Сии мероприятия его веку уже приелись, а там было на редкость весело. Алкоголь рекой, импортный, халявный. Вот только очарование торжества всё гасло, персонально для Богата. Поплыл вместе с реальностью, закружился в карусели розовых букетов и хрусталя, обтянутого бежевыми бусами. Нашёл себя уже не за банкетным столом – на диване. Вместо духоты и цветочного аромата – дым сигарет и амбре кислого рома. В глазах и без того периодически темнело, а то и вовсе кромешный мрак накатывал, так и единственное окно завешено жалюзи наглухо. Винный спирт катался по обожжённому пищеводу, впрыскивался прямо в мозг, где бурлил и бродил. К великой горечи, яд не покидал чрево. Фокус с засовыванием пальцев в рот проваливался вместе с ватными руками на полпути к лицу.

Богата никто не удерживал. Сам воздух оплетал тело рыхлым коконом. Непрекращающаяся тошнота вкупе с помутнением рассудка обращали бессилие в пытку. Несчастный завидовал терпеливости молодых людей, что изо дня в день с материнской заботой поили его водой, отдающей химией, подсыпанной в бокал на празднике, волокли до уборной, беря под руку, за каким-то бесом крутили виртуальную прогулку по Новому Арбату и говорили так учтиво, медленно. Рубили слоги. Повторяли одно и то же, одно и то же. Сначала Богат просто не признавал родной язык, а после слова и вовсе обесцветились, обратились в бессмысленный набор звуков. Кто-то складывал его пальцы на ручке, подсовывал бумагу. Он помнил, как прочертил чернильную дорожку, по инерции проехав на кончике стержня, и клюнул носом в стол. Но ментальный маятник наворачивал такие круги, что ненароком мог, в конце концов, повести руку по траектории персональной подписи. Судя по всему, так и получилось.

Богат расстегнул чемодан. Первой в глаза бросилась копия доверенности на передачу недвижимости. Владелец документа шумно выдохнул. Вытянул из недр одежды кошелёк. Разумеется, только наличка. Хватит на беляш из буфета Большого Театра.

Откопал не до конца разряженный телефон. Всё же беседы требуют определённого настроя, так что хозяин всего этого добра сперва позволил себе слабину:

– Чтоб вы постарели! Чтоб вы сдохли стариками, мрази! Чтоб на том свете вас, лять, бесы этим пичкали, суки!

Досчитал до десяти. С земли так и не встал – для подвигов рановато.

«Ублюдки, хоть бы на травку выкинули».

Усевшись поудобнее, закинув ноги на чемодан, принялся изучать телефонную книгу. Сплошь и рядом женские имена. Есть даже на «Й».

Кто не отмораживалась – слала. Пару раз информировали: «Этот абонент внёс вас в чёрный список». Единственный друг оправдался маленьким ребёнком в однокомнатной квартире. Богат хмыкнул. Патологический ревнивец своей жены.

Строки бежали вверх. Так сложилось, что начало алфавита оттяпали номера, на которые никто не звонит, типа «А-банк», «Аварийная служба», ну и очень стервозные клуши, пусть и с толстым кошельком. Палец крутанул до буквы «В». Прежде чем кому-либо набрать, Богат копался в воспоминаниях. С этой некогда общались. Помогла с курсовой. Списать не дала. Хоть за последнее клял её про себя последними словами, после оказался должным. Без подготовки засыпался бы на первом вопросе комиссии.

Сейчас смело нажал кнопку вызова.

– Здравствуйте. Замглав «Органостали» Винивиан Степанчик. С кем имею честь говорить?

Новость о том, что она не сохранила его номер, резанула по самолюбию. Но та, кем она представилась… Захотелось улыбаться.

– Привет, Вини! Это Богат. Богат Громыка… а нет, тогда был Чекан. Мы вместе в универе учились. Помнишь? На инженерном.

Паузу порвал кроткий смешок на той стороне.

– Ах, Божок? Ты ли это?

Его нижняя губа изогнулась дугой.

«Не забыла ведь, сучка».

И вроде мило, но он не в том положении, чтобы проникаться ностальгическими настроениями. Натянул ухмылку, дабы звучать приятнее.

– Он самый. Сто лет не виделись! Или сколько?

– Да больше, чего уж. Встреча выпускников была в веке позапрошлом, это точно. А я не пришла. Некогда было.

Судя по тону, смог расположить к себе. Нужно ковать, пока горячо. Главное, смелее. Так берут города.

– Ты прости за внезапный звонок, но меня вынудили жизненные обстоятельства. Признаюсь… такая нелепица! Трубу прорвало. Ну и ещё там. Не сочти за наглость. Позволь занять ванную на полчаса. А то, пока с грязью боролся, замарался весь. Друзья за границей, пойти даже не к кому… Пойму твой отказ.

Девушка молчала.

«Попалась рыбка!»

– Что я, баня общественная? Такое чинятся не день, не два. Ладно тебе скромника играть. Приезжай, гостем будешь.

Вини сказала это столь буднично, даже уютно. Он словно услышал карамельный треск поленьев, шелест кустов жимолости у крыльца. Будто уже ступил на мраморный пол, нырнул в бархат постели… Утопился бы в этой вонючей луже в случае отказа.

– Ты слишком добра. Но, правда…

– Давай, не церемонься. Тем более…

– А семья? – перестраховался тот. – Я помешаю.

Голос Вини похолодел.

– Я одна. – Запнулась. – В общем, живу за городом. Ты на колёсах?

– В ремонте, – солгал собеседник.

– Не страшно. Метро сюда ходит. Записывай адрес.

Приуныл. Слегка. Поездка на роскошной машине, судя по всему, отменяется. Но это пока. А для того, чтобы это «пока» перемахнуть как можно скорее, закинул удочку, таинственно произнёс:

– А ты не боишься?

– Чего?

– В самом деле, Вини. Судьба развела нас. Мы не виделись сотни лет. – Словно одарённый музыкант, Богат грамотно расставлял акценты, добавив в голос интимности. – Кто знает, кем я стал? Может, это вообще не я? Ты тем более одна. А у меня адрес. И я… к тебе… на ночь глядя…

– Ой, ты как скажешь, – машинально отшутилась она. – Жду.

Водяной пар стелился по экрану. Вини оттолкнула планшет подальше от плиты. Прикреплённый к дверце кухонного шкафа штативом, он плавно отъехал в сторонку. Увеличение дистанции, несмотря на какофонию бурления и стука ложки по кастрюльке, никак не сказалось на качестве звука. Занятая готовкой, хозяюшка не обращала внимания на видеоряд документального фильма.

– Руссь отстаёт в толерантности. Для неё самой это неплохо. Плохо только для нас – таких же граждан. Как по мне, это лицемерие в чистом виде. В университетах рассказывают идеи Фрейда, а после отворачиваются от таких, как мы. Допустим, нужно время. Но… которое столетие продолжается эта травля? Самое отвратительное, что нам приписывают отношения с несовершеннолетними. Не понимаю, почему клеветников ещё не привлекли к ответственности. Слишком много? Но, Матерь Божья, это сугубо личное дело двух взрослых людей! – Интервьюируемая, подписанная как Риэрти, взяла за руку сидящего рядом мужчину. Его ноги закрывала табличка с именем и сноской «дядя Риэрти». – Кому какое дело? По закону нам запрещают заводить детей, так пусть ненавистники выдохнут уже, наконец.

Возлюбленный Риэрти ничего не сказал. Интервью сменилось кадрами парада. Широкие флаги, плакаты, конфетти. На движущейся картинке из цветов преобладали фиолетовый и белый – неофициальный символ меньшинства. Фамильцы – явление отличного от привычного сексуального поведения, подразумевающее романтическое влечение к кровному родственнику. С двадцать второго века, когда веха вечной молодости укоренилась в миру, тема неродственных отношений между членами семьи стала куда популярнее. Когда до скончания дней своих вы остаётесь свежими юношами и девами, привязанность к родственнику ненароком может принять несколько иную форму. Всё же бессмертие тела и души меняет взгляд на многие вещи.

Как бы то ни было, нетерпеливость к фамильцам понятна. Теперь безобидная фраза: «семейный человек» звучит двусмысленно. Исковерканные учения Фрейда раскочегарили умы консерваторов ещё с его выхода на мировую арену. Но старушка Европа уже приглядывается к движению.

Помешивая кипящие сливки, Вини почувствовала приступ солидарности к племяннице, влюбившейся в родного дядю. Обществу на самом деле надобно подготовиться, чтобы запихнуть в горло очередной диковинный фрукт и не подавиться. Однако чего уж спорить, парочка со схожими чертами лица смотрится странно.