- Хватит, переборщили. Больше никого не дадим. Живите спокойно.
Но жить спокойно мы не хотели. Я напомнил Михаилу Владимировичу наш разговор о нарушениях режима и сказал, что буду водить ребят по музеям и театрам вместо самоподготовки. Ожидая возражений, я приготовил сокрушительные аргументы, но директор, не дослушав, спокойно сказал:
- Что ж, води, если надо.
Кабатченко умел схватывать идею на лету!
Теперь разика два в месяц я занимал очередь на какую-нибудь выставку, звонил в интернат и просил к телефону командира.
- Саша, я возле Пушкинского музея. Знаешь где?
- Знаю.
- Вези всех, начиная с пятого класса. Через час жду.
После выставки мы не торопясь гуляли по вечерней Москве. Однажды мы остановились возле ограды Александровского сада.
Тихо падал крупный снег, чуть серебрясь у неярких фонарей.
Тяжелая кремлевская стена притемняла дальнюю часть сада, и только внизу под нами высвечивалась безлюдная аллея с редкими скамейками у припушенных снегом деревьев.
- Посмотрите, - сказал кто-то. - Если бы на скамейке сидела девушка в короткой шубке, опираясь рукой о скамейку - помните, как у Беклемишева - и еще чтобы негромкая музыка...
- Какая? - тихо спросил я.
Ребята долго молчали.
- Может быть, "Сентиментальный вальс"?.. И назвать это...
- Не надо названия. Здесь для каждого свое...
- А если назвать "Состояние"?
Даже негромкие реплики нарушали тончайшую атмосферу непонятной печали. Ребята почувствовали это и снова замолчали надолго.
Только у входа в метро я спросил, знают ли они, с чем повстречались.
- С чем? - не поняли ребята.
- С прекрасным. Такие встречи не часты, их надо сохранять в душе и в памяти.
С той поры у нас повелось:
- Готовьтесь, - говорил я. - Через неделю мы идем на "Лебединное
озеро". Будет встреча с Прекрасным.
Потом, когда мы начали ездить в горы, ребята останавливались перед панорамой снежных вершин и говорили: "Еще одна встреча..."
За оставленных в интернате малышей мы не беспокоились.
Знали - уроки будут приготовлены и перепроверены, и на полдник малыши пойдут самостоятельно, и замечаний от дежурного воспитателя не получат. Такое доверие малыши ценили и одергивали друг друга: Виктору Яковлевичу попадет, если что!
Кстати, меня в этот год перестали называть Виктором Яковлевичем, а постепенно и осторожно перешли на "Вэ-Я".
Это прозвище почему-то прилипло ко мне на всю жизнь. Зато других кличек я никогда не имел.
После ужина и оставленного нам полдника старшие садились за уроки, и никаких проблем из-за нарушения режима не возникало. Но мне нужно было дать ребятам еще большую самостоятельность.
- Слушай, - сказал я Михаилу Владимировичу, - хотелось бы пойти с ребятами в поход в учебный день.
- Рехнулся?
- Ты послушай. В каждом классе из нашего отряда - по два-три человека. Какая беда, если они пропустят уроки? А вечером они возьмут домашние задания у товарищей и все выполнят. Гарантирую.
Михаил Владимирович молчал, и я начал тихонечко давить на него:
- Представляешь, какая ответственность ложится на малышей - весь день провести одним и без всяких замечаний. А старшие? Им ведь надо после похода готовить уроки. А они нашагались, надышались, им спать хочется. Вот тебе и дополнительный тренаж на пересиливание себя.
- А в воскресенье пойти в поход никак нельзя?
- Можно, но так интересней, - напомнил я Михаилу Владимировичу наш разговор о нарушениях режима. - И кроме того, надо же ребятам побывать в воскресенье дома и отдохнуть от надоевшего меня.
- Михаил Владимирович расмеялся:
- У вас получаются нарушения режима как система, а соблюдение его как частность! Ты подумал, что скажут учителя?
- Большинство поймет, остальным ты объяснишь. Дело стоящее.
- Хорошо, - сказал Михаил Владимирович. - Быть по сему! Но только раз в месяц, а еще лучше в два.
Мы уже начали подготовку к путешествию по Южному Уралу и потому не только отмеряли километры на лыжах. Еще в походах первого полугодия заработали группы краеведов, топографов, геологов, синоптиков и ориентировщиков. Ребята переходили из одной группы в другую, пока не находили то, что им больше по вкусу. Теперь у нас появились хорошие специалисты во многих областях. После каждого похода составлялся сводный отчет с картой маршрута, с указанием азимутов, мест для отдыха и краеведческими описаниями.
Отчеты хранились в Штабе туризма и краеведения - специально выделенной нам большой комнате, - и теперь любой отряд, собираясь в поход, пользовался ими и получал у дежурного консультанта нужную информацию.
Штаб туризма был нашей гордостью. Мы оборудовали его так, что знакомство с интернатом всех делегаций, своих и иностранных, начиналось только с него. Стенды по туристской технике и с туристскими советами, фотоотчеты, карта Подмосковья с маршрутами походов занимали все стены. А между стендами - грамоты, вымпела и кубки за победы в различных соревнованиях. Ответственный за кабинет Витя Моисеенков, а попросту Маис, уже серьезно поглядывал на потолок, примериваясь, нельзя ли разместить грамоты и на нем. На каждого члена нашего отряда была заведена специальная карточка с указанием маршрутов и пройденных километров. По этой картотеке оформлялись значки "Турист СССР" и спортивные разряды. Скоро к нам начали приходить воспитанники из других отрядов - и так, неожиданно для меня, образовалась туристская секция. Новички сразу приняли стиль отношений, сложившийся в нашем отряде: никаких покрикиваний на младших, полное подчинение дежкому, помощь уставшим. О такой группе я мечтал в своих первых выходах со школьниками. Конечно, гладко не все получалось, но я видел, какие возможности таятся в разновозрастном туристском коллективе, и неизбежные на первых порах огрехи воспринимал достаточно спокойно. Как и в интернате, старшие - а это девятые, десятые, а через год и одиннадцатые классы задавали тон в походах, и попробуй теперь ослушаться дежкома-пятиклассника, когда за ним вся мощь и авторитет старших ребят. И никаких проблем с установкой лагеря: в каждой палатке рядом с малышами - ребята по 16-17 лет.
