Затерянные в анонимности толпы, люди были готовы совершать кошмарные вещи, которые в одиночку вызвали бы у них тошноту. Которые наверняка вызывали у них тошноту впоследствии. Но их раскаяние вряд ли могло служить утешением для их жертв.

– Что там происходит, Хильди? – вполголоса спросил он.

– Не знаю. – Хильди прикусила губу, словно собираясь с духом. Теперь она всегда выглядела так, будто готовится к худшему.

Впрочем, стоило им выйти на площадь Маршалов, как суть происходящего стала вполне ясна.

– О черт, – проговорил Орсо, и его плечи поникли. – Как же я ненавижу повешения!

Виселицы теперь были нового типа – очевидно, веяние прогресса. Вместо поперечного бруса с привязанными к нему веревками позади платформы, словно жадно протянувшиеся пальцы, торчали под углом пять высоких штанг. На их концах были приделаны шкивы, и позади каждой имелся противовес в виде железной пластины. Петли тоже больше не были веревочными, но сделаны из стального троса. Пока конвой сопровождал его к огражденной ложе, где ему, как обычно, предстояло играть роль экспоната для любопытных, Орсо заметил, что в одной петле болтается кукла в человеческий рост.

Председатель Ризинау сидел впереди толпы, с Судьей по одну руку и Пайком по другую. Лидеры Великой Перемены. Тот чертов писателишко, Суорбрек, склонялся к ним, помавая рукой в сторону высящегося над ними эшафота:

– Проблема прежней системы состояла в том, что тела падали ниже люка. Правосудие осуществлялось, но люди не видели, как оно осуществляется! Теперь же, стоит только высвободить противовес…

Он театрально взмахнул рукой, словно конферансье. Ничего не произошло.

– Ну же, давайте!

Раздался лязг механизма, противовес упал, свистнул трос – и кукла, вздернутая за шею, заполоскалась на ветру шагах в пяти над платформой. Толпа ахнула, потом принялась аплодировать, одобрительно улюлюкать и выкрикивать добродушные оскорбления. Атмосфера карнавала. Орсо сморщился и попытался ослабить пальцем воротник.

– Очень изобретательно. – Ризинау задумчиво покивал, словно ему продемонстрировали работу машины по очистке фруктов. Может быть, он и не был толковым администратором, но он понимал могущество хорошего спектакля. – Вы должны невероятно гордиться собой.

– Счастливое сочетание моего пристрастия к театру и технической смекалки гражданина Карнсбика.

И Суорбрек приобнял рукой великого машиниста, дружески его стиснув. Карнсбик, отказавшийся от своих великолепных жилетов и демонстрировавший теперь неприметную одежду разных оттенков грязи, выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

– Маловато крови, вам не кажется? – вставила Судья со своей обычной убийственной усмешкой.

Ризинау закатил глаза:

– Ей-богу, гражданка Судья, вы бы приказали разрывать осужденных дикими псами, если бы это можно было устроить!

Она откинулась назад, задумчиво поглаживая свое покрытое сыпью горло, словно взвешивала преимущества публичной казни посредством собак.

– Посмотрим сперва, как это работает. Ввести осужденных!

– О нет, – пробормотал Орсо.

…Первым шел лорд-камергер Хофф. Орсо вспомнил, как тот показывал ему бесконечные портреты потенциальных невест в гостиной его матери. Какая это была скука! И насколько счастливым то время казалось сейчас!.. Следующим был лорд-канцлер Городец. За ним – верховный консул Матстрингер. Следом – генеральный инспектор (во имя Судеб, он так часто отсутствовал на заседаниях Закрытого совета из-за своего мочевого пузыря, что Орсо даже не мог вспомнить его имени). Замыкал шествие лорд-маршал Рукстед, заметно хромая. Кажется, ему повырывали половину растительности на лице. В звяканьи цепей их вывели на платформу и поставили в тени этих пяти высоких штанг. Великие лорды Закрытого совета… Люди, правившие Союзом от имени Орсо. Что за жалкое зрелище они представляли собой теперь: одетые в мешковину вместо прежних мехов и золотых шнуров, в кандалах вместо церемониальных цепей, седые волосы и бороды спутаны и немыты.

– Сограждане! – Ризинау никогда не упускал шанса обратиться к толпе. – Мы собрались здесь, чтобы увидеть, как пятеро врагов народа получат по заслугам. Чтобы увидеть справедливое возмездие, налагаемое от имени всех угнетенных жителей Союза. Чтобы распрощаться наконец с эпохой тирании. – Он широко развел руки в стороны. – И распростертыми объятиями приветствовать эпоху равенства!

Радостные вопли, свист, смех. Куски всякой дряни, полетевшие на эшафот, когда петли закрепили на шеях осужденных. Великая Перемена никак не изменила поведение толпы на публичных казнях. По щеке бывшего канцлера разбрызгался гнилой апельсин.

– Мы несколько веков плясали для их развлечения! – провизжала Судья, поворачиваясь в кресле, чтобы быть лицом к толпе. – Пускай теперь они попляшут для нас!

Орсо никогда не питал большого расположения к своему Закрытому совету. Он думал о его членах так, как люди думают о своих кредиторах, землевладельцах, тюремщиках. Однако сейчас, видя их в таком положении, он едва мог сдержать слезы.

Хофф прошаркал вперед, насколько позволял ему трос, то есть недалеко.

– Ваше величество! – выкрикнул он поверх петли. – Я прошу вашего прощения!

– О, это я должен просить прощения у вас! – Орсо повернулся к Судье, Ризинау и Пайку. – Прошу вас, объясните, в каких преступлениях их обвиняют?

– В коррупции, спекуляции и эксплуатации, – ответил Ризинау.

– В измене народу, гражданам Союза! – прошипела Судья.

– Есть ли какие-нибудь доказательства? – продолжал Орсо.

Судья бросила на него пылающий взгляд.

– Они сидели в Закрытом совете. Каких еще доказательств вам надо?

– Будет ли им позволено защищаться?

– Они сидели в Закрытом совете. Какая тут может быть защита?

– Мы с вами тоже там сидели, ваше величество, – вкрадчиво произнес Пайк. – И вы знаете, что каждый из них был добровольным винтиком в чудовищной машине, закоренелым пособником чисток и несправедливостей. Можете ли вы воистину полагать, что эти люди лучше тех, кого они приказали повесить под стенами Вальбека?

Орсо сглотнул.

– Кого вы приказали повесить.

– За лучший мир приходится платить назначенную цену. Мы все должны приносить жертвы. К тому же поглядите вокруг, – Пайк обвел безмятежным взглядом неистовствующую толпу, – народ уже вынес свой вердикт.

– Давайте уже! Вздерните наконец этих ублюдков! – заорал кто-то, и другие голоса его поддержали. Очевидно, никто не был расположен к милосердию. А было ли когда-нибудь иначе?

– Что бы они ни сделали, они делали это от моего имени, – сказал Орсо треснувшим голосом. – По крайней мере, позвольте мне быть повешенным вместе с ними.

– Всему свое время, ваше величество, – промурлыкала Судья.

Ризинау поднял ладонь, веля ей умолкнуть и не сводя с Орсо маленьких жестких глазок:

– Если король не может хранить молчание, когда творится народное правосудие, его придется обуздать силой. Капитан Броуд!

Чудовищных размеров человек шагнул в королевскую ложу – в королевский загон. Не человек, а бык, практически без шеи, выглядевший еще более свирепо из-за пары глазных стекол в проволочной оправе, насаженных на плоскую переносицу. Он положил огромную лапищу на поручень рядом с Орсо. На ее тыльной стороне была татуировка: перекрещенные молния и боевой топор, и звезды на ободранных костяшках. Хильди шагнула к нему, сжав кулаки, словно котенок, шипящий на медведя. Здоровяк только грустно улыбнулся ей и снял свои стеклышки, обнаружив усталые, слабые глаза.

– Вы храбро себя вели, ваше величество. – В его мягком голосе не было угрозы, всего лишь утомленный прагматизм. Он осторожно подышал на стеклышки и начал протирать их обшлагом. – Но это ничего вам не даст. Вы наверняка не хотите, чтобы вам причинили боль, и я-то уж точно не хочу причинять вам ее.

Он нацепил стеклышки обратно на место и поглядел на Орсо, подняв брови:

– Все уже и так плохо. Зачем делать еще хуже?