Гореть будет все, даже небо. Камни будут плавиться под ногами, и воздух будет жечь дыхание. Лишь падающий пепел будет укрывать обугленное тело. Но смерти не будет. Будет только боль, невыносимая душераздирающая боль. Стоны страждущих будут пронизывать кромешную тишину. И не будет никому покоя, и никто не придет друг другу на помощь.

И у каждого грешника перед глазами будут вспыхивать четкие изображения его же злодеяний в мельчайших подробностях. И никто не сможет закрыть глаза руками, потому что они уже превратятся в пепел, никто не сможет встать на колени и взмолить к Господу Богу, так как ног у него уже не будет, и никто не сможет прокричать во все горло, оправдываясь перед Ним и утверждая, что просто не было другого выхода, обманывая самого себя же.

И душа будет терзаться в вечных муках, истязаясь, пытаясь выкрутиться и оправдаться в своих злодеяниях, но никто не будет слышать этого и никто никогда уже не услышит. Боль и пустота будут постоянными ее спутниками. И безнадежность будет усиливать страдания в бесконечном пространстве вечности.

Но…

День подходил к своему завершению. Солнце торопилось скрыться за горизонт, разделяя небольшую речку на две части желто-красным лучом. По берегам этой речушки расположилась скромная, но довольно аккуратная деревня. Два берега соединял невзрачный, прохудившийся мост, местами где-то сломанный, а где-то и слегка отремонтированный на скорую руку. Роскошные ивы наклонили свои ветки прямо к воде, как будто бы играли речной гладью. Сразу же за деревней расположился огромный широколиственный лес, углубляясь на несколько десятков километров на север. Живописные места здесь повсюду, куда не посмотри. Даже стройный одинокий тополь, стоящий у дороги, завораживал своим великолепием. Но для жителей деревни это было обычным и привычным зрелищем, которое уже давно примелькалось, и ничего живописного они в этом не наблюдали. Население деревни было где-то пятьдесят-семьдесят душ. Основным занятием жителей было земледелие и скотоводство. Когда-то здесь процветала и охота, откуда и название пошло деревни Охотничье. Хотя и сейчас мужики ходят на охоту, но это уже не та охота, которая была раньше. Если раньше ходили на охоту, чтобы как-нибудь прокормить семью, то сейчас это превратилось просто в отдых, подальше от семьи с некоторым количеством бутылок самогона.

Этот вечер ничем не отличался от остальных вечеров, и со смелостью можно заявить, что следующий остаток дня будет таким же, как и вчерашний. Вечера жители этой деревни проводили в шумных кампаниях с различным количеством литров самогона. От безделья и скуки часто между собою возникали драки, причем по поводу и без повода. Если как следует выпить и не подраться, или чего-нибудь не поломать, в крайнем случае, не потерять, то вечер прошел зря. Это можно объяснить несколькими причинами: во-первых, ничего необычного или нового за вечер не произошло, и поэтому становиться скучно, так как энергию, которую добавляют спиртные напитки девать некуда; во-вторых, если быть у всех на виду, делая что-либо необычное, можно заработать себе репутацию и уважение коллектива. Хотя какая тут репутация, но выпившему человеку это трудно объяснить, тем более, если этот человек в своём мнении глубоко уверен; в-третьих, надо же рассказать утром что-нибудь о своих подвигах за бутылкой самогона во время похмелья. О подвигах удачного вечера будут говорить в деревне как минимум дня три-четыре. А если рассказать нечего, значит, кто-то другой будет в центре внимания и пользоваться уважением коллектива. Тогда репутация будет падать, а этого допустить никак нельзя. А к рассказам о своих приключениях нужно добавить некоторый фон, к примеру, подойдет еще одна бутылка самогона. А как мы знаем, неправильное похмелье плавно переходит в очередную пьянку. Так что, как мы видим, обычная ситуация в сельской местности. Короче говоря, после рабочего дня в этой деревне отдыхали по полной программе, особенно по праздникам.

И этот вечер не отличался от какого-либо другого вечера. Из небольшого садика (полянки, окруженной посаженными когда-то деревьями, но в деревне он назывался садиком) доносился громкий смех и звон стаканов. Садик находился около берега реки. Внутри его стояла беседка: столик с деревянными скамейками и небольшая примитивная крыша. Вокруг беседки валялись уйма пустых бутылок, битого стекла, растрепанной бумаги и остатков недоеденной закуски.

За столиком сидело около восьми человек. Смех и громкий разговор постепенно переходил в монотонный.

– Ну что, Колян, может, все-таки сходишь завтра с нами на охоту? – послышался голос одного из компании, – а то, гляди, еще забудешь, как лес выглядит.

– Мы тебя будем охранять, – шутливо добавил кто-то из толпы.

– Вы же знаете, что я туда больше ни ногой, – ответил Николай и выпил при этом налитый в стакан самогон.

– Да ладно, хватит рассказывать сказки о нечистой силе, которая якобы поселилась в нашем лесу. Пить меньше надо на охоте, а то не только черти тебе будут являться, то и, гляди, еще кого-то застрелишь ненароком.

– Фома ты не верующий, – возмутился тот. – Я хоть и был пьян, но не настолько.

– Тогда давай поспорим с тобой на два ящика водки. А завтра пойдем все вместе и посмотрим на твоих леших. А если там не встретим ни одного лешего, то ты перестанешь нести всякую чушь о нечистой силе и отдашь, соответственно, два ящика водки. А если ты уверен, что они там есть и мы встретим, хоть одного из них, тогда я отдам тебе водку. Все честно, заявляю тебе это при свидетелях.

Два ящика водки – дело не шуточное. Это слишком большой кон, как для деревни. Николай замешкался. С одной стороны он боялся, а с другой – неплохая выгода. Ему надоели эти ненавистные подстегивающие насмешки над ним. Все считают его выдумщиком, алкоголиком, который напился до невменяемости и увидел нечистую силу. Но настало время доказать всем свою правоту, поставить всех неверующих на свое место, всех тех, кто постоянно измывается над ним, тем более на извилинах мозга и самолюбия играет алкоголь, и откладывать больше нельзя.

– Хорошо, я согласен, – громко, четко, завораживающе с гордостью и уверенностью заявил он, – но попомните мои слова, вернуться с охоты могут не все.

Компания громко рассмеялась. Они не могли сдерживать смех и слезы, хватаясь за свои животы, когда он с таким умным лицом говорил такую несуразицу.

– Договорились, – поддержал сквозь смех его собеседник. – Сколько мы туда не ходили, не видели никаких леших. Хотя посмотрим по состоянию нашего опьянения. Может, мы тоже прозреем.

Обратно прокатился громкий смех, а один из присутствовавших даже упал от смеха на землю.

– Обязательно прозреете, это я вам обещаю, – затаив обиду, как ему казалось, на презренных клоунов, с уверенностью заявил Николай, – я отведу вас в одно место, вы в штаны наделаете, прежде чем умереть. Я даже не пожалею своей жалкой жизни и погибну с вами, но все равно покажу.

После этих слов он встал из-за стола, выпил налитый стакан самогона, демонстративно бросил его на землю и затем быстрым шагом пошел домой. Его угнетало, что над ним издевательски смеются и принимают за шута горохового. Он не мог дождаться завтрашнего дня, чтобы поскорее доказать свою правоту. Пускай эта правда будет стоить даже чьей-то жизни, и, скорее всего, это будет лучше для него, потому что только чья-то смерть, как он думал, сможет успокоить его сбунтовавшееся самолюбие. И только тогда все припадут к его ногам и будут молить о прощении. И он будет думать. Возможно, что даже никого и не простит, так как смерть человека будет на их жалкой, ничтожной совести. Ведь он предупреждал их, но как мученик был отвержен и обсмеян обществом, и они, ничтожества, не верили его абсолютно правдивым словам.

Собеседника звали Игорь. Он всегда любил поспорить с кем-то, и не на что-нибудь, а на бутылку самогона, и это как минимум. В прошлом году Игорь поспорил с соседом на две бутылки самогона, что вскопает за день шесть соток земли. Сосед якобы сомневался в его возможностях и все твердил, что это очень тяжело и что Игорь не справиться с этим делом за день. Но после того, как земля к вечеру была перекопана, сосед, якобы нехотя, отдал две бутылки самогона. Оба были довольны по уши.