– Я думаю, что смогу кое‑что сделать. И может быть, даже поселить там, где тебя никто не достанет…

На этой ноте стоит закончить – так оно наиболее эффектно, а женщины это любят. И я, повернувшись, иду на свое место. Немного подкруживает голову, ведь все случилось как‑то очень быстро – но не может же мне постоянно не везти! В череде последних декад наконец‑то проступила белая полоса – и это, я считаю, закономерно! Я буквально чувствую, как она смотрит мне вслед – но не оборачиваюсь. Мои последние слова наверняка заинтриговали ее сильнее некуда: женское любопытство – чрезвычайно мощное чувство, и мои слова запомнятся ей надолго. Запомнятся – и будут постоянно напоминать обо мне, заставят гадать и сгорать от любопытства. А ведь мне только это и нужно…

Я возвращаюсь на свое место и снова сажусь на огрызок плиты. Чувствую я себя превосходно. Что ни говори, а даже в Гексагоне – если не ссать и не щелкать клювом – можно добиваться того, чего желается. Изворотливость и капелька везения – и дело в шляпе. Правда, теперь остается придумать, как исполнить задуманное – но это уже не кажется мне таким уж недостижимым. Или Нора – или Док. Любой из этих вариантов требует нехилого магарыча – но я готов. Если Нора – значит, моя Рыжуха должна стать НТБ. Условно, конечно… Это проворачивается через капо. Но ссылка в Нору не обеспечит ей гарантий неприкосновенности со стороны капо – а я совершенно не хочу делить ее с черными ублюдками. Значит, второй вариант – Док. В общем‑то, в Медчасти даже лучше – там ей не грозит стать добычей капо. Ведь я обещал, что к ней не сможет притронуться ни один из черножопых – и только Доку под силу обеспечить таковое положение вещей. Хм… А что если включить Рыжулю в наш с ним договор? Ведь он решил ставить на меня против Керча – и ставить, как он сам сказал, немало… Я отработаю в плюс, он получит нехилый магарыч – но при этом забирает Рыжую штатной единицей Медчасти. А это идея… Обязательно нужно обговорить!

Следующие два‑три часа я провожу в предвкушении. Я хожу с проверкой от номера к номеру, от поста к посту – но здесь я только телом. Мыслями же я очень далеко – я представляю нашу следующую встречу. Я видел немало женщин – но Рыжуля возбуждает меня как никто. В чем здесь секрет? Я не могу понять. Что‑то такое есть в ней, что‑то, что напрочь лишает меня спокойствия.

– Брат. Очнись. Да что с тобой, – за плечо меня трясет Смола. – У тебя рожа, как будто ты у Дока дряни какой по вене пустил. Утром ты таким еще не был… Что случилось?

Я выныриваю из сладких своих фантазий – и морщусь. Смола, ну твою ж за яйца… Я только что имел Рыжую в палате Медчасти – и ты так грубо лезешь своими лапами в мои мечты… Нельзя так, брат.

– Да все нормально, братан, – улыбаюсь я во всю будку. – Все хорошо. Помнишь Рыжую?

Смола бухает коротким смешком.

– А то! Ты тогда стойку сделал – как гончая на зайца. Чем она тебе так?.. Прямо сам не свой.

– Не знаю, – я качаю головой. – Да это неважно. Я вот только что, буквально час‑полтора с ней пересекся. Ну это когда еще монтажников через наш сектор прогнали.

Смола удивлен.

– Да ты чё? Наш пострел везде поспел… И чё, как? Только переговорил? А то может и…

Я ухмыляюсь.

– Нет. Но все впереди. Теперь мне надо много хабара, Смол. Надыбаем?

– Что‑то задумал? – догадывается главбугор.

– Да. Попрошу Дока перевести к себе.

– Дока просто так не проймешь, – соглашается Смола. – С ним либо теперь брать задачу – либо много хабара. Подумаем, чё…

– У меня уже есть вариант – но мало ли, вдруг не срастется, – признаюсь я. – Тогда с другого бока подкатим.

– Сделаем, брат, – снова кивает Смола. – Не бздой.

Он вдруг замолкает – и его брови съезжаются в кучу на переносице. И есть от чего – за углом, там, где коридор делает поворот на девяносто градусов, тишину вдруг взрывают вопли доброго десятка глоток.

Мы подрываемся разом – и со всех ног летим вдоль коридора. Я опережаю Смолу – ведь я вешу куда меньше его – и выскакиваю за угол первым. И…

Применение монтажников оправдало себя – посреди коридора, под зияющим высоко под потолком черным провалом вентиляции, возятся на полу четыре тела. Они дерутся – и дерутся насмерть. Один из них монтажник – а вот остальные… В этой куче‑мале я не могу разобрать подробности – но они явно не принадлежат к категории номеров. Хотя вне всякого сомнения – это люди.

Все дальнейшее происходит очень быстро. Наши номера продолжают орать благим матом – и в глубине коридора появляется КШР. Словно локомотив, он враскачку несется к нам – и уже на бегу, метров за пятьдесят, открывает огонь.

В руках у него дробовик – но он, кажется, стреляет пулевыми патронами. Меткость – поразительная! Он всаживает первую пулю в голову верхнему, который оседлал монтажника и долбит кулаками по его морде, – и череп взрывается кровью и мозгами. Вторая пуля достается тому, который висит у монтажника на спине, обхватив его за шею. С такого ракурса контроллеру открыта лишь малая часть правого бока – но он попадает аккурат в яблочко. Мощность удара так высока, что человека бросает назад. Третий – да это же баба! – взвизгивает тонким голоском, отскакивает от монтажника… и, получив третью пулю, укладывается на пол. Три выстрела – три трупа! Такого я даже в боевиках не видывал…

– Домовые… Это же домовые!..

Это Смола. Он стоит за моей спиной. Кажется, он тоже успел выскочить за угол и видел все от начала и до конца.

– Кто? – удивляюсь я… и вдруг вспоминаю. Домовые! Точно, они. Кто ж еще…

– Домовые, – повторяет главбугор. – Ты чё, Лис, забыл?

Я киваю. Подзабыл, а то как же. Да и как не забыть, если сведений о домовых кот наплакал. Домовые – это номера, которые смогли вырваться из нашей поганой повседневности, убежать и затеряться в укромных уголках сети обслуживания. Их мало – но они есть. Они существуют словно в параллельном мире, они, как тараканы, передвигаются своими тайными тропами, живут своей жизнью – и увидеть их практически нереально…

Инцидент заканчивается стандартно – являются капо и окриками заставляют двоих номеров бежать за тележкой, чтоб увезти тела на компост. Их сопровождает КШР – запрет на передвижения все еще действует, и будет досадно, если работяг завалят ни за хрен собачий. Мы, бугры, снова расходимся по своим позициям – и я получаю еще сколько‑то времени, чтобы поразмышлять. А размышления у меня невеселые…

Теперь в моих выкладках появляется новая хрень, неучтенная ранее. Домовые. Если домовые играют на стороне заговорщиков – против нас, естественно, – наши шансы уменьшаются. Трое домовых – это мелочи. Но их наверняка куда больше – и вряд ли монтажники сумели выгрести из сети обслуживания всех… Может ли быть так, что остальные – те, кто остался – тоже подбираются к нашим сокровищам?.. И не паранойя ли это?.. Домовые наверняка знают немалую часть тайных переходов – и кто знает, не наблюдают ли они за нами в то время, когда мы вскрываем люк и ныряем в общак? И не могут ли они добраться до хабара изнутри, ведь одна из стен нашей комнатушки замурована… Что может быть с другой стороны стены? Да кто же его знает. Ах ты ж сука… С такими мыслями точно психом‑параноиком станешь! Сменить бы нычку – да где ж ее, другую, найдешь?..

Во время очередного обхода я делюсь этими мыслями с братьями‑буграми – и по их вытянувшимся рожам вижу, что я совсем даже не параноик. Остаток дня до вечернего развода мы заняты тем, что обсасываем нашу проблему, делимся мыслями и ищем выход. Дело представляется очень серьезным – ведь в общаке все наше добро, все то, что позволяет нам ни в чем себе не отказывать во время походов в Нору. Пропажа хабара – это все равно как если бы у богатея свистнули из банки всю его наличность и он в мгновение ока превратился в нищеброда. Армен рассказывал, что были когда‑то такие богатеи и банки, где хранилось добро – и я только не понял тогда, какой смысл хранить добро в стеклянной банке… Но как бы то ни было – никому из нас не хочется снова становиться нищим, снова копить хабар, нажитый самыми разными путями, чаще всего неправедными и еще чаще с риском для жизни. Да в жопу такой расклад. Надо что‑то делать. Да бля… Надо срочно что‑то делать! И для мозгового штурма нам совершенно необходим Желтый…