– Да, – коротко отозвалась я.
Сбросила у входа тулуп и отправилась выполнять наказ. Пока никто за мной не наблюдал – с помощью подручных искорок. А когда Вёртка предупредила о появлении Зима, я села на еловые лапы и устало вытянула ноги. Это ужасно – не иметь возможности быть собой, чаровать не скрываясь и без страха…
Знающий посмотрел на меня с подозрением, к которому я уже начала привыкать, сгрёб еловые лапы в охапку и исчез в сугробе. Вёртка сразу же передала, что «можно». Я вскочила на ноги и быстро нарезала ещё с десяток лап. Внизу они росли огромными, пушистыми, пышными. Штук пять вполне сгодится для одной удобной лежанки.
Зим опять выбрался из сугроба, оценил мою работу, скомандовал «хватит» и забрал ветки. А мне опять достался неприкаянный тулуп. Я ещё немного побродила вокруг сугроба, услышала: «Ось, ужин!» и, пропихнув вперёд себя тулуп, пригнулась и просочилась в сугроб.
Насчёт ужина знающий зачем-то пошутил – вода в котелке едва закипала, и нечто, похожее на мясо, трепыхалось на поверхности. Норов закончил сооружать третью лежанку, почесал в затылке и скривился, проворчав: «Сыро!» Дрова тоже еле теплились. Я закатала рукав и с сожалением использовала одно из последних осенних заклятий, просушивая и ветки, и дрова, и одежду.
Костерок у дальней стены сразу затрещал веселее. С низкого потолка закапало, но Зим приморозил подтопленное, заодно уменьшив «дверной» проём. Сам он – зимник же – мог долго обходиться без тепла, «прогреваясь» работой с чарами, но вот второй хладнокровный… В сугробе (да рядом с костром) было довольно тепло – для меня даже слишком, но извозчик, промёрзший за день на облучке, ёжился и очень старался не стучать зубами.
– Оденься, – я бросила Норову согретый тулуп.
И села на лежак, закопавшись в сумку. Так, укроп, чайные травы, три бублика…
В сугробе быстро стало душно и жарко. Дым от костра и варева поднимался к потолку, но, как я слышала, никаких «труб» в снежных домах быть не должно, только низкий вход. Всё для сохранения тепла. Я поёрзала, привалилась к стене и закрыла глаза. Норов, судя по сопению, тоже устало задремал. Только Зим бдел – и за едой, и за огнём, и за погодой.
Я проснулась внезапно, когда за моей спиной задрожала стена. И сразу же услышала разочарованный вой – голодный, сердитый. Дом вздрогнул, но выдержал. Я выпрямилась и встретила взгляд сразу двух внимательных пар глаз – Зима и пса, который успел просочиться в дом и теперь занимал собой едва ли не всё свободное пространство. Под его боком, согревшись, счастливо похрапывал Норов.
– Начинается, – негромкой заметил знающий, помешивая «суп» единственной ложкой. – Слышишь?
Снова сердито взвыло. Раздался глухой удар, и дом-сугроб тряхнуло так, что с потолка посыпалась наледь.
– Выдержит, – Зим снял с огня котелок и протянул мне. – Доедай, пока горячее.
Я ещё не проголодалась, но по человечьей природе должна бы, поэтому взяла котелок и доела остатки супа. Остальные, судя по всему, поели, пока я спала. Знающий тщательно вычистил пустой котелок снежком, насыпал с руки снега и снова подвесил над огнём – для чая.
– Проследишь? Посплю.
Я молча кивнула. Зим растянулся на лежаке, отвернулся к стене и сразу же засопел. Но – чутко. Очень чутко, подтвердила и Вёртка, «предупреждая», что искрами баловаться не стоит. Да и пёс к магии не располагал. Он лежал неподвижно, зажмурившись, но я остро ощущала – не спал. Конечно, пёс никому ничего не расскажет, но вот среагировать на простейшие чары может непредсказуемо.
А зима злилась, безумствуя: дом дрожал, осыпаясь снежной крошкой, вой стоял такой, что закладывало уши. Снег в котелке растаял, и вода начала закипать. Поворошив палкой угли и подбросив в огонь пару веток, я высыпала в воду травы. И, помешивая чай, думала.
Ещё сочиняя маме послание, я сообразила, что разбудить сгусток не так-то просто. Могла ли справиться с этим одна знающая? Или их всё-таки было двое – Тихна и Горда? И если Тихна под прикрытием «родичей» проникла в город давно и беспрепятственно, то Горда могла отсидеться в одной из ближайших деревень, а потом или невидимкой проскочить, или под тем же чужим обличьем. Тогда она, конечно, рванула из долины и опережает меня ненамного – на всё те же четыре-пять дней, и я вполне могу настигнуть её на центральном северном. Зима затруднит ей передвижение так же, как и мне.
А второй мучивший меня вопрос: зачем? Зачем они разбудили дыхание Стужи? Он бы им не подчинился – он послушен лишь хозяину. Остальные, даже сторож и его семья, вряд ли имеют власть над сгустком. Держат сонные чары – и только. Так зачем? И единственный ответ: плата. Они сделали это в обмен на знания. Второй вопрос – зачем будить сгусток – ответ имел простой и страшный: искать старую кровь. Именно для этого они и создавались.
И значит ли это, что создатель Забытых до сих пор жив? Вполне, хотя прошли сотни лет. Старая кровь проживёт пять-семь человеческих жизней, а если есть цель, то и больше. И, кроме искрящих, говорящих и пишущих, есть безлетные – древняя, первая ветвь старой крови, которая является единственным бессмертным народом. Но в её причастность я не верю. Им давно слишком… всё равно. И вообще: зачем старой крови истреблять своих? Незачем. А вот люди…
Людям изначально не полагалось ни капли силы. Знающих до Забытых не существовало, и это точно. Они появились после, «унаследовав» растворённую в мире силу старой крови. И к этой мысли склонялись многие искрящие: люди. Именно они в основном становятся знающими. Старой крови среди меченых я почти не встречала. На огромную, больше сотни людей, общину нас было всего четверо. И сейчас, с тем, как развиваются события, я склонялась к тому, что Шамир дал мне шанс… чтобы не допустить беды. Чтобы в центре событий оказался хоть кто-то… помнящий.
– Ты знаешь, – прошептала я, и моя рука замерла над чаем. – Ты понимаешь, что происходит. Ты… ты предвидел. Ты наблюдал. И узнал. Почему же ты не можешь сам убрать того, кто собирается начать новое бедствие?..
Спросила – просто так. Ответ на этот вопрос я знала давно. Есть дети любимые, есть – не очень. Но и те и другие – дети. И вторым из жалости и надежды на чудо, ощущая свою вину за «недовоспитание» или всё ту же нелюбовь, родители порой помогают больше, чем любимым. Шамир ничего не сделает ни новым Забытым, ни их создателю – или создателям. Ничего… кроме меня и ещё пары знающих старой крови. И ещё чего-нибудь – нам помогающего.
Надо встретиться со знающими старой крови при случае. Обязательно.
Я вновь вернулась к помешиванию – и к людям. Или существует некий род-наследник, или… Знающие тоже живут очень долго. Мой наставитель-человек, по слухам, приближается к первой сотне лет. Меченые силой медленно, очень медленно стареют, почти не болеют и, исправно работая на благо Шамира, способны переплюнуть в долгожительстве даже искрящих. Но как они додумались? Где раздобыли знания? Почему начали будить спящее зло именно сейчас? И под чьим руководством? И что ещё восстанет из небытия, чья тень поползёт по снегу следующей?..
Ничто не возникает из ниоткуда, всему есть причины. И объяснение.
Чай сготовился. Отложив ложку, я снова привалилась к стене и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Мы много думали о происхождении Забытых и имели несколько версий. Неужто придётся проверять их все?.. Прежде то руки не доходили – слишком нас осталось мало, то страхом накрывало – опять же, нас очень мало. А теперь… Как бы не было поздно.
А зима всё не унималась. Рычала, скреблась, билась, как зверь в силке. Дом дрожал так, что порой становилась жутко и неуютно, несмотря на огонь и запах чая. После каждого сильного удара в воздухе возникала «пылевая завеса» из мелкого снега и льда.
– Ось, а что ты всё-таки нашла в том доме?
Я невольно вздрогнула. Зим проснулся и сидел, глядя на меня в упор через костёр. Сказать – опять не поверит, не сказать – не отстанет…
– Это связано… с Забытыми, – ответила я с запинкой.