Потом она попросила подругу забрать к себе Егора, ничего не объясняя и осталась одна в пустой квартире. Спряталась под одеяло, закрыв шторы и выключив телефон и просто лежала, пытаясь прийти в себя. Но каждый раз закрывая глаза, Арсеньева видела его лицо, будто ставшее Заиром*.

Поняв, что одиночество и тишина не спасут ситуацию, она, как раненая птица, пытающаяся изо всех сил лететь, судорожно собралась и помчалась на работу, в бюро. Работа всегда спасала.

Всегда, но не в этот раз. Его образ буквально преследовал её по пятам и Александра не могла избавиться от этих мыслей. Отмахивалась от викиных попыток вызывать её на откровение, срывалась на сотрудников, не видела реальности перед глазами…

В тот вечер, она поехала в тир. Это место было последней надеждой, соломинкой, за которую Саша ухватилась изо всех сил. Она стреляла, не прицеливаясь, без разбора, раз за разом, по мишени памяти, пытаясь выжечь навязчивые мысли. Время пролетало незаметно, было уже девять вечера, а Арсеньева продолжала стрелять. Когда мишени приблизились, архитектор заметила, что ни разу не попала в десятку.

— Не получается? — внезапно, в тишине галереи, раздался голос сзади. Она, вздрогнув, обернулась. Это был Мещерский.

— Как ты меня нашёл? — ответила она вопросом на вопрос.

— Вспомнил, что когда тебе плохо, ты приходишь сюда.

— С чего ты взял, что мне плохо? — резко спросила девушка, которая упрямо защищалась от всех, кто пытался стать ближе, особенно в те минуты, когда было больно. Она была похожа на загнанного, раненного зверя, который не желает никому дать шанса помочь себе, решив умирать в одиночестве.

— Знаю. У тебя такой голос был по телефону… Я сразу понял, что что-то не так. — Александра напряглась, пытаясь вспомнить, когда они разговаривали, но не могла.

— Ты мне звонил? — нахмурив брови, спросила она.

— Значит, очень плохо. — догадался Алексей. Не в бровь, а в глаз. Она отвернулась, направив пистолет на мишени, чтобы он не увидел её слёз, заблестевших в глазах и начала стрелять снова, но так неумело, что в итоге, бессильно опустила руки.

— Не получается. — обречённо констатировала Саша. Мужчина подошёл к ней и осторожно взял оружие.

— Конечно, у тебя руки дрожат. — она попыталась одёрнуть руку, но не успела, он крепко сжал её кисть. — Поехали. — спокойно сказал бизнесмен.

— Куда?

— А тебе не всё равно? Поехали. — повторил он. Арсеньева повиновалась.

Ей вдруг показалось, что только этот человек может перечеркнуть всё, что случилось с ней раньше. Возможно, именно его решительности, напористости, умения принимать решения, расправляться с проблемами, ей всегда не хватало.

К её удивлению, Алексей был за рулём. Она второй раз в жизни видела, как он водит машину. Тем более в этот раз, это был внедорожник Volkswagen Touareg, на котором раньше мужчина никогда не приезжал к ней.

Они долго ехали в полной тишине, куда-то подальше от города. И в эти минуты, Александра всё отчётливее и отчётливее понимала, как сильно она устала. Быть сильной, бороться, постоянно держать оборону против всего мира, нести ответственность и за себя, и за других, сопротивляться, защищаться… Ей вдруг захотелось быть если не такой как все, то такой, как многие женщины: капризной, слабой. Перестать тащить всё на свете, решать проблемы. Она поняла, как не хватает рядом сильного плеча, поддержки.

Её мысли прервал Мещерский:

— Ну всё, приехали. — девушка осмотрелась вокруг: машина стояла посреди какого-то поля.

— Куда ты меня привёз?

— Это место для откровений. — заявил он.

— Мещерский, ты маньяк? — усмехнулась Саша.

— В данный момент, скорее, психолог. — мужчина потянулся к ней, Арсеньева дёрнулась в сторону, думая, что он вновь станет её целовать, но не угадала. Он, всего лишь, отрегулировал спинку её сидения, слегка отклонив её и когда архитектор облокотилась снова, то панорамная крыша внедорожника оказалась прямо над головой.

— Сколько звёзд… — заметила Александра.

— Да, в городе такого не увидишь. Здесь небо чище. — со своим сидением бизнесмен поступил так же. — Ну, а теперь рассказывай.

— Каких же ты жаждешь откровений?

— Любых. Ты обо мне уже почти всё знаешь, а я о тебе ничего. Так не честно, Александра Юрьевна. А сейчас тебе плохо, и я полагаю, не из-за рабочих вопросов. Так что, рассказывай. Если поделиться болью с другом, то она становится чуточку меньше.

— Сейчас уже начало одиннадцатого. Ты же понимаешь, что это займёт не один час?

— Есть вещи, на которые мне времени не жалко.

— Тебя не переспоришь. — горько усмехнулась девушка и с минуту подумав, начала честный рассказ о своей жизни.

Саша выросла в детском доме города Ростов-на-Дону. Точной информации о том, кто были её родители, она так и не узнала. Но одна старая, сердобольная нянечка, рассказывала, что их убили, когда ей было всего пол года.

— Знаешь, я очень долго ждала, что настанет такой день и час, когда за мной придут мои родители. Родные или приёмные. Ну, наверное, как все дети в детском доме. Ты себе не представляешь эти ощущения, когда приходит очередная пара и смотрит на всех. Сердце замирает, не бьётся… Те кто помладше, в открытую просят, чтобы их забрали, либо спрашивают у женщины «Ты моя мама?». А я всегда просто молча надеялась. Я ведь была не хуже тех, кого забрали. Мне казалось, ещё чуть-чуть и меня тоже возьмут в семью. Но когда долго ждёшь, потом перегораешь. И к третьему классу, я перестала верить. Меня больше не интересовали приходящие семейные пары. — рассказала Саша.

За годы жизни в детдоме, Александра привыкла к вереницам чужих лиц и безучастным эмоциям, привыкла к разговорам о ненужности и неважности их всех — детей-сирот.

Девушка выросла и решила, что хочет стать переводчиком. Ей всегда был интересен английский язык, который она изучала в школе, поэтому Арсеньева подала документы на факультет иностранных языков и успешно справилась с экзаменами.

— Мне повезло. Наша воспитатель Раиса Алексеевна, когда узнала, что я собираюсь поступать на иняз, начала приносить мне самоучители, учебники, словари… И я готовилась самостоятельно, пока было время. Благодаря квоте при поступлении, попала на бюджет. Конкурс то был большой. — девушка улыбнулась: — Это было так волнительно и так интересно: начинать новую, совсем другую жизнь, которая была непохожа на привычную детдомовскую. У нас там всё было строго по расписанию: подъем, завтрак, обучение, прогулки… Ну всё. Никто и никогда не спрашивал о твоих желаниях, о мыслях, о мечтах. А тут-такая жизнь! Сам себе хозяин. Хотя в самом начале было ощущение, что ты какой-то… Ничейный взрослый. Ведь все эти годы нам постоянно твердили о том, что о нас заботится государство. И вдруг: всё. Никто больше не заботится.

После поступления и распределения в общежитие, Саша быстро нашла работу. Она устроилась продавцом в магазин, находящейся неподалёку от университета. Хозяйка магазина, оказалась доброй женщиной и увидела в девушке честного человека и ответственного работника. Александра начала работать во вторую смену, что было невероятно удобно: с утра и до обеда она училась, а потом приходила в магазин и работала до десяти вечера, успевая в промежутках между приходом посетителей, выполнять домашние задания и готовиться к лекциям.

— Как же ты успевала всё сделать? Это же трудно! — поразился Мещерский.

— Если очень захотеть, можно в небо улететь, как говорится. — пошутила в ответ архитектор. — Я не совсем успевала. Бывало, приходилось возвращаться в общежитие и ночью доучивать что-то. Меня за это прозвали "кухонная мышь".

— Почему? — усмехнулся он.

— Потому что я, чтобы не мешать своим девчонкам-соседкам, уходила учить на кухню. Тут главное было, не попасться на глаза коменданту. Если что, я сразу пряталась. Но вообще, сидела так тихо, что меня никто не замечал. Потому и мышь.

Так пролетели два года. Саша приспособилась к новому образу жизни и старалась изо всех сил учиться на отлично. Понимала, что профессия, которую она получит — это её счастливый билет. Шанс на то, что жизнь раз и навсегда переменится.