И все же во время первой поездки Фицджеральд усаживается на место рядом с Майком. Обычно Майк забивал для себя два кресла. Он занимает много места, даже учитывая, какие большие кресла устанавливают в чартерных самолетах. Кроме того, в дороге он предпочитает уткнуться носом в книгу или журнал, а не играть в карты или видеоигры. А еще хуже совместная пустая трата времени, в которую его неизбежно втянут, если сядет не один.
Майк уставился на парня. Недостатки в свободных местах нет, так что у Фицджеральда полно других вариантов. Может быть, он проиграл пари кому-то из новичков: «Иди посиди с угрюмым силовиком, надеюсь, он тебя не сожрет».
— Чем могу помочь? — спрашивает Майк, не дождавшись, когда Фицджеральд потрудится объяснить свое присутствие.
— Нет, все отлично, — отвечает пацан, весело улыбаясь Майку.
Через несколько минут надевает наушники, а еще через десять засыпает. Несмотря на ожидания, дремлющий рядом пацан не такая уж заноза в заднице, и Майку сложно найти оправдание, почему он отвлекается на каждой второй странице, оглядываясь на спящего. Рот Фицджеральда слегка приоткрыт, пальцы свободно переплетены — ну просто картина маслом «Мирской покой».
Где-то на полпути к Далласу к ним, с маркером в руке, подкрадывается пакостник Фогарт. Всем известно, если ты не из тренерского штаба, то по дороге опасно отключаться. Фицджеральд должен знать об этом — Майк в этом был уверен, учитывая, что мелкого призвали из команды, полностью состоящей из молодежи. Не сказать, что юниоры были совсем далеки от НХЛ — многие парни еще не выросли из пубертатной активности. Как, например, Фогарт.
— Даже не думай, мать твою, — произносит Майк и снова утыкается в книгу, лениво переворачивает следующую страницу, а когда поднимает глаза, Фогарта уже нет.
Фицджеральд продолжает спокойно спать, и Майк, наблюдая за ним, размышляет: если новичок понял, что единственное безопасное место, чтобы вздремнуть, рядом с ним, то он умнее, чем Майк думал.
Фицджеральд проспал до тех пор, пока самолет не начал снижение, а Майк, похоже, за это время не понял ни единого слова из книги.
***
Майк любил Техас. Техас означает теплую погоду, а не гребанную вечную мерзлоту эдмонтонских зим, и еще Техас — это стейк. Честно говоря, каждая поездка означает стейк; это довольно стандартный заказ в ресторане, особенно когда пытаешься сохранить вес, несмотря на все усилия сезона тебя обескровить. Хотя… это в большей степени касается других игроков, а не Майка: его работа состоит в том, чтобы напасть, нанести несколько ударов, возможно пару раз толкнуть, в зависимости от игры, и убраться со льда, уступая место нападающим для продолжения игры.
Но это не значит, что Майк не закажет стейк. Он сто процентов закажет мясо: они в Далласе, а он не вегетарианец.
В стейк-хаусе Фицджеральд вновь занимает место рядом, на что Майк поднимает бровь, но пожимает плечами. Может быть, новичок пытается один за другим очаровать всю команду. Похоже, что до сих пор он одинаково успешно завоевывал симпатии всех парней, так что, возможно, в данный момент ищет задачу посложнее. Майка не так-то легко очаровать.
— Закажешь мне пива? — просит Фицджеральд.
— Нет, — отрезает Майк, не обращая внимания на недовольную физиономию.
Если его цель выпить, он мог бы обратиться к любому парню двадцати одного года и старше, кроме Роджерса, и шансов получить «да» было бы больше.
— В Альберте пиво продают с восемнадцати лет, — говорит Фицджеральд.
— Угу, — отвечает Майк, — и как это относится к Техасу?
— Я просто говорю, что мне разрешено пить, — бормочет Фицджеральд.
— Только не здесь. Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности с Роджерсом?
— Ага, сплю и вижу, — отвечает Лиам, и Майк пытается не рассмеяться, потому что это, черт возьми, только воодушевит пацана. — Ты что, боишься Дэррила, Майк?
Для этой игры наживка оказалась не такой тонкой и деликатной, так что Майк не чувствовал необходимости доказывать, что не боится Роджерса. Подобное могло сработать, окажись он на несколько лет моложе, когда в крови играет смесь из мачизма и неразвитой до конца мужественности. Майк на это не поведется. Дэррил Роджерс время от времени выступает с защитой своего сопляка, а Майка мало интересует дисгармония в раздевалке. Если Фицджеральд хочет сыграть на этом, то может валить нахрен подальше.
— Иди подокучай Джейкоби, — выдает совет. — Возможно, он угостит тебя выпивкой, но после того, как немного поиздевается над тобой.
Фицджеральд надувается, но выбивать выпивку из Джейкоби не идет. Он заказывает «спрайт», и в его голосе слышится явная обида. Майку на это снова приходится сдерживать смех. В ответ Лиам еще больше надувается, и Майк не понимает, почему его это беспокоит.
В середине ужина Фицджеральд тянется за пивом Майка. Он телеграфирует об этом в каждом своем движении, совсем не пытаясь одурачить, будто проверяет рамки дозволенного. И просто смеется, когда получает по костяшкам пальцев, но после прижимает руку к груди, а пальцами другой водит по красной отметине, которую оставил Майк. Должно быть, больно, но Майк не стал шлепать с силой, хотя мог бы.
Он допивает остатки пива до того, как парнишка успевает озвучить очередную блестящую идею, и теперь тот смотрит на Майка, не отводя взгляда. Конечно, это не сулит ничего хорошего.
— У меня болит рука, — наконец, жалуется Фицджеральд.
— Если ты пытаешься получить пиво из жалости, то тебе чертовски не повезло, — говорит Майк и не понимает, почему Фицджеральд улыбается. Пацан наполовину состоит из предсказуемого поведения подростка и наполовину из какой-то херни, которую довольно сложно идентифицировать. Это почему-то беспокоит.
***
Майк на самом деле не понимал, чего ожидать от Фицджеральда — с чего он вообще должен чего-то ожидать — но точно не то, что пацан станет его персональным гребаным бесплатным приложением. Везде и всюду: во время предматчевой речи упирается коленом, в самолете оказывается по соседству, за ужином суетится и постоянно ерзает на стуле рядом с… конечно же с Майком. Роджерс на мгновение бросает на него растерянный взгляд, а потом просто качает головой. Майк готов поспорить, что тот уже в курсе, что конкретно происходит в долбанном мозгу Фицджеральда. Пацан весь полет от Далласа до Нашвилла что-то бормочет ему на ухо, по-видимому, тот сон в полете от Альберты до Далласа оказался исключением. Где бы ни находился Майк, Фицджеральд находит себе место рядом, а Майк только закатывает глаза и позволяет ему.
Непонятно, почему парень привязался к нему. Это не какая-то чушь из серии «жалкий я, никто меня не любит» — Майк не самый популярный парень в команде, да и никогда не стремился им быть. Ему тридцать против восемнадцати Фицджеральда. Грубая сила и мастерство, да и терпение к пустой болтовне за последние пять лет упало почти до нуля.
Майк не так хорошо относится к Фицджеральду, как большинство членов команды. Не обожает его, как некоторые ветераны, будто это их гиперактивный младший брат или — в случае Роджерса — приемный сын. Не играет с ним в глупые шумные игры, как некоторые парни. Обычно Майк их избегает, чтобы не иметь дело со слишком громкой, слишком дерзкой херней, которая так свойственна молодости.
Майк не самый популярный парень, а Фицджеральд уже чертовски близок к завоеванию большей части команды. Странно, что ему, такому чертовски раздражающему, все покоряются. Опять же, то, что Майк внезапно приобрел постоянную тень, совершенно необъяснимо.
У Майка есть свои теории. Скорее всего, Лиам оглядел помещение в поисках наименее дружелюбного человека и решил, что вот эта задача кажется потруднее остальных и сосредоточил на нем все свое обаяние. И его было не мало — обаяния — хотя, когда новичок не старался, то эффект, как минимум, удваивался. Играет с большими мальчиками и пытается не отставать, скрывая с помощью бравады неуверенность, как каждый мальчишка в его возрасте. Майк занимался подобной херней больше десяти лет назад, и этот феномен никогда не менялся и, вероятно, никогда не изменится. Майк считал, что Фицджеральду надоест таскаться за ним по пятам каждый день и он начнет тусоваться с парнями, готовыми развлекать его и развлекаться с ним.
