— Даже не подумайте кому-то рассказать.
— Да и так все знают, что ты любишь слезу счастья пустить, хён, не переживай, — хлопает его плечу счастливый Намджун, которого только что в обе щеки расцеловала его обожаемая нуна, и он готов делиться счастьем с целым миром. Да. Никого он спрашивать не будет.
— Намджун, перестань, задушишь!
Мина тепло улыбается при виде тискающего всех лидера, пока тот не переключается на неё.
Она наконец дома.
========== 25. Давай просто помолчим. ==========
Рядом всегда нужен человек, с которым можно поговорить. Улыбаться искренне, разрешать тащить себя куда-то…
Но бывает, что рядом нужен человек, с которым хорошо молчать. Уютно тихо сидеть на балконе или крыше, свесив ноги вниз и устроив свою голову в удобном изгибе чужого плеча. Молчать. Молчать, молчать, молчать…
Это молчание скажет гораздо больше, чем слова.
Хуже всего, что иногда такого человека рядом нет…
***
Мина на цыпочках крадется темным коридором, прижимая к груди кота. Воровато осматривается по сторонам, шикает на пытающуюся внести свою часть в приключение урчащую зверюшку (когда ж они ему имя дадут?), и, наконец, делает победный шаг…
— Мелкая, ты чего творишь?
Свет от приоткрытого холодильника выгодно освещает хорьком застывших девушку и кота, у которых полные рты еды. Рыжие волосы серебрятся в тусклом освещении, полосатая шерсть вызывающе торчит. Юнги ошарашенно потирает глаза, пытаясь уложить увиденное в мозге.
Ведьмочка смотрит на него неодобрительно, но, решив, что прятаться уже ни к чему, достает из «волшебного шкафа» (Хосок всегда с обожанием относился к еде) множество кастрюлек, разогревает мясо и овощи в микроволновке, время от времени отпихивая нахальную мягкую животинку ногой. Она напряжена, это чувствуется, вибрирует в слегка прохладном ночном летнем воздухе, но пытается вести себя с парнем, как с другими…
Почти получается.
— Мне разогреешь? — у него опять сипит со сна голос и слегка пробивается шепелявость; Мина почти готова умиляться, но только кивает с обычной отсутствующей миной, хотя косит глазами неодобрительно – мол, ты еще спрашиваешь?
— Уже, — аппетитно пахнущая тарелка манит к себе еще с рук девушки, но Шуга пересиливает себя и достает из шкафчика большие пузатые чашки, ставит чайник и вообще пытается хоть как-то помочь девушке.
— На следующий раз не крадись, а то я уже хотел полицию вызывать, — старший говорит это со смешком, закатывая глаза от удовольствия — мясо мягкое, сочное, расплывается острым послевкусием по и небу и кончику языка, его хочется есть-есть-есть и не останавливаться… Мина с Джином в этот раз постарались на славу.
— Не хотела вас разбудить, — девушка просто пожимает плечами, аккуратно отправляя в рот коту очередной кусочек мяса. С благодарностью урчит, почти давится огромным куском, но с довольной рожей жует. Мина умиленно гладит животинку по загривку, почесывает горлышко и мягкие лапки, совершенно не боясь острых коготков — она хорошо знает, что кот её любит и ранить не сможет, разве что играючи.
— У нас все спят очень крепко, — Юнги смотрит удивленно на ведьмочку, которая планомерно уничтожает содержимое своей тарелки в желудок кота. — Ты сама поесть не хочешь? Мина-я?
Девушка коротко, почти незаметно вздрагивает, но Юнги это видит. С болью, с тоской в груди… Она даже на свое имя, слетевшее с его губ, реагирует отрицательно…
— Не знаю, перехотела почему-то, — пожимает плечами, запихивает в уже полностью сытого кота, который не может смотреть на еду, новый кусок мяса и продолжает: — Чонгук спит теперь очень чутко, особенно когда я у вас ночую.
— Что случается раз в месяц, — Шуга скептично хмыкает, смотря на насупленное (по-доброму насупленное) личико девушки.
— Неправда. Это уже третий раз за неделю.
— Потому что сейчас каникулы, — Юнги улыбается тепло и очень нежно, как раньше. Мина отвечает такой же легкой улыбкой.
— Потому что сейчас каникулы. А тогда были экзамены, и у меня не было возможности к вам часто приходить.
— И ты боялась меня, — неожиданно даже для себя бросает Юнги, надеясь в глубине души, что разомлевшая в теплой обстановке девочка откроется.
— И я боялась тебя, — кивает ведьмочка.
И резко зажимается.
Юнги хмыкает. Хороший прием, на макнэ всегда срабатывает, на его подружке, как видимо, тоже. Вот только последствия потом расхлебывать долго, пытаясь доказать ребёнку, что прятаться от хёна вовсе и не надо. А с этой малышкой и вовсе нужно быть внимательным, не решит ли опять пропасть надолго, вон как взгляд мгновенно остекленел и плечи поникли; точно уже продумывает пути отступления.
— Только не пропадай больше, — выдыхает тяжело, ерошит челку. Никогда не умел разговаривать с детьми. Но вот влюбляться в них, как оказалось, очень хорошо… — Послушай, нам просто нужно поговорить.
— Ага, — Мина смотрит в пол потухшими глазами, мутно-зелеными, и Юнги в который раз умиляется возможности понимать её состояние только по внешним признакам. Эмоции девочка умеет хорошо контролировать, но вот глаза её всегда выдают.
— Поговорить — это не я говорю, а ты киваешь, как китайский болванчик или матрёшка, а я говорю, а потом ты говоришь. Вопросы есть?
— Угу, — в мутных глазах пробегают искорки, и Юнги подсознательно готовится к тяжелой артиллерии. Получает ее и думает, что лучше бы она его о чем-то неприятном спросила. Ребёнок напротив теребит кончики волос, смотрит любопытно, наивно и так по-детски доверчиво, что сердце сжимается. Красивая. Теплая. Своя. Пусть и только в дружеском плане. — А что такое матрёшка?
Юнги с тяжелым вздохом зарывается ладонью в волосы.
Это будет трудно.
***
— То есть, ты хотел мне объяснить, что гад, сволочь и абсолютный подонок, да? И извиниться? — Мина крепко сжимает пальцы замком, смотрит пронзительными ведьминскими глазищами, рыжие волосы разметались по плечам, и ей для полноты образа не хватает только кота на коленях.
— Мяу!
А нет, хватает.
— Примерно, — Юнги смотрит в столешницу перед собой уверенным взглядом мученика, который готов принести себя в жертву. Сонг хмурится, расплетает пальцы из замка, немного приподнимается со стула и…
Лепит парню настолько сильную пощечину, что он почти падает со стула.
— Ну как? — огонь плещется вместо зрачков, застилает почти всю радужку и, кажется, сейчас перельется через оболочку и сожжет мелкого хёна. — Прошла хрень из головы?
— Ты о чем? — Юнги смотрит ошарашенно, держится за пострадавшую щеку, а Мина…
Размахивается и отвешивает еще одну пощечину.
Смотрит. Просто смотрит, нависая сверху и игнорируя наглое стаскивание котом последнего кусочка мяса из её тарелки. Держит за плечи, крепко сжимая пальцами, наверное, до синяков, но Юнги всё равно сейчас может заявить, что она прекрасная.
— А теперь я тебе объясню, идиот ты мелкий, — удивление в ореховых глазах (девочка никогда на них не ругалась) напротив заставляет сжать пальцы еще крепче и наклониться ниже, касаясь носом чужих волос. – То, что ты ошибся один раз, не делает тебя плохим человеком. Мы все ошибаемся, мы учимся на этом; мы разбиваем головы, когда бездумно бросаемся вперед, мы крушим свои мечты некоторыми глупыми словами, мы убиваем связи и узы между людьми простыми ненужными фразами…
— Что я чуть не сделал.
— Но ведь не сделал.
Она — одно спокойствие. Теплое, крохотное, оно оседает на кончике языка и заставляет говорить дальше.
— Но ведь мог бы.
— А я могла бы просто умереть, если бы меня не нашли. Или уйти еще до этого, чтобы не было проблем. Могла бы к вам не привязываться, могла бы быть для Чонгукки просто репетитором, но ведь это просто предположения. А еще мы могли бы не рождаться.
— Эй, ну ты так не забегай далеко, — Шуга слегка содрогается, когда речь заходит об этом — он знает, что тема рождения и жизни вообще для ведьмочки болезненная.
— Ну так и ты, Юнги, не ищи себе пустых причин для самобичевания, — она скептично хмыкает, искривляет губы в насмешливой ухмылочке и тянет, — а то я себя чувствую старше и умудреннее опытом. И вообще, просто давай помолчим, хорошо? Молчать с кем-то тоже хорошо, не только говорить.
