Мы долго говорили о детском самоуправлении, и присутствовавший при разговоре добрейший Сергей Михайлович, подергивая себя за пальцы, довольно кивал головой.
На вечерней линейке воспитательница попросила слово и, рассказав о том, что случилось, закончила:
- Я хочу извиниться перед физоргом. Я была неправа.
А после линейки вратарь подошел к воспитательнице и сказал, что готов заниматься математикой хоть в тихий час, хоть после полдника и даже после ужина. По-моему, воспитательница согласилась.
И в дальнейшем, сколько бы на меня ни сыпалось шишек, я упрямо отстаивал лагерную структуру от посторонних наскоков и все вопросы, от финансовых и хозяйственных до самых незначительных, решал только с ребятами, которые по своей должности обязаны были их решать.
Неожиданно оказалось, что отдельные элементы детского самоуправления в лагере начали использоваться и в интернате.
В нескольких классах появились дежкомы, отвечающие за нормальное течение дня, и это освободило воспитателей от необходимости собирать, строить и куда-то вести ребят: достаточно было вечером на Совете отряда или на классном собрании подробно оговорить план на завтра - и дежурный командир (иногда не без помощи взрослого) старался его выполнить. Должность дежкома очень ответственна и особых радостей не приносит: ведь надо постоянно что-то требовать от сверстников, а бывает, и конфликтовать с ними. Ну как объяснить ребятам всю справедливость указания А. С. Макаренко, что детское самоуправление - это не вопрос дружбы, не вопрос товарищества, а отношение ответственной зависимости?
В лагере было проще: ошибка или недобросовестность дежкома могла отразиться на каком-то участке работы, а то и на всей жизни палаточного городка. А в интернате? Заходит дежком после утренней уборки в спальню и указывает старосте на грязь или плохо заправленные кровати. А тот: "Да брось ты! Кто заметит?" Руки в брюки - и до свиданья!
Расскажет об этом дежком на вечернем собрании? Один расскажет, другой нет: зачем ссориться с товарищем.
Я не уставал разъяснять своим, теперь уже шестиклассникам, выгодность для нашей жизни взаимоподчинения в коллективе. Я говорил, что прекрасно понимаю, как трудно быть дежурным командиром - зачем же доставлять ему лишние неприятности? Сегодня дежурит один, завтра другой воспитанник - что ж, будем постоянно конфликтовать?
Скорее всего не мои нравоучения, а нежелание меня обидеть удерживало многих ребят от споров с дежкомом, но только через год эта должность начала обретать истинный смысл.
Зато работа физоргов, культоргов и других "оргов" во всех классах, побывавших в лагере, стала значительно лучше - об этом говорили воспитатели и мне лично, и на совещаниях при директоре. А уж если Валентина Ивановна видела в чем-то пользу для дела, она вгрызалась в него, что называется, зубами.
- Будем строить лагерь для 3-х - 8-х классов, сказала она. - Что для этого нужно?
- По максимуму или по минимуму? - осторожно спросил я.
- По максимуму! Не будем мелочиться.
Я помчался в сапожную каморку Алексея Ивановича, по пути вытащив из столярки Юрия Александровича. Ну что за прекрасные люди! Довольно потирая руки, они начали раскручивать совершенно немыслимые для меня планы.
- Значит, так, - говорил Юрий Александрович. - Делаем столовую на 150 человек.
- На 140, - поправляю я. - В лагере будет 140 воспитанников.
- А гости? Думаете, в такую махину никто не приедет? Что же мы их, во вторую смену кормить будем?
- Это же сколько бревен и теса пойдет, - чешет лысину Алексей Иванович.
Мы начинаем подсчитывать, плюсуем еще доски под настилы к палаткам получается явно несуразная цифра.
- А если сделать столовую в металле... - прикидывает Юрий Александрович.
- Это как? - спрашиваю я. Мое мнение здесь десятое. Я могу только подкинуть идею, но уж никак не советовать опытным мастерам.
Юрий Александрович молчит и рассматривает стену. Потом начинает плавно дирижировать пальцем перед собой.
- Чапай думаеть, - говорит Алексей Иванович.
- Будет так, - Юрий Александрович замолчал и еще немного поруководил оркестром. - Будет так. Столовую делаем на трубах, из которых свинчивают конструкцию перед строящимися домами для настила мостков. Соберем каркас, сколотим щиты с крюками, навесим их на конек крыши, раскатаем толь - и порядок.
- Можно, - говорит Алексей Иванович.
- А где трубы возмем? - спращиваю я.
- На стройках выпросим. На одной, другой - много ли нам надо.
Мы были великими специалистами по выклянчиванию нужных вещей, поэтому я не стал вдаваться в детали. Итак. трубы будут.
- И что удобно, - Юрий Александрович начинает загибать пальцы. Демонтируем столовую, сложим ее в колхозе - у нас-то хранить негде; потом подгоним грузовичок - и никаких забот. Копать каждый раз ямы для столбов не надо: вгоним в землю трубы чуть большего диаметра, чем у столовой, а после лагеря закроем их втулками. Приедем на следующий год, вставим в трубы несущие опоры - и все дела. За два дня столовую соберем. Щиты для крыши тоже лет пять прослужат: снял , укрыл на зиму толью - чего им сделается!
- Мужики, - говорю я, - как бы сделать, чтобы палатки не провисали? Их бы на рамы натянуть...
- Подумаем, - Юрий Александрович черканул у себя в тетради. - Еще что надо, если по максимуму?
- Погреб надо, - говорит Алексей Иванович. - Большой, с железной дверью. А его рыть - неделя уйдет.
- Погреб будет, - говорю я, прикидывая свои связи в Звениго-роде. Когда начнем работы?
Юрий Александрович поводил огрызком карандаша по тетради:
- Тут обмозговать нужно. Тес и гвозди придется все-таки покупать. Ну, еще кое-что по мелочам. Давайте так: вы свою смету составляете - сколько палаток подкупить, рюкзаки там, канцелярию всякую - а я свою. И к Валентине Ивановне.
Через неделю я принес Валентине Ивановне наши предло-жения.
Валентина Ивановна просмотрела смету, графу за графой, и начала внимательно изучать мою физиономию.
- Вы не заболели?
- Нет, я здоров.
- Уверенны?
- Вполне.
- Садитесь, - сказала Валентина Ивановна. - Вы понимаете, что смета нереальная?
