– Ты же говорил, что его убили. Чего там рассматривать?

– Но ведь тело до сих пор не найдено.

– Ну, да.

– Ладно, пусть там разбираются. А мы будем заниматься своими делами.

– Хорошо, мне уже пора проводить «планёрку», а то работники соскучились по мне за выходные.

5

Вечером заехал к одному из клиентов, а после возвращался домой по заснеженной дороге. Машин на шоссе много – пробки из-за многочисленных аварий. Но такое небыстрое движение мне только на руку, поскольку было время подумать о том, что сейчас со мной происходит.

Так что же происходит? Надо быть объективным, я страдаю от одиночества и отсутствия женской ласки. Да это так, чего тут лукавить! Когда-то я купался в любви, которая исходила от моей Ольги – девушки-загадки – такой очаровательной, такой божественной. После неё отношения с другой женщиной построить вряд ли удастся. Возможно, просто необходимо отвлечься. Если бы мне сейчас предложили дело, связанное с расследованием преступления, я бы согласился не раздумывая. Без обсуждения какого-либо вознаграждения, вложил бы в это расследование всю свою накопившуюся энергию.

Однажды, в разговоре с Ольгой я приводил пример человека на войне, вспомнить который было бы сейчас уместно. На войне всё понятно, поскольку осуществляется цикл: «планирование – действие – получение результата своих действий». И совершается он, чуть ли не ежедневно. Человек быстро втягивается, его привлекает возможность оперативно получать результат. Война – это наркотик, постоянный выброс адреналина, и цена ошибки здесь высока, на кону твоя жизнь и жизнь твоих товарищей. Когда война заканчивается, ветеран приходит домой, попадая в тихое мирное бытие. Ему потребуется немало времени для адаптации. Иногда эта тишина вместо умиротворения создаёт панику, страх перед неизвестным будущим. Боец испытывает желание вернуться к боевым действиям, чтобы жить в привычном ритме и регулярно получать свою порцию адреналина. И здесь важно вовремя на что-то переключиться, в противном случае человек может просто не выдержать и даже потерять рассудок. Я знаю, о чём говорю, когда-то вернувшись из Афганистана, сам прошёл через это.

Вы спросите, зачем я рассуждаю на эту тему? Отвечу. Я провожу параллели, сравнивая текущую ситуацию, при которой нынешнее затишье становится для меня невыносимым. Ведь два года назад мы с Ольгой одержали победу над бандой оголтелых мошенников и убийц. Противостояние складывалось весьма непросто. Я лично выложился по полной и считаю победу заслуженной. После этого, казалось бы, настало время «почивать на лаврах», но мне хотелось сражаться и дальше, а наступившее спокойствие больше напрягало и беспокоило. Но я нутром чуял, что это лишь затишье перед бурей, и скоро должно последовать некое продолжение. Не зря же приходила ко мне следователь прокуратуры…

Вдруг зазвонил телефон, прервав цепь моих размышлений.

– Алло! Марк Сергеевич, – раздалось в трубке. – Грачёва беспокоит. Можете говорить?

– Да, Наталья Игоревна, добрый вечер. Не поверите, только сейчас о Вас вспоминал.

– Почему же, охотно верю. Звоню Вам по нашему делу. Можете завтра выделить время, подъехать и протокольчик подписать? Сразу оговорюсь, свои встречи предпочитаю планировать до обеда.

– Тогда завтра ждите меня в 11.00.

– Договорились, до завтра.

Я был несколько взволнован этим коротким звонком. Возможно, именно сейчас рождается преамбула дальнейших событий. Почему нет? Ведь я сам очень хочу этого.

Наконец, добрался домой. На ужин отварил покупных вареников с картошкой и, макая в сметану, не спеша пережёвывал их под новостную программу. Кот Сэм, которого с позволения Беляевой я забрал себе, давно смирился с переменами в своей жизни. Сейчас он тёрся о ножку табурета, громко урчал и мурлыкал, выпрашивая для себя дополнительную порцию корма. Время от времени перс таращил на меня огромные глаза, пытаясь понять, привлек ли он моё внимание или ему нужно урчать ещё громче.

Положил ему в миску добавку корма и отправился в комнату. Там отыскал тетрадь Ольги с записями её отца, и некоторое время листал страницы, вспоминая, как эти наброски пролили свет на понимание процессов, которые ранее происходили вокруг нас с Ольгой. Оставались непрочитанными только зашифрованные строки, состоящие из многочисленных строк из букв и символов. Именно эти строки, вынесенные, отдельными абзацами, меня интересовали больше всего. Когда-то с Олей, просматривая эту тетрадь, пытались понять закономерность этих записей. И вот сейчас я вновь решил попробовать сделать это.

Итак, буквы и символы записаны в строки, по четыре в каждом абзаце, и по длине равны тетрадной странице. В высоту строка составляет пять миллиметров, а один абзац, с учётом пробела между строками соответствует трём сантиметрам. Чтобы прочитать четыре строки целиком, нужно приложить ключ для расшифровки, похожий на двадцатисантиметровую линейку или закладку для книг. А, если это закладка, то, искать её нужно в книгах.

Опять стал рассматривать тетрадь. В самом конце на внутренней стороне обложки имелась ничем не примечательная надпись: «Дост 2».

– Дост, – размышлял я вслух. – Что значит «дост»? Достать, достучаться, достроить…. Какие ещё могут быть варианты? Если это касается книг, то я бы предположил, что надпись означает «Достоевский», цифра 2 – это страница № 2. Возможно, в книге на этой странице находится ключ для расшифровки записей?..

К сожалению, все книги остались в той квартире, где раньше мы проживали с Ольгой, доступ в неё для меня уже закрыт. Ключи я отдал Беляевой. Проверить эту версию в данный момент не представляется возможным. А жаль!

Откинувшись на подушку, задумался, потом так и заснул с этой тетрадью.

6

Проснувшись и позавтракав овсянкой, я поспешил на работу. Надо было успеть отдать необходимые распоряжения, сделать пару важных звонков, а в 11 утра быть у Грачёвой.

Екатерине, с которой мы пересеклись в приёмной, дал согласие принять участие в собрании их отдела, запланированного на 16 часов. Сразу после совещания я покинул офис. Быстрым шагом дошёл до стоянки, сел в машину и, прогрев двигатель, выехал в направлении Областной прокуратуры.

– Марк Сергеевич, добрый день, – встречала меня Грачёва. – Вы, как всегда пунктуальны. Проходите, прошу Вас.

– Спасибо.

Расположился у её стола. Наталья Игоревна открыла папку и что-то читала, водя пальцем по строкам. Я терпеливо ожидал, когда следователь начнёт нашу беседу. Листая страницы, она тихо произносила:

– Так… Хм… Ладно…

Затем, наконец, обратилась ко мне:

– Простите, Марк Сергеевич, немного не успеваю.

– Ничего, ничего, я подожду.

Потом у неё на столе зазвонил телефон.

– Грачёва, – сняв трубку, сказала следователь.

В ответ послышался мужской голос, говоривший резко, повышенным тоном, но слов я разобрать не мог.

– Да, Николай Анисимович, пока ещё не знаю, дел много…

Фраза «много дел» из уст Грачёвой стала спусковым крючком для человека на том конце провода. Он начал кричать, употребляя нецензурные выражения, а из обычных слов различимы были:

– Немедленно!.. Прямо сейчас!..

– Хорошо, я поняла Вас, выезжаю прямо сейчас, – пообещала следователь и положила трубку.

Наталья Игоревна глубоко вдохнула и, закрыв глаза, медленно выдохнула.

– Видите, Марк Сергеевич, в каких условиях приходится работать? – печально сказала она. – Народу в ведомстве не хватает, много нераскрытых дел – «висяков», за них время от времени спрашивает Министерство. А нашему начальству ничего не остаётся, как своим сотрудникам за эти дела «давать по шапке».

– Хотите, я помогу Вам?

– Я Вас умоляю! Как Вы сможете мне помочь?

– Наталья Игоревна, поручите мне какое-нибудь дело.

– Вы серьёзно?

– Вполне! Очень хочу помочь Вам.

– Знаете, Никитин, в психиатрии есть термин – «Синдром спасителя».

– Нет, не знаю.

– Синдром, при котором у человека формируется маниакальное стремление помогать людям или спасать их, навязывая окружающим свою заботу, для повышения собственной значимости. Такой человек способен на многое и даже рискует собственной жизнью. «Спаситель» не подозревает, что зачастую в его услугах окружающие не нуждаются, но он упорно убеждает себя и остальных людей в такой необходимости. Это признак психического отклонения.