Ман не верил своим глазам. Тонкой паутиной поначалу, захлестывающей серебристой плетью через несколько минут сила опутывала Геометра и Хранителя. Чертежник, исправляющий график, казался совершенно чужим, незнакомым. На губах его не играла безумная улыбка, нет, губы напряженно подрагивали, а вот пальцы, обычно пляшущие беззаботно над бумагой, были, как никогда, малоподвижны. Карандаш и линейка. Словно больше они ничего не знали. Словно только эти движения сейчас составляли смысл существования человека за столом. Человека с чужой Кристаллической душой. Человека, отдавшего свою душу потоку, только чтобы не допустить падения Кристаллической. Человека, который когда-то был Семнадцатым Геометром.

Хранитель казался профессору еще более странным. Выбившиеся из хвоста пряди путались с лентами силы, взгляд тяжелый, но ровный, был устремлен прямо перед собой. Какие мысли сейчас в голове у Пса? Что он видит, почти сливаясь с Кристаллической и сутью Геометра? Ман выдохнул. Осторожным движением мысли он коснулся души Хранителя, взволнованной, но уравновешенной каким-то новым знанием. Успокоить. Не позволить ей сдаться под напором. У Переговорщика едва не подкашивались ноги от нахлынувшей неожиданным потоком энергетической волны. График выправился. Завершен самый сложный этап. Или самый легкий. Ман не решился бы определить. Он лишь всеми силами успокаивал душу того, кого прежде называли Псом.

Разворачивалась. Чувствовала небывалый прилив силы, желания. Кристаллическая желала вернуться к Избраннику, больше не быть запечатанной в этом теле. Геометр помог. Избранник не выдержал бы, слишком еще мал. Геометр смог. Или Хранитель. Кто теперь Хранитель? Какая разница. Необходимо вернуться к Избраннику.

Синим внутренним огнем светились глаза Смотрителя. Будто вся суть его — горящий аквамарин. Он создавал занавес вокруг Избранника. Губы его шевелились, но ни единого звука он так и не произнес. Защитить мальчика от рвущейся к нему силы, способной и убить в своем желании воссоединиться. Все идет так, как должно, так, как Китаец предсказывал, еще тогда, бесконечно давно, на своей крохотной кухне. Что же дальше? Эти трое при всем желании не удержат силу в комнате. Туже, опоясать кабинет еще одним кольцом щита, чтобы душа не просочилась, не утратила ни грамма энергии, не вывела из равновесия все своим гигантским желанием Воссоединения.

Семнадцатый вставал из-за стола. Какая боль. Неостывшим тупым железом разрывающая сила. Никак невозможно удержать в пальцах все эти предметы. Что это за предметы? Кому они нужны? Нужно встать. Горячим шаром боль скатывается к ногам. Не устоять. Нельзя падать. Куда ты?! Еще рано! Нет. Уже пора. Как же больно. Закрыть на мгновение глаза. Только на несколько минут. Чьи это руки? Да, пожалуйста, еще немного. Вот так уже не больно. Почти не больно. Нет! Не убирайте руки! Сводит мышцы. Словно плавится тело. Как темно вокруг. Не могу открыть глаза… и уже не больно. Совсем не больно. Совсем. Не. Больно.

Нитями металла захлестнуло горло. Ловить оседающее на пол тело Учителя. Удерживать Кристаллическую. Не позволять. Зачем? Просто чтобы еще раз взглянуть в глаза. Не закрывай глаз, Геометр. Ты не можешь вот так… Не так… Все знали, что так… И я знал. Сразу же знал. Но еще хотя бы минуту. Одну минуту. Тебе больно. Прости, Учитель. Прости. Убрать руки. Закрывая глаза, выдохнуть. Выдохнуть, я сказал. Ровнее. Ровнее. Ровнее. Влажное тепло в глазах. Откуда оно взялось. Старческое. Нельзя. Не сейчас. Сейчас нужно выпускать силу Кристалла.

— Хранитель, пора.

Пёс не двигался с места. Всё еще удерживал Кристаллическую.

— Пора, Хранитель!

Гончий встрепенулся. Поднялся. Циркуль летал в его пальцах, выводя новую спираль. Комната утонула в серебристом тумане. Густая и чистая, неподвижная, пульсирующая энергия разворачивала души, открывала грани, неподконтрольная, яркая. Невозможно спрятаться или укрыться. Только Вольский не чувствовал этого. Избранник водил подушечками пальцев по плотной дымке и улыбался.

Дальний берег. Тихая песня. Плеск воды. Тени у костра.

— Вы, профессор, всё вовне ищете, а вы бы в себя заглянули. — студентка поражается сама себе: вот так набраться смелости и попытаться ответить на вопросы профессора.

— Как вы всё упрощаете, дорогая. Ведь должна же быть и объективность в исследовании.

— Да какая уж тут объективность! Профессор, мы же в походе, в лесу. И как вы с нами пойти согласились?! — девушка заливается смехом. — Небо, смотрите, какое звездное!

— Да, Анна, небо удивительное сегодня.

— Всё просто, профессор. Всё внутри. Как сохранить душу, вы всё спрашиваете? А зачем? Душа — первоисточник всего. Она сама себя защищает.

— Вы всё выворачиваете наизнанку, Анечка, — профессору хочется не говорить об этом. Впервые в жизни не хочется задаваться вопросом, а просто смотреть в анечкины глаза и верить, знать, что Анечка не ошибается.

— А почему бы и нет? Вы говорите, что любовь защищает душу, а я вам говорю, что душа рождает любовь, чтобы защищаться.

— Самостоятельно защищаться?

— Конечно. Неужели же вы не понимали этого? В каждом из нас есть силы для такой защиты.

— Внутри, а не вовне. Не вовне.

Мягкий плеск воды. Не было такого разговора. Не было такого вечера. Потому что слишком хороша была Анечка, а профессор отринул защиту, что так желала построить его душа. Отчего она и ранилась. Выдохнуть.

Огромный зал. Пустота. Скользящее по периметру Время. Голоса. Подрагивающий воздух.

— Произойдет многое, но мы должны сильнее оберегать Ту сторону, ты согласен?

— Конечно, согласен.

— Много веков мы не подвергали контролю происходящее. Души Кристалла больше не могут пускать всё на самотек. Даже Время согласно пополнять поток силы, но его недостаточно для контроля.

— А что же еще нужно?

— Ты привык верить в силу. С ее помощью можно связывать душу и тело. Но должно быть еще одно звено. Его дадут нам Кристаллические, уходящие на Ту сторону, создавая Теневую.

— И что же это за звено?

— Надежда. Никому из Верховных Создателей она не свойственна. Мы просто знаем, что произойдет, мы не совершаем ошибок, мы не оглядываемся в прошлое. Геометры станут звеном надежды. Геометры будут контролировать силу душ. Геометры свяжут веру и силу, что ты им дашь, Смотритель.

— Да.

Голоса стихают. Давнее воспоминание. Почти легенда. Дом в пригороде и сотни лет напряженного ожидания. Ожидания новой надежды. Надежды на новую силу. Силу нового Геометра. Выдохнуть.

Прямой. Высокий. Сдувший прядь волос, упавшую на глаза. Не позволяя уводить себя в отрывистые видения, Восемнадцатый Геометр все еще задерживал дыхание. Вольский перевел взгляд на молодого человека и неуверенно улыбнулся. Геометр кивнул и тоже улыбнулся.

— График ровен. Рисуй от души, мальчик.

Несколько дуг воздушного узора. Дымка мягко стягивалась в туго вибрирующий кокон. Огромная энергия Кристаллической ждала своего Избранника для продолжения Пути. Вольский коснулся свечения, окуная в него кончики пальцев. Замер. Сильнейшим болезненным разрядом душа воссоединилась, наконец, с телом, забирая Избранника на Ту сторону. Вспышка. И бледное свечение.

Геометр завершил круг, обводя комнату алым свинцом собственной силы. Выдохнуть. Вот теперь можно выдохнуть. И вдохнуть.

Эпилог

Идеальная тишина нарушалась только шорохом перьев. Китаец смахивал несуществующую пыль с очередного дракончика на каминной полке в своей гостиной. Он сосредоточено рассматривал изящные линии эмали, покрывающие изогнутую фарфоровую спинку, и ни о чем не думал.

— Послушай, Китаец…

— Ну вот зачем ты-с?! Так хорошо молчалось!

— Извините-извините. — Ман нахохлился в своем кресле и демонстративно громко опустил чашку с чаем на блюдце. Блюдце протестующее звякнуло.

— Свои люди-с, сочтемся, — ехидная ухмылка не украсила лицо старика, а только прочертила несколько новых резких линий в уголках глаз. — Чего-с изволил сказать-то?