«Вероятно, он так же хорошо стреляет. Но не будем это выяснять»

— Эй, Усанас! — закричал он. — Ты до сих пор поддерживаешь нелепое заявление, что восприятие — это только проявление вечных и неизменяемых форм?

Ответ пришел мгновенно:

— Конечно! Ты сам — живое доказательство, Рагунат Рао, даже там, где стоишь. Самая платоническая форма зрелища для больных глаз.

Молодые партизаны, стоящие в ряд у обрыва, где Рао устроил засаду — дружескую засаду, конечно, но Рао никогда не упускал шанса потренировать молодых последователей, — выпучили глаза.

Они были провинциалами, почти без исключений. Молодые люди из деревень, большинство из них никогда не видели мир за горами и уступами Великой Страны Римляне выглядели достаточно странно, с уродливыми, костлявыми, бледными лицами, которые казались больными. Аксумиты и кушаны казались еще более странными. Но тот! Высокий, полуголый, черный, как погреб в ночи, — и спорит о философии с самим Рао!

Маньяк. Очевидно.

— О, Боже, — пробормотал Валентин, убирая лук. — Еще один философ. Маньяки, все они.

На самом деле Валентин сам с трудом не выпучил глаза. Наконец после всех этих месяцев он встретил легендарного Рагуната Рао. И…

Человек выглядел очень обычно. Самый средний человек. Валентин ожидал индийскую версию Ахилла.

Он изучал Рао, теперь стоявшего на валуне примерно в тридцати футах от них и на десять футов вверх по склону.

«Невысокого роста — по крайней мере по римским стандартам. Средний рост для маратхи. Немного староват. Наверное, сорок с небольшим. Хорошо сложен, да, никакого жира на мускулах, но это не Геркулес, подобно Эону. Интересно…»

Рао спрыгнул с валуна и легко приземлился на дне ущелья в десяти футах внизу. Еще два быстрых прыгающих шага, и он оказался рядом с лошадью Валентина. Улыбнулся ему снизу вверх, протянул приветственно руку.

«Мария, Матерь Божия!»

Патера Махараштры — так называют Рао, как слышал Валентин. Он отмахивался от фразы, как и все ветераны обычно отмахиваются от подобных романтических, рассчитанных на дешевый эффект штучек.

— Будь вежливым, Валентин, — услышал он бормотание Анастасия. — Пожалуйста. Будь вежливым с этим человеком.

Тела гнили уже несколько дней, а воздух в окруженное толстыми глинобитными стенами пространство пропускали только два небольших окна. Вонь была невероятной.

— Он — демон! — рявкнул Удай. — Только бездушная асура стал бы…

— Что стал бы, Удай? — спросил Шанга.

Раджпутский царь кивнул на груду разлагающихся тел.

— Убивать врагов? Ты сам убил не меньше.

Удай гневно посмотрел на него.

— Но не так. Не…

— Что не так? Не из засады? Насколько я помню, последние пять засад, которые ты устраивал, были точно такими же варварскими, как эта.

Удай захлопнул рот. Но все еще смотрел гневно.

Шанга сдержался.

— Послушай меня, Удай, — сказал он. Его глаза обвели всех собравшихся в комнате раджпутов. — Все послушайте. Пора вам выбросить из головы все эти предрассудки малва. Или вы никогда не поймете природу врага.

Он сделал паузу. Когда удостоверился, что их внимание направлено только на него — а это было нелегко, не в покойницкой, — продолжил. Говорил он тихо и холодным тоном.

— Некоторые из вас находились в императорском шатре, когда Велисарий приказал своему катафракту казнить пленников. Помните?

Джаймал и Пратап кивнули. Другие раджпуты через мгновение тоже кивнули. Они сами не видели, но слышали.

Шанга махнул рукой на сложенные горой тела в углу почтовой станции.

— Это тот же человек. Малва думают — по крайней мере думали, — что он слабак. Полон глупой мягкотелости. Не безжалостный, как они. Не твердый.

Легкий смешок послышался от следопыта-патана, склонившегося у тел.

— В самом деле? — спросил он.

Затем встал после того, как закончил осмотр.

— Ну? — спросил Шанга.

— Все солдаты когда-нибудь убивают, — следопыт показал на грубый стол, свалившийся у одной из стен помещения. Одна из ножек стола была отломана чисто, другая расщеплена. Рядом на земляном полу валялись стулья. — Вошел через дверь. Думаю, ночью. Быстро, быстро, быстро. Солдаты ели. Удивил их, когда они сидели.

Патан показал на почерневшие, высохшие пятна крови на полу, стенах, столе, стульях. Разбросанные куски еды, теперь покрывшиеся плесенью.

— Это была битва, — он безразлично пожал плечами. — Недолгая. Думаю, двое солдат достали оружие перед тем, как умерли. Может, трое. Пользы это не принесло. Овцы. Зарезаны.

Он шагнул назад к груде тел.

— Затем стал ждать курьеров. Съел солдатскую пищу, пока ждал. Другую упаковал с собой. Собрал лошадей в загоне. Готовился.

Патан наклонился и схватил один из трупов. Небрежно дернул, и гниющий ужас выпал на пол. Перемещение трупа, несмотря на всю его легкость, разорвало стенку желудка. Полужидкие внутренности вывалились наружу, в них копошились черви. Патан отошел на шаг назад, но никакой другой реакции не продемонстрировал.

— Первый курьер. Его пытали.

Он склонился над гниющей воняющей массой, поднял кисть и помахал ею в воздухе Большой палец отвалился. Указательный и средний уже отсутствовали.

— Отрубил два пальца. Хотел информации. Сколько еще будет курьеров?

Он отпустил кисть и выпрямился.

— Хороший метод. Отрезаешь один и говоришь: «Колись или отрежу второй палец». Отрезаешь второй и говоришь: «Колись или отрежу третий». В большинстве случаев — достаточно. Хороший способ. Очень хороший. Быстрый. Очень быстрый. Сам им пользуюсь.

Патан отвернулся. Тех, кто его не знал, его грубость и жестокость ужасали. Но те, кто видел его в действии, знали, что он значительно более жесток.

— Снова ждал. Следующего курьера.

Он показал пальцем на одно из тел в форме императорского курьера.

— Не пытал. Не было необходимости. Сам сказал и умер. Следопыт показал пальцем на третьего курьера.

— Последний. Не пытал. Не было необходимости. Сказал — умер.

Патан посмотрел на дальнюю дверь, которая вела в конюшню, где держали запасных лошадей. Раньше держали.

— Затем поставил курьерских лошадей в конюшню. Усталых лошадей. От них мало пользы. Взял других. Накормленных, отдохнувших. Пять лошадей. Хороших лошадей. И уехал.

Закончив ответ, следопыт положил руки на бедра и осмотрел всю сцену.

— Очень хороший человек! — проворчал следопыт. — Быстрый, быстрый. Никаких глупостей. Приняли бы его в свой клан.

Шанга позволил своим подчиненным несколько секунд, чтобы переварить информацию, перед тем как продолжать.

— Никогда больше не повторяйте ошибку, — проворчал он. — Эту ошибку малва. Велисарий — не жестокий человек. В этом я полностью уверен. Но ни один махамимамса, который когда-либо жил, не сможет соответствовать ему по безжалостности, когда возникает необходимость. Этот человек соображает быстро и так же быстр во всем, как мангуст. И такой же смертоносный. Насколько мангуст милосерден к кобре?

Джаймал фыркнул. Шанга продолжал говорить:

— Есть еще один урок. Он не дьявол, но думает дьявольским образом. Прикиньте, какой это был смелый и хитрый шаг. После того как его люди предприняли обманный отвлекающий маневр и повели нас в погоню за ветром, Велисарий вышел из Каушамби — открыто — переодевшись йетайцем. — Шанга холодно посмотрел в сторону. — Удай, догадаешься с трех раз, как он добыл форму йетайца?

Его заместитель сморщился, отвернулся. Шанга продолжал:

Затем Велисарий как можно быстрее добрался до первой почтовой станции. Он каждый раз опережал нас — предупреждал каждый наш шаг. У него было две проблемы. Во-первых, отсутствие лошадей, во-вторых, он знал, что курьеры отправятся на побережье предупреждать стоящие там гарнизоны. Он решил обе проблемы одним ударом.

— Убил солдат, устроил засаду на курьеров, украл их лошадей, — пробормотал Джаймал. — Лучших лошадей в Индии.

— Пять лошадей, — добавил Пратап. — У него теперь есть запасные лошади, больше не нужно. Он может их гнать столько, сколько сам в состоянии сидеть в седле. И пересаживаться, как только конь устанет.