала:

– Скажи, тебе что, совсем не интересно узнать, зачем я сюда пришла? Или так и будешь торчать тут столбом и ржать, пока мне не надоест и я не уйду прочь?