- Если не возражаете, я попрошу принести шампанского, - предложил американец.
Ирена вздрогнула, сбросила с себя задумчивое оцепенение и холодно посмотрела на него.
- Хорошо, я сейчас оденусь.
К ее большому удивлению, он покорно удалился в соседнюю комнату. Ирена, тут же выбросив его из головы, снова улеглась на надувной матрац: ей вовсе не хотелось вставать.
Однако вскоре рядом заскрипели половицы. Она подняла глаза и едва не расхохоталась.
Американец стоял у двери балкона в чем мать родила: на нем остались только очки. Освободившись от своего дорогого костюма, он сразу превратился в забавного пузатенького коротышку с бледной кожей и сутулыми плечами.
- Что это значит? - холодно произнесла Ирена. - Оденьтесь немедленно.
Мински приблизился и резким движением сдернул с нее полотенце. Ирена села и повернулась к нему вполоборота.
- Вы что, решили меня изнасиловать?
Она была настолько удивлена, что даже не испытывала страха. Эти мужчины определенно непредсказуемы...
Мински шагнул вперед и положил руку ей на грудь.
- А ты не заставляй меня это делать, - пробормотал он. Ирена легонько шлепнула его по руке:
- Убирайтесь! Я приехала сюда по делу, а не для того, чтобы меня дрючил какой-то старый потаскун.
И, не обращая на него внимания, она снова улеглась на матрац.
Через секунду толстяк навалился на нее всем своим весом. Толстые губы Мински шептали ей на ухо непристойности, а его правая рука лихорадочно шарила по ее телу.
Ирена решила, что это уж слишком. Мински пришел явно не вовремя: после сладкого волнения ей вовсе не хотелось окунуться в подобный кошмар. Резким движением Ирена отстранилась от Мински.
- Убирайтесь! - прошипела она. - Быстро!
Берт Мински потоптался на четвереньках в поисках очков и в бешенстве встал. Еще ни одна девушка не позволяла себе так с ним обращаться. Он схватил Ирену левой рукой за запястье и бесцеремонно поднял ее на ноги, а затем с размаху дважды ударил девушку по лицу.
На щеках Ирены появились два красных пятна. Мгновение она стояла неподвижно, а затем ее захлестнула слепая ярость. Она оттолкнула Мински и бросилась в спальню. Американец кинулся за ней, догадываясь, что она ищет оружие. Ирена уже сжимала в руках тяжелую цветочную вазу. Выдернув из нее букет роз, она изо всех сил швырнула ею в Папашу.
Мински едва успел пригнуться, как тяжелый хрустальный сосуд вдребезги разбил зеркало, обрызгав водой стены.
- Значит, решили со мной поиграть? - гневно выдохнула Ирена. - Ну ладно...
Она подняла с пола розы, будто не замечая впивающихся в ладони шипов, и шагнула к Мински, который в замешательстве стоял посреди комнаты. В следующее мгновение она наотмашь хлестнула его стеблями по лицу. Американец завопил и закрыл глаза руками. На его лице появились красные царапины. Ирена продолжала экзекуцию, и при каждом ударе шипы безжалостно впивались в рыхлое тело Мински, исторгая у него дикие крики. Он как безумный метался по комнате, даже не пытаясь убежать.
Розовые лепестки один за другим падали на пол, но шипы оставались на месте. Американец был весь в крови, но Ирена хлестала его снова и снова, целясь в самые чувствительные места.
Наконец Мински наткнулся на дверь и, по-прежнему преследуемый Иреной, выскочил на улицу. Работавший неподалеку садовник даже выронил грабли: в этом районе уже привыкли к неожиданностям, но совершенно голый Папаша, за которым гонится голая женщина, хлещущая его по заду - это было что-то новое.
Садовник решил, что стал жертвой галлюцинации, и спокойно вернулся к работе. Он не поднял головы и тогда, когда обнаженная Ирена прошла мимо него обратно, что-то весело насвистывая. Она вернулась в бунгало, закрыла дверь на ключ и стала наполнять ванну.
Она даже не ощущала боли от укола шипов - настолько велика была радость мести. Теперь этому отвратительному толстяку не скоро захочется насиловать женщин...
Берт Мински, вскочив в свой кабинет, чуть не плакал от бешенства. Его, голого и избитого, видел добрый десяток коллег! Он не мог ни сесть, ни лечь...
Запахнувшись в домашний халат, Берт резко выдвинул ящик стола и схватил парабеллум. Оружие было заряжено. Мински сунул его в карман и направился к двери, но остановился на полдороге.
Эта проклятая девчонка стоила миллион долларов! Она была неприкосновенна. Даже для него.
Эта мысль вызвала у него такое гнетущее чувство, что ему на мгновение захотелось послать все к черту, лишь бы отомстить... Однако в конце концов жажда наживы все же одержала верх.
Он с досадой бросил пистолет обратно в стол, позвонил, чтобы ему принесли мазь от царапин, и окунулся в бассейн, надеясь, что прохладная вода хоть немного снимет боль.
Одетый только в широкие сиреневые шорты. Вернон Митчелл раскладывал карточный пасьянс. Берт Мински настоятельно рекомендовал ему не покидать своего бунгало. Впрочем, Митчелл и сам не испытывал ни малейшего желания выходить: на улице стояла невыносимая жара.
Одного за другим он перевернул трех тузов. Это был знаменитый пасьянс Марии-Антуанетты, который никак ему не удавался. Митчелл раздраженно смешал карты и растянулся на кровати.
"Все будет хорошо".
Он старался внушить себе это уже целую неделю: с тех самых пор, как за ним закрылась дверь гостиничного номера, где он навсегда оставил свои вещи.
Его решение созревало около месяца. Он больше не вернется в Америку. Поначалу будет нелегко, но если подумать, там не останется ничего, о чем он мог бы по-настоящему тосковать. Какая удача, что он повстречал этого Берта Мински... В одиночку ему бы ничего не удалось. Всего за десять тысяч долларов он сможет уехать на Кубу и наконец-то обретет там свободу... Впрочем, ему довольно легко жилось уже сейчас, во Фрипорте.
О финансовом благополучии он не беспокоился: благодаря своей редкой и ценной специальности он не рисковал остаться без работы. Что же касается политической стороны дела, то ему было на нее совершенно наплевать. Все спецслужбы используют одинаково отвратительные методы...
Перебирая в памяти события прошедших дней, он подошел к окну, за которым располагался прекрасный тропический сад. Иногда ему становилось неловко перед самим собой: он понимал, что все "официальные" причины его бегства не выдерживают никакой критики. Единственную настоящую причину он хранил в тайне. Правда, поделившись ею с Бергом Мински...