Нас отправили на второй ярус большой арены, подробно объяснив, где находится лестница. Следуя инструкциям, мы поднялись на балкон, опоясывающий просторный гулкий зал. Внизу под защитным пологом, напоминающим прозрачную дышащую жаром вуаль, шел тот самый отбор в команду по турнирной магии. Вокруг пар, борющихся на длинных тренировочных шестах, прохаживались крепкие парни в спортивной форме.

Неожиданно среди прочих судей я заметила Гаррета Ваэрда и, невольно замедлив шаг, приблизилась к парапету. Облокотиться на перила, правда, не удалось: гладкий камень гудел от переизбытка магии. На поверку даже на уважительном расстоянии пальцы пронзило чувствительным разрядом. Пришлось отступить и вытянуться в струнку, чтобы получше разглядеть моего дуэльного противника.

Очевидно, что маэтр Самодовольство и Не прощаю девушек был обязан заниматься чем-то таким – пафосным, но банальным – вроде турнирной магии и, попивая кофе из термоса, читать книжки в перерывах между лекциями. Наверняка у него не возникало проблем с норсентской поэзией.

У таких людей, в принципе, ни с чем проблем не бывает. Даже с классической литературой.

– Адель, ты чего застряла? – недовольно оглянулся Мейз.

– Кого-то увидела? – заинтересовалась Юна.

– Ваэрда, – кивнула я в сторону магического полога.

Парочка немедленно приблизилась к перилам и синхронно отпрянула на шаг, получив задорный магический разряд. На секунду показалось, что у Мейза даже кудри стали чуточку пышнее.

Внизу между тем случилась заминка. Один из парней, крупный, но неповоротливый, пропустивший уже парочку чувствительных ударов от противника, выронил тренировочный шест. С грохотом оружие отскочило на пол, и движение в зале неожиданно остановилось. Все повернулись к растерянному увальню.

Ваэрд жестом приказал неумехе выметаться, а сам ловким движением подцепил шест мыском ботинка, подбросил вверх и сжал в руке. Трюк был проделан с завидной легкостью и точностью. В отличие от меня Гаррет владел дурацкой тренировочной палкой.

– Теперь я и сама подумываю на него поставить, – пробормотала я с тяжелым вздохом.

– Почему бы тебе просто не извиниться перед этим парнем? – спросил Мейз.

– Думаешь, я не пыталась?

– Искренне.

– Просто для понимания, господин профессор, какой мерой измеряется искренность? Если заплакать – это искренне?

– Драматизм всегда театрален, – скривился Мейз. – Ты могла принести леденцовые шарики.

В первородном языке слова «сладость» и «прощение» записывались совершенно разными символами, но были созвучными при произношении. У нас на родине частенько пользовались этим каламбуром и в качестве извинений дарили конфеты.

– Гаррет не любит сладкое, – зачем-то оповестила Юна.

– Видишь, Мейз? – фыркнула я, отходя от перил. – Он такая большая сволочь, что даже сладкое не любит.

– Он не сволочь! – рефлекторно возразила подружка, но под нашими осуждающими взглядами сникла: – Он маленькая сволочь… Ладно, вы правы! Все хорошие люди любят сладенькое и шоколадки в блестящих обертках.

– Я не люблю шоколад, – с надменным видом скосил глаза Мейз.

– Что и требовалось доказать, – не упустила я возможность позубоскалить.

– Кажется, кое-кто сейчас будет учиться турнирной магии по самоучителю, – недовольно прокомментировал приятель. – Я подскажу, где его найти в библиотеке…

Спортивный зал оказался тесным, с низкими потолками и несколькими маленькими оконцами на высоте перекрытий. В эти квадратные прорези с трудом проталкивался бледный свет, и в его косых полосах плавала пыль. На деревянном полу был нарисован белый круг для спаррингов. На держателях лежали тренировочные шесты с кожаной оплеткой. Подозреваю, что сюда отправляли размахивать оружием неумех вроде меня.

Юна устроилась на низкой скамье, стоящей у стены, а мы подошли к стойке с оружием. С видом профессора Мейз указал на нее рукой и важно заговорил:

– Тренировочные шесты!

Никогда в жизни меня официально не знакомили с неодушевленными предметами…

– Их вытачивают из особого сорта древесины, проводящей магию, – продолжил он лекцию. – Вес равен весу боевого меча.

– Я в курсе. Мы сегодня перейдем от теории к практике? Или мне действительно пойти почитать самоучитель?

– Ты всегда такая нетерпеливая, – проворчал Мейз, снимая шест и передавая мне: – Бери.

– Что ж он такой тяжелый?! – охнула я.

В версии лучшего друга держать тренировочный шест следовало, как удочку на рыбалке за кристальными сомами. Должна заметить, что рыбак из него отвратительный. Хуже только тренер по турнирной магии. Десять лет подряд он так энергично выбивал из памяти спортивные знания, что к нашей тренировке забыл окончательно. Даже пресловутая мышечная память валялась в летаргическом сне. Он пыжился, с умным видом размахивал шестом туда-сюда и приговаривал:

– Вправо-влево!

– Юна, пригни голову! – охнула я, боясь, что, увлекшись, он шарахнет нашей новой подружке по макушке и оставит круглой дурочкой.

– Пробуй, Адель! – скомандовал Мейз. – Вправо и влево! Туда-сюда!

Меня безбожно заносило и вправо, и влево, и назад, и вперед. Руки горели от тяжести шеста, при каждом махе в позвоночнике что-то щелкало.

– Долго мне еще разгонять воздух?

– Да, машешь ты не очень, – резюмировал Мейз, всегда умевший подбодрить друга в сложном положении. – Давай попробуем нападение.

Он сделал неожиданный и резкий выпад. Тренировочный шест с гудением рассек воздух возле моего уха. Путаясь в ногах, я не особо ловко отшатнулась в сторону и сцедила сквозь зубы сочное ругательство. Длинное деревянное древко вспыхнуло, но стремительно погасло.

– Ясно? – с самодовольным видом спросил друг и покровительственно кивнул: – Пробуй.

Сила послушно отозвалась на призыв. Ощущение было непривычным: дерево под ладонями мгновенно втянуло заклятие, добавляющее удару мощи, и замерцало розоватым свечением.

– Бей! – скомандовал Мейз.

– Так?

В порыве вдохновения я выбросила оружие вперед и никак не ожидала, что впечатаю тупой конец Мейзу аккурат в глаз. Пугающе крякнув, приятель опрокинулся и с таким грохотом рухнул спиной на деревянный пол, словно его скелет состоял из свинцовых костей. Прикрыв руками лицо, он перекатился на бок и застонал. Я выронила убийственную палку.

– Мейззи, ты выжил?!

Что сказать? Внезапная меткость сегодня была моим вторым именем.

– Если у него сотрясение мозга, то лучше лежать на спине и не шевелиться! – подскочила к нам побледневшая от испуга Юна.

– Мейз, у тебя есть сотрясение? – уточнила я.

– У меня потрясение! Я ничего не вижу правым глазом! – простонал он.

– Да ты его просто ладонью прикрыл.

– Ты в него шестом ткнула! – Мейз отодрал руки от лица и… глаз выглядел отвратительно. Удивлюсь, если не отечет до крошечной слезящейся щелочки, а просто опрятно зальется черным фингалом.

– Господи, ему надо к лекарю! Вдруг он ослепнет? – с таким видом, словно парень был при смерти, пролепетала Юна. – Мейз, давай мы тебя отведем в лазарет.

Он осторожно присел, потер отбитый затылок, потрогал бровь над стремительно заплывающим глазом.

– Не вставай сам! Вдруг голова закружится? – всполошилась она.

– Мы тебе поможем, – согласилась я.

Мы бросились на помощь контуженному другу. Засуетившись, Юна отдавила его растопыренные пальцы, и Мейз взорвался, потрясая обтоптанной рукой:

– Да вы угробить меня надумали!

– Ой, прости! – еще больше испугалась подружка. – Я случайно! Больно, да?

– Одна глаз выбила, вторая пальцы отдавила, – со вкусом ругалась жертва женской неуклюжести. – Дамы, у вас хоть что-нибудь святое за душой есть? Не в курсе, что у артефактора самое важное – это глаза и руки?

– Ничего, алхимия тебе тоже отлично дается, – подбодрила я.

– Еще скажи, что бытовой магией вообще можно заниматься одноглазым и одноруким! – огрызнулся он, видимо, не услышав в моем голосе искреннего сочувствия.