Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вероника Давыдова

Город любви

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Нет определенной границы между «сном» и «явью», «жизнью» и «фантазией». То, что мы обычно считаем воображаемым, – может быть, высшая реальность мира, а всеми признанная реальность – может быть, самый страшный бред.

Валерий Яковлевич Брюсов

Я имени тебе не знаю,

Не назову.

Но я в мечтах тебя ласкаю…

И наяву!

Ты в зеркале еще безгрешней,

Прижмись ко мне.

Но как решить, что в жизни внешней

И что во сне?

Я слышу Нил… Закрыты ставни…

Песчаный зной…

Иль это только бред недавний,

Ты не со мной?

Иль, может, всё в мгновенной смене,

И нет имен,

И мы с тобой летим, как тени,

Как чей-то сон?..

Валерий Яковлевич Брюсов

Душа жаждет того, что утратила, и

уносится воображением в прошлое.

Петроний

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

…С легким шорохом отодвинулась занавеска, и вошел он – полностью обнаженный.

Адель замерла и ахнула: она впервые видела такое красивое тело. Широкие плечи с буграми округлых мышц переходили в плавно-рельефную мощь рук; крепкий торс держался на сильных ногах, медленно и твердо ступающих ей навстречу.

Он приблизился к Адель, взял ее дрожащую руку, поцеловал запястье, и его губы двинулись выше: к локтю, плечу, груди… Отбросив покрывало, он медленно, дюйм за дюймом, покрывал поцелуями ее горячее тело. Она вздрагивала и стонала, не в силах совладать с нахлынувшим на нее всепоглощающим восторгом. Она хотела его, она жаждала его тела, но при этом испытывала такое преклонение перед его мужественностью и величием, такое сильное волнение, что чувствовала в себе скорее сладостную истому, чем страсть.

Она нежилась под его жадными губами, с трудом веря в происходящее, но когда он приподнялся и стал ласкать ее руками, чуткими, умелыми пальцами, – слабость стала исчезать, уступив место испепеляющему, бурному желанию. В один миг ее тело из податливого и дрожащего превратилось в напряженное и пылающее – сильную гибкую плоть алчущей женщины. Она поддавалась и направляла, приказывала и подчинялась, властвовала и покорялась. Звезды падали в Тирренское море, луна серебристым глазом заглядывала в окно, и два тела слились воедино, утратив контроль над собой и обретя власть над вечностью…

Адель открыла глаза.

Огромный солнечный зайчик на потолке слегка подрагивал, словно с трудом сдерживая смех. Она протянула руку, пошарила по тумбочке и перевернула стеклом вниз лежавшее там зеркало. Хохочущий зайчик мигом исчез, и теперь ее сладкому сну ничего не мешало.

Сон… Адель почувствовала, как по телу пробежала сладострастная дрожь, и закрыла глаза в надежде вернуть удивительное сновидение. Интересно, кто это был? В чьих руках она сходила с ума от возбуждения? Только бы вспомнить его лицо…

Будильник! Отвратительный, раздражающий, мерзкий писк! Почему она не сменила мелодию? А главное, где этот чертов телефон?

Адель посмотрела на висящие на стене тихонько тикающие часы. Ровно полдень. Засыпать, пожалуй, уже не стоило, поэтому она рывком отбросила тонкое одеяло и решительно встала с кровати.

Эх, черт возьми, а все-таки как хорошо!

Огромная белоснежная спальня – пока полупустая, зато просторная, – легкие шторы из шелка и органзы, мягкий ковер на полу, панорамное окно в полстены, а за ним – ротонда в античном стиле и аккуратная зеленая лужайка… Это была первая ночь Адель в недавно построенном двухэтажном доме, купленном на ее собственные деньги в самом престижном районе города. Здесь совсем недавно закончили ремонт, и в воздухе еще витал запах краски, клея, дерева и еще чего-то неуловимо-неповторимого, чем пахнут только совершенно новые дома.

Адель выключила будильник, подошла к окну и быстрым легким движением распахнула шторы. Она до сих пор не могла привыкнуть к этому упоительному чувству радости и свободы, которое появилось у нее вместе с большими деньгами. Глядя на купающуюся в жарких лучах улицу, на дрожащий от зноя воздух, на крыши соседних домов, сверкающие под раскаленным полуденным солнцем Арлингтона, Адель сладко потянулась и невольно вздохнула.

Жаль будет все это покидать. Но разве она имеет право останавливаться на полпути только потому, что купила собственную квартиру и присмотрела очаровательное гобеленовое панно для кухни?.. Не каждой техасской барышне, даже столь талантливой и амбициозной, как она, удается попасть в самую сердцевину «Большого яблока»1, и упускать этот шанс Адель не собиралась.

Ровно три года назад, таким же жарким августовским днем, восемнадцатилетняя Адель Пристли обрадовала родителей известием о поступлении на первый курс Колледжа гуманитарных наук Техасского университета в Арлингтоне. В школе Адель считалась ученицей способной, но звезд с неба не хватающей, и в семье не раз поднимался вопрос о выборе профессии, который всегда оставался нерешенным: юная мисс Пристли никак не могла определиться. Родители опасались, как бы их единственная дочь, девушка рассудительная, прагматичная и к учебе равнодушная, не погналась за быстрыми деньгами, устроившись официанткой в одно из многочисленных арлингтонских кафе, куда постоянно требовался персонал. Не то чтобы Адель мечтала целыми днями таскать подносы, но наличные в виде чаевых казались ей вполне сносной компенсацией за скабрезные шутки и устающие к вечеру ноги, что она не раз доводила до сведения озадаченных родителей.

Но, как это часто бывает, судьба распорядилась по-своему.

По случаю успешного окончания школы отец решил сделать дочери подарок – летний отдых на Родосе. Услышав это, Адель, которая ни разу не бывала за пределами родного и до тошноты надоевшего штата, испытала то же ощущение, что в детстве накануне Рождества: смесь радости и предвкушения чуда. На все имеющиеся карманные деньги она накупила летних сарафанов и ярких купальников, три пляжных шляпы и несколько пар сандалий в греческом стиле, чтобы, так сказать, максимально проникнуться духом места и сойти там за свою.

Но Греция Адель не слишком впечатлила. И Адель Грецию – тоже. Местные жители с первого взгляда узнавали в ней американку и издевательски посмеивались, самым беспардонным образом обсчитывая ее на рынке и ожидая огромных чаевых в кафе. Древнее Эгейское море, когда-то качавшее на волнах корабли античных героев, золотые пляжи, по которым ступали спустившиеся с Олимпа боги, витающий повсюду дух истории – все это оказалось не более чем картинками из дамских романов.

Но именно на родосском пляже, лежа на покрытом полотенцем шезлонге под тенью огромного зонта, потягивая через трубочку манговый сок, Адель Пристли определилась с выбором будущей профессии. Теперь она будет не потреблять, а создавать то, что так красиво и убедительно искажает действительность. Она станет писательницей.

По возвращении домой Адель подала документы в колледж и без труда оказалась в числе студентов филологического факультета. Родители ее выбору удивились, но возражать не стали, а Адель впервые в жизни принялась учиться с удовольствием и азартом, видя в получаемых знаниях прекрасный инструмент для своей будущей блестящей карьеры.

Еще до окончания первого курса Адель Пристли получила этому наглядное подтверждение: несколько ее рассказов, написанных по свежим следам летнего путешествия, вошли в состав ежегодного литературного альманаха. Одна небольшая, но читаемая родителями Адель местная газета назвала мисс Пристли «литературной надеждой Техаса», а университетский журнал предложил ей постоянное место на своих страницах.

вернуться

1

«Большое яблоко» (англ. The Big Apple) – возникшее в 1920-х годах образное название Нью-Йорка. – Здесь и далее, если не указано иное, примеч. автора.

1
{"b":"745015","o":1}