Мы поговорили о каких-то пустяках, и Валентина Ивановна поднялась:

- Соберите ребят, будем прощаться.

Это не очень вписывалось в мои планы. Я думал сначала потолковать с командирами и показать каждому место его отряда на линейке, но спорить не стал. Горнист протрубил сбор, и я прокричал, чтобы все бросили свои занятия и подошли к мачте. Ну конечно же, ребята собирались долго - одни в это время стелились в палатках, другие распаковывали свои рюкзаки, и пришлось обратиться к воспитателям, чтобы они подогнали нерасторопных. На линейке началась толкотня и споры из-за места; я видел, как Валентина Ивановна поджала губы, и, упреждая ее замечания, громко скомандовал:

- Лагерь, равняйсь! К рапорту директору стоять смирно! Равнение на сердину!

Четко повернувшись, отпечатал к Валентине Ивановне несколь-ко шагов:

- Товарищ директор школы-интерната! Туристы лагеря по Вашему приказанию построены!

Я сделал строевой шаг в сторону, чтобы встать чуть за спиной директора, и на ходу сквозь зубы шепнул:

- Скажите " Вольно! "

- Что? - спросила Валентина Ивановна.

- Скажите " Вольно! " - просипел я.

- Вольно, - сказала Валентина Ивановна.

- Вольно! - прокричал я.

- Выдумщики! - сказала Валентина Ивановна и улыбнулась.

Заурчали машины. Строительная бригада толпилась возле Юрия Александровича и Алексея Ивановича, пожимая им руки по нескольку раз. Им не хотелось уезжать, и с какой бы радостью я оставил в лагере этих двух педагогов без дипломов о педагогическом образовании!

Качнулся на повороте проселочной дороги кузов грузовика, разбрелись по поляне ребята, и началась наша лагерная жизнь.

Ребячье самоуправление

Перед ужином я собрал Штаб лагеря, командиров отрядов и воспитателей. С планом работы все были знакомы, поэтому решались только текущие вопросы: порядок умывания в Москве-реке, распределение мест в столовой - словом, все то, что трудно было оговорить в интернате. Потом все вышли к линейке, и командирам указали, где будут стоять их отряды. Мне было жалко портить поляну, окапывая линейку бровкой, и командирам сказали, чтобы они просто запомнили свои места.

Мне еще с пионерских лет претили лагерные линейки. Долгие построения, сдача рапортов, выслушивание объявлений, подъем и спуск флага, когда надо держать руку в салюте - и все это минут двадцать, на радость нудно гудящим комарам. Торжественность ритуала блекла из-за ежедневных повторений, а смысловая нагрузка общего сбора не оправдывала времени, затраченного на него.

На первом заседании Штаба мы решили, что линейка не должна проводиться дольше 5-6 минут, а если потребуется дополнительное время, надо попросить разрешения у ребят. Естественно, встал вопрос, с какого момента вести отсчет времени - от сигнала трубы или когда отряды выстроятся на линейке. И тогда я выдвинул ну просто блестящее предложение.

- Вот что, - сказал я, - будем давать два сигнала: первый предупредительный, а через восемь минут основной. И не только для построения на линейку, но и на любой общий сбор. И после второго сигнала дежурный командир начинает громко считать до двенадцати. На двенадцатой секунде построение должно быть закончено.

Ребята уже привыкли к моим выдумкам и начали обмозговывать, что из этого может получиться.

- А почему именно до двенадцати ? - спросили воспитатели.

- Потому что это не круглое число, - сказал я. - И пусть все думают, почему до двенадцати - скорее запомнят.

- Не побегут, - сказал Сергей Михайлович. - А впрочем, это даже интересно.

Скажите честно, вы бы побежали ? - спросил я членов Штаба и командиров.

- Мы бы побежали, а вот остальные...

- Которые, конечно, несознательнее вас, - закончил я недосказанную мысль. - Поверьте, если ребятам объяснить, что мы экономим их время и никому не позволим его транжирить, нас поймут. Предлагаю мое предложение не голосовать, а опробовать на линейке. Договорились?

Раз уж разговор зашел об экономии времени, я предложил изменить и форму проведения линеек.

Для чего нам нужны утренние и вечерние построения?

Прежде всего, для учета людей. Второе - для краткого объявления плана на день. Подробно говорить не нужно: члены Штаба есть в каждом отряде и сами расскажут там о своих решениях. Третье - для передачи дежурства от одного отряда к другому. И четвертое - для объявления людей, получивших благодарность или наряд от дежкома, если таковые будут.

Как уместить это в 5-6 минут ? А очень просто. Растолковывать ребятам все, что мы придумали на заседании Штаба, долго не пришлось - это было принято, как новая игра, и дня через три стало привычным. И тогда получилось вот что.

На двенадцатой секунде после второго сигнала трубы построение на линейке заканчивается. Отряды стоят один от другого на расстоянии метра, с командирами на шаг впереди. В пионерских галстуках - только командиры. Уже одно это позволяет мне и воспитателям пробежать взглядом по строю и увидеть, в каком отряде не хватает человека.

Вот теперь начинается отсчет времени.

Я говорю:

- Первый отряд!

- Все! - отвечает командир.

- Второй отряд!

- Все!

- Третий отряд!

- Четверо на кухне, остальные здесь!

- Четвертый отряд!

- Один в лазарете, остальные здесь! - И т. д.

На перекличку уходит 15-20 секунд. Дежурный командир в своей тетради делает пометки.

- Слово дежурному командиру, - говорит начальник Штаба.

Отчет дежкома предельно краток. Перед линейкой он уже подробно отчитывался на заседании Штаба и - что существенно - сам выставлял себе оценку за дежурство, а члены Штаба или утверждали оценку, или корректировали ее. По первости дежкомы мялись и возводили глаза к небу, когда их спрашивали:

- Что же ты, проработал весь день - и не можешь оценить, как ?

Я видел - чем ближе к заседанию Штаба, тем больше волновался дежурный командир. Он подходил ко мне или к воспитателям и спрашивал, не много ли будет, если он поставит себе "четыре". Его успокаивали и советовали поставить "пять". Дежком соглашался, но на Штабе все-таки говорил: "четыре".

- Почему "четыре"?

- Так...

- Есть предожение: "пять". - И дежком облегченно вздыхал под одобрительные реплики своих товарищей.