Через две недели разъяренная Элеонора Самсоновна ворвалась в спортивный зал:
- Это что за фокусы?! Почему вы не явились на лекции?
- Простите, но мы ни о чем конкретно не договаривались... Ни о расписании, ни о группах...
- А вам нужны дипломатические договоры с подписанием протоколов на уровне правительства? - Элеонора Самсоновна тяжело опустилась на стул. Послушайте, молодой человек, раз я сказала через две недели, то это не через две недели и два дня!
Вы что, рассчитывали, что расписание вам курьер принесет? Я, между прочим, вполне заметная женщина и бываю в интернате три раза в неделю, могли бы потрудиться подняться на этажи и выяснить, что там для вас неясно. У вас свободный день в четверг? Значит, в четверг и отправляйтесь на лекции. И чтобы такие разговоры у нас не повторялись. Всего хорошего!
Так я взобрался на кафедру в педагогическом институте, а Элеонора Самсоновна стала моим добрым гением на многие годы. С ее подачи я начал выступать на различных педагогических конференциях, вплоть до всероссийских, бывал на ее домашних педагогических средах, где познакомился с людьми, о которых только читал в газетах; она пригласила меня в авторский коллектив, работавший над новым учебником педагогики, и вела по тропам нашей профессии строго, не делая скидок на мое неумение и постоянную занятость. Когда я вошел в зрелый возраст, я тоже начал помогать студентам и молодым учителям, и на моих домашних посиделках собирался народ, вплотную рассаживаясь на полу, потому что стульев и табуреток на всех не хватало. Я не пытался сравнивать наши занятия с тем, что делала Элеонора Самсоновна - не тот уровень и не тот масштаб, - но сколько ее учеников продолжают собирать вокруг себя молодежь! А это и есть преемственность поколений - незримая цепочка, имеющая начало и не имеющая конца.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
Разновозрастной отряд
Прошел еще год работы в интернате, и нас предупредили, что он последний - здание передается детскому дому. И когда начали трудоустраивать учителей, мне позвонил Михаил Владимирович Кабатченко, о котором я уже упоминал и обещал рассказать подробней.
Мы познакомились в первый день моего прихода в интернат. Михаил Владимирович и Сергей Михалович Голицын только вернулись с воспитанниками из путешествия по Ярославской области и теперь отчитывались перед Валентиной Ивановной о всяких приключениях в пути. Через два года вышла книга "Сорок изыскателей", а пока Михаил Владимирович громыхал на весь директорский кабинет:
- Я работал как вол, а наш глубокочтимый писатель возился с бумажками, зарабатывая себе всесоюзную славу! - Михаил Владимирович влюбленно смотрел на Голицына и раскатисто хохотал, как это может делать очень уверенный в себе человек.
С первых же минут я позавидовал его шумной раскованности, веселости, какой-то внутренней силе: я никогда не умел так держаться даже с очень небольшим начальством, а тут передо мной сидел человек, не умеющий быть ведомым - прирожденный лидер так и выпирал из него. Высокий и атлетичный, с глазами чуть навыкате, он сразу притягивал к себе, но, как я потом увидел встать вровень с ним удавалось немногим. По крайней мере, из тех, кого я знал.
Мне дали пятый класс, а Михаил Владимирович руководил седьмым. Мы были ровесниками, скоро подружились и перешли на "ты". Я любовался его работой и не скрывал этого. Блестящий педагог с великолепным даром убеждения, Михаил Владимирович был кумиром воспитанников. Со стороны его работа казалась естественной и легкой, и хотя в долгих вечерних беседах Михаил Владимирович азартно обосновывал свое педагогическое кредо, я понимал, что талант его от Бога и потому неповторим. Эти вечерние бдения были полезны обоим. Мы определяли побудители активности личности, искали перспективные линии развития коллектива в конкретных условиях, оттачивали теоретические формулировки. Видимо, в каких-то вопросах я был в то время подкован получше, но его цепкий ум сразу же ухватывал проблему, дробил на части и раскрывал с самой неожиданной для меня стороны.
Кабатченко не признавал дилетантизма в работе, считая, что каждое действие воспитателя, если оно логически обоснованно, должно приводить к запланированному результату. Мне это не казалось абсолютным, и я ссылался на американских социологов, обобщивших наиболее типичные внешние признаки (атрибуты) руководителя, позволяющие ему, при прочих данных, расчитывать на успех. Сюда входили возрастные и антропологические показатели, манера поведения и речи, стиль одежды. Большинство параметров были буквально списаны с Михаила Владимировича и, к сожалению, никак не подходили ко мне. Михаил Владимирович соглашался, что внешние данные педагога могут играть значительную роль, и что молоденькая учительница, используя влюбленность класса, порой достигает известных результатов, практически не утруждая себя. Но строить на этом всю работу нельзя, поскольку такая ситуация непредсказуема и непрочна. Отсутствие внешних данных должно компенсироваться знаниями и умениями педагога и, конечно же, организаторскими способностями. Все это А. С. Макаренко определял как мастерство.
- Если человек с педагогическим дипломом, - жестко заканчивал тираду Михаил Владимирович, - не овладеет через пять-шесть лет основами мастерства, он должен оставить работу с детьми.
Как-то Михаил Владимирович заметил:
- Я думаю, что воспитателя можно определить по очень простому признаку: кто к кому бежит - он к детям или дети к нему.
Излишне говорить, что Кабатченко был ортодоксальным приверженцем идей А. С. Макаренко, и за год до закрытия нашего интерната, получив директорство в только что отстроенной школе-интернате No 40, одним из первых в бывшем СССР ввел там разновозрастную систему, где класс рассматривался как учебная мастерская, а вся жизнь воспитанников проходила в отрядах с возрастными рамками от 9 до 18 лет.
Вот в этот, всего год проработавший интернат, и пригласил меня Михаил Владимирович: воспитателем ли, преподавателем физкультуры или то и другое вместе - на выбор.
Предстояло совершенно новое дело. По моей просьбе я был назначен воспитателем отряда, прочно занимавшего в интернатском соревновании последнее место. Итоги соревнования подводились еженедельно, и победивший за полугодие отряд награждался поездкой в Ленинград.
