Парни настигли её и схватив, потащили к машине, которая оказалась рядом, благодаря их третьему другу, находившемуся за рулём.

— Отпустите меня! — Александра пыталась сопротивляться, кричать, но её сопротивление было бесполезным, учитывая абсолютное неравенство сил молодой, хрупкой девушки и двоих крепких парней.

Когда они пытались затолкать её в джип, Саше удалось вырваться и она вновь попыталась бежать, но удача улыбнулась лишь на мгновение. Её снова догнали парни и поволокли обратно, а когда девушка вновь затрепыхалась в их цепких руках, как маленькая птичка, попавшая в силки, нанесли ей несколько ударов в живот.

От жуткой боли у неё потемнело в глазах и больше Александра не могла ни пытаться оттолкнуть нападающих, ни вырываться. Дальше всё было как в страшном сне, кошмаре. В машине громко играла музыка, её криков точно никто не слышал. Двери, за ручки которых Арсеньева цеплялась из последних сил, были заблокированы. Малейшие попытки сопротивления, подавлялись хлёсткими и сильными ударами, от которых, в конце концов, Саша потеряла сознание, чувствуя лишь тошноту, боль и ощущая во рту привкус крови.

Она пришла в себя уже в больнице. С её губ сорвался тихий стон. Расплывчатая, по началу, картинка перед глазами, приобрела более различимые черты и девушка увидела штатив капельницы над собой, а следом, в её сознание ворвался резкий запах лекарств и ощущение страшной боли во всём теле. Казалось, что она не может пошевелиться. Сильнее всего болел живот.

— Очнулась? — над ней показалось лицо молодой девушки: — Виктор Павлович! — закричала та.

— Здравствуйте! — рядом с медсестрой возник врач: — Как чувствуете себя?

— Больно… Очень… — почти прошептала Арсеньева. Ей сильно хотелось пить, шевелить губами тоже было больно.

— К сожалению, после изнасилования редко бывает лучше. — с сочувствием произнёс доктор: — Сейчас вам сделают укол анальгетика.

— Изнасилования… — воспоминания накрыли с головой и начало приходить осознание неотвратимости произошедшего. Перед ней мелькали те самые моменты, когда Александра на время приходила в себя, там, в чёрном джипе. Во время этих проблесков сознания ей больше всего на свете хотелось умереть и не испытывать ни того унижения, ни страха, ни боли. Она заплакала, вспомнив всё, что с ней случилось.

— Вы что-то помните? — спросил Виктор Павлович.

— Почти ничего… — соврала Саша, не желая рассказывать о тех ужасах, что ей пришлось пережить. Её затрясло.

— Всё, всё… — врач успокаивающе погладил её по голове: — Всё будет хорошо. Злата! — громко позвал он.

— Да? — где-то рядом раздался молодой, женский голос.

— Быстро успокоительное! — доктор видел, что пациентка становится близка к истерике.

— Что хорошо? Что хорошего может быть в моей жизни? — закричала Арсеньева, которая не в силах была вынести того, что стало последней каплей в море её и без того огромного отчаяния. — Зачем мне жить? — продолжала кричать она, выдернув из руки капельницу, метаясь на кровати, и удерживаемая Виктором Павловичем изо всех сил.

Девушка уже ничего не понимала, просто хотелось, чтобы та зияющая лакуна, опустошение в её истерзанной душе, исчезли. Хотелось стереть память, забыть всё то, что с ней случилось.

Вскоре успокоительное подействовало, врач с медсестрой ушли, но Саше не спалось. Она смотрела на огромную луну, стоящую в окне и тихо плакала от безысходности.

— Ну что ты, девонька… — послышалось со стороны и она, повернув голову, увидела пожилую санитарку со шваброй в руках: — Не плачь, не надо. Ты жива, это главное.

— Зачем мне жить… — слабым голосом отозвалась Александра, чувствуя себя овощем, неспособным испытывать эмоции. Видимо, доза успокоительного, была довольно большой.

— Поверь мне, девонька, всё будет хорошо. Это останется в прошлом. Только ночь тёмная, а день будет светлым. — ласково произнесла санитарка.

— Самая тёмная ночь перед рассветом. — вспомнила расхожую фразу Арсеньева: — Только наступит ли он, когда-нибудь…

— Наступит. Обязательно наступит. — уверенно сказала женщина.

— Знаешь, я тогда ощущала себя каким-то самолётом, который каждый раз намеревается оторваться от Земли, но ему запрещают взлёт. У меня радость или что-то хорошее, все время соседствовала с какими-то бедами и горем. Не знаю, почему так… Ну вот и в тот раз: не успела я обрадоваться новой должности и открывшемся возможностям, как тут же… — говорила девушка, находясь там, в прошлом и просматривая его как киноплёнку.

Мещерский молчал боясь голосом выдать свои чувства сжимавшие горло. У него в голове не укладывалось, как эта маленькая, слабая, одинокая девочка перенесла всё горе, свалившееся на неё одномоментно?

— Саш, — он кашлянул пару раз, избавляясь от тисков на горле: — их нашли?

— Нет. Я не помнила ни номер машины, ни их лиц. Врачи сказали, что это нормально: во-первых, во время стрессовой ситуации память вообще начинает работать очень избирательно и сознание может специально вытеснять какие-то моменты, как бы избавляясь от неприятных воспоминаний. А во-вторых, у меня было сотрясение, потому что они выбросили меня на какой-то на обочине, где меня нашли через несколько часов, и я тогда сильно ударилась головой о землю. — Алексей вздохнул. От услышанного, в его душе всё переворачивалось вверх дном. Больше всего хотелось иметь машину времени, чтобы вернуться в прошлое, найти девушку до всего произошедшего и предотвратить неминуемое.

На следующий день, Саша попросила врачей позвонить Клавдии Семёновне, а ту, в свою очередь, найти Ирму Николаевну и предупредить о том, что она просто не смогла прийти на работу.

Девушка была крайне удивлена, когда Логинова появилась в больнице.

— Саша, господи… — увидев Арсеньеву всю в синяках, царапинах и шрамах, женщина пришла в ужас: — Я приехала, как только узнала о том, что с вами случилось.

— Что вы, не надо было. — она хотела приподняться, но не смогла. Боль снова пронзила всё тело.

— Лежите, Саша, лежите. — испугалась Ирма Николаевна: — Клавдия Семёновна мне всё рассказала. Как вы? — её взгляд выражал искреннее сочувствие.

— Нормально. — отрывисто ответила Александра.

— Да, глупый вопрос, простите. — Логинова придвинула стул и села рядом. Её глаза выражали понимание: — Я ведь и сама, когда-то, подобное пережила.

— Вы?

— Да, в молодости. Долго потом не могла доверять мужчинам, но… Мне повезло. На моём пути встретился настоящий рыцарь, ставший впоследствии мужем. У нас уже пятнадцать лет крепкая семья и двое прекрасных детей.

— Здорово… — грустно улыбнулась Арсеньева.

— Понимаю, звучит фантастически и вам сейчас ни во что не верится. Тем более, что это… испытание, не единственное, которое вам пришлось пережить.

— Клавдия Семёновна рассказала?

— Да, она искренне за вас переживает. Саш, я понимаю, что сейчас все слова утешения или поддержки, какими бы они не были, прозвучат нелепо. Я сама была в этом состоянии и помню все чувства, которые испытала в тот момент. Всё, что мне говорили, казалось пустым, чушью… Когда перенесёшь подобное, то потом уже ни во что не веришь, ничего не хочешь и слова окружающих не имеют смысла. Но вы сильная. — женщина заметила, что Саша хочет возразить, и не дала ей этого сделать: — Не спорьте, сильная. Раз столько вынесли и до сих пор живы. Надо справиться и в этот раз. Я помогу вам.

— Ирма Николаевна, ну что вы…

— Саша, учитесь принимать помощь со стороны. Не надо взваливать всё только на себя. Теперь, вы будете жить в служебной квартире нашей компании. Она всё равно пустует. Так что, после выписки, в новые стены. Выздоровеете и выйдете на работу в офис. А пока вы находитесь в больнице, чтобы немного вас отвлечь, один из наших сотрудников будет привозить документы на перевод. Ну, если, конечно, у вас есть силы…

— Есть. — часто закивала головой Александра: — Это было бы здорово, правда. — она понимала, что работа с языком-единственное, что, пожалуй, действительно поможет выпасть из суровой действительности.