Когда поздно ночью Мюжгян пришла в нашу комнату, я еще не спала. Она присела на край постели, заглянула мне в лицо. Чтобы не рассмеяться, я повернулась на другой бок и принялась храпеть, Мюжгян заставила меня поднять голову с подушки.
– Нечего притворяться!
– Клянусь, я спала, – ответила я, тараща на нее глаза.
Мы обе не удержались и захохотали.
Мюжгян потрепала меня по щеке.
– Мое предположение подтвердилось, – сказала она.
Я рывком выпрямилась и села на кровати, отчего пружины зазвенели.
– Что ты хочешь сказать?
Мюжгян испугалась.
– Ничего, ничего, – сказала она улыбаясь. – Только, ради Аллаха, не надо меня душить. Я умираю от усталости.
Она потушила лампу и легла в постель.
Через несколько минут я все же подошла к ней, обняла ее и прижала к груди. Но бедняжка уже спала.
– Не надо, Феридэ… – попросила она, не открывая глаз.
– Хорошо, – сказала я. – Только ты должна знать… Пока я не скажу тебе – все равно не засну.
И хоть в комнате было темно и Мюжгян лежала с закрытыми глазами, я уткнулась лицом в ее волосы и зашептала на ухо:
– У тебя в голове безумные мысли. Я понимаю… Но если ты хоть что-нибудь ему скажешь, я схвачу тебя и вместе с тобой брошусь в море…
– Хорошо… хорошо… – пробормотала Мюжгян. – Что тебе надо? – И опять моментально заснула, хотя я продолжала тихонько трясти ее.
Приезд Кямрана действительно испортил мне настроение. Я испытывала к нему смешанное чувство гнева, страха и отвращения. Это чувство росло с каждым днем. Когда мы оставались с кузеном наедине, я без всякой причины грубила ему, старалась поскорее убежать.
К счастью, Азиз-бей, муж тетки, полностью завладел гостем. Он без конца приглашал в дом приятелей, знакомил их с Кямраном, почти каждый день увозил его в экипаже на длительные прогулки или в гости к кому-нибудь из местных богачей.
Однажды утром я столкнулась с кузеном на лестнице. Кямран опять собирался отправиться куда-то в гости. Он загородил мне дорогу, потом, глянув по сторонам, словно желая убедиться, что никто не услышит, сказал:
– Я умру от столь чрезмерного гостеприимства, Феридэ.
Я прикинула, что не сумею проскользнуть между ним и лестничной решеткой, не прижавшись к нему.
– Разве это плохо? – сказала я. – Вас каждый день катают, развлекают.
Кямран иронически-грустно улыбнулся и закатил глаза:
– «Гость гостя не терпит». Но вспомнил старое правило: гость на гостя хозяину наговаривает. Смотри, и я скажу что-нибудь…
Кямран почему-то рассердился на мои слова, сказанные вечером в день его приезда: «Гость гостя не терпит». Он без конца напоминал мне об этом, стараясь тоже меня поддеть.
– Хорошо, – сказала я. – Но, по-моему, жаловаться вам не на что. Каждый день вы знакомитесь с новыми местами, с новыми людьми…
Кямран снова поморщился:
– Разве люди, которых я вижу, могут развлечь?
Я не удержалась и спросила:
– Где же нашим бедным родственникам сыскать других?
Кямран понял, на кого я намекаю. Он сделал шаг и, протянув ко мне руки, взволнованно сказал:
– Феридэ!..
Но руки его так и повисли в воздухе. Я шмыгнула в узкое пространство между ним и лестничной решеткой и, прыгая через две ступеньки и напевая какую-то песню, убежала в сад.
Все-таки Мюжгян выдала меня.
Однажды утром мы прогуливались по обрыву у берега моря. Ночью прошел дождь, и в воздухе была разлита приятная осенняя свежесть. Бесформенное облако, клубившееся, как туман или дым, закрывало солнце, и тогда на неподвижной глади моря дрожали светлые блики.
Вдали неподвижно, как тени, стояли две-три рыбачьи лодки с повисшими парусами.
Вдруг я увидела, что по дороге идет Кямран, неизвестно каким образом оказавшийся в этот день свободным.
Мюжгян сидела на корне большого дерева лицом к берегу и не заметила кузена. Я тоже сделала вид, будто не замечаю его, и повернулась к морю. Я не видела Кямрана, не слышала его шагов, но чувствовала, что он идет в нашу сторону. Подбородок мой мелко задрожал.
– В чем дело? – спросила Мюжгян. – Почему ты примолкла?
Она обернулась. В нескольких шагах от нас стоял Кямран.
Было ясно, что нам не избежать разговора.
Кузен шутливо обратился к Мюжгян:
– Вы и сегодня не забыли зонтик?
– Да, ведь и сегодня может пойти дождь, – засмеялась Мюжгян.
Кямран говорил, что ему очень нравится сегодняшняя погода, похожая на его задумчивый и нерешительный характер. Мюжгян, слушая его слова, развлекалась тем, что открывала и закрывала зонтик.
– Погода приятная, но навевает грусть, – возразила она. – В это время года все дни такие. А потом зима. Вы не знаете, как тоскливо здесь зимой! Отец вот, напротив, очень привык к этим местам, и его пугает мысль о переводе.
– Ну зачем так ругать здешние края! Возможно, вы еще замуж выйдете за какого-нибудь местного богача, – пошутил Кямран.
Мюжгян приняла все всерьез и покачала головой:
– Упаси меня Аллах.
В это время мимо нас проходил босой рыбак, голова его была повязана красным платком. Это был тот самый старик, которому я однажды представилась как Марика.
– Давненько тебя не было видно, Марика, – сказал он.
– Да вот готовлюсь как-нибудь выйти с вами на рыбную ловлю, – отозвалась я.
Болтая таким образом, мы зашагали со стариком к обрыву.
Когда я вскоре вернулась назад, Мюжгян рассказывала кузену историю с именем Марика. Под конец она схватила меня за руку и воскликнула:
– Это, наверно, не меня, а Феридэ мы оставим навеки в Текирдаге! Такова ее судьба. За нее сватается сын рыбака по прозвищу Иса-капитан. Не смотрите, что рыбак, он очень богатый человек.
Кямран улыбнулся:
– Пусть будет даже миллионер, но в такой степени демократами мы не станем. Не правда ли, Феридэ? Я, как двоюродный брат, решительно протестую.
Обычно умную и тактичную Мюжгян сегодня толкал какой-то черт-предатель. Догадайтесь, что моя абла ответила на это Кямрану?
– Но и это еще не все, – продолжала она. – У Феридэ есть куда более блестящая перспектива. Например, один кавалерийский офицер, сверкающий, как солнце. Каждый день под вечер он подъезжает к нашему дому и проделывает на своем коне разные фокусы, стараясь понравиться Феридэ.
Кямран расхохотался. Но в этом смехе было что-то странное, не похожее на его обычный смех, какая-то неестественная натянутость.
– Против этого возражать не могу. Она вольна в своем выборе.
Я украдкой погрозила Мюжгян: дескать, смотри у меня! И сказала:
– Это уж слишком! Ты ведь знаешь, я не люблю подобных разговоров.
Мюжгян зашла за спину Кямрана и подмигнула мне:
– Правда, наедине мы не так говорим…
– Клеветница! Обманщица! – не унималась я.
Кямран оживился:
– Ты должна и мне рассказать, Мюжгян. Я ведь не чужой.
– Ах так! – зло топнула я ногой. – Нет, с вами нельзя разговаривать, не поругавшись. Всего хорошего! – И, разгневанная, зашагала к морю.
* * *
Я шла, и меня не покидало предчувствие, что на этом начатый разговор не кончился. Подойдя к обрыву, я в сердцах принялась швырять в море камни. Наклоняясь к земле, я украдкой посматривала назад. И то, что я видела, никак не успокаивало мое сердце. Кажется, Мюжгян готова была снова меня предать. А как я могла предотвратить это?
Сначала они говорили, посмеиваясь, но потом оба вдруг стали серьезными. Мюжгян что-то чертила на земле зонтиком, словно с трудом подыскивала слова. Кямран стоял рядом неподвижно, как статуя. Затем я увидела, что они обернулись в мою сторону и – о, ужас! – пошли по направлению ко мне.
Мне все стало ясно. В мгновение ока я скатилась кубарем с обрыва на прибрежный песок. Удивляюсь, как при этом я не переломала себе ноги, не искалечилась.
И все-таки это рискованное безумство не спасло меня от них. Обернувшись, я увидела, что они тоже спускаются с обрыва, но в другом, более безопасном месте, осторожно и медленно.