– Разумеется, наоборот. И поэтому для вас у нас есть один проект в Милуоках, штат Висконсин. Так что желаю удачи, – резюмировал консультант.

Въезжая в “Деревню Жуно” – жилой комплекс в центре Милуок, рекомендованный ему как “белому воротничку”, Вектор попросил, чтобы ему дали маленькую тихую квартиру, но свободная студия в доме была только одна, на последнем, четырнадцатом этаже. Менеджер жилого комплекса открыл оцинкованную входную дверь, выкрашенную в бежевый цвет, и стал расхваливать апартаменты, упомянув, что за шестьсот пятьдесят долларов в месяц он нигде больше не снимет студию такой высокой категории.

В студии была просторная кухня, вид на город с высоты птичьего полета, тренажеры в соседнем здании и солярий на крыше, где недавно постелили великолепный буковый паркет.

Однако программистская карьера Вектора закончилась через полгода. Компания, куда он был направлен на работу, неожиданно стала сокращать персонал, подготовив различные объяснения для увольнений. Придумана была такая причина и для Вектора – “несоответствие стиля его программ американским стандартам программирования”. Ведущий программист компании стоял с белым мелком у черной доски.

– Я расскажу вам одну историю, Вектор. Мой друг был превосходным программистом. Он кодировал, что называется “из пальца”. Его программы работали превосходно, но в них никто не мог разобраться, даже я.

На слове “я” ведущий программист вскинул белый мелок и квадратный лоб к доске и стал рисовать на ней ровные прямоугольники, вложенные один в другой.

– Вот! – сказал он, раздавив остатки мела о доску. – В этих прямоугольниках заключено все американское программирование на КОБОЛе за последние сорок лет! Так должна выглядеть любая программа – блоки, абзацы, параграфы. И никакой отсебятины.

В отделе кадров Вектору сказали, что в течении полугода ему будут выплачивать пособие по безработице, составляющее больше половины его зарплаты программиста.

“Что ж, дотяну до интервью на гражданство, а потом переберусь в Чикаго”, – решил он.

Этого интервью Вектор ждал уже два года. После бракосочетания Пегги подавала для него заявление на иммиграционный статус на основании брака с гражданкой США. Их вместе вызывали на собеседование, после которого Вектору пришла бумага о том, что его “временный статус постоянного жителя” одобрен. Это давало ему основание на продление разрешения на работу на неопределенный срок, но потом его документы кружили по иммиграционным департаментам сначала в Чикаго, а потом в Милуоках. Последнее письмо о том, что Вектора в скором времени пригласят на интервью по гражданству, было получено в день увольнения. Вектор решил дождаться интервью в Милуоках, а не переезжать назад в Чикаго, где шансы найти работу были, конечно, намного выше. Наконец день интервью был назначен, и Вектор сидел перед иммиграционным офицером, листающим толстую папку, на которой было выведено красным карандашом: “Vektor Kysh”, а рядом синим “Vyektor Kyish”.

– Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, – повторил Вектор за офицером слова, подняв правую руку.

Офицер уткнулся в бумаги. Вектор терпеливо ждал.

– Это ошибка, – сказал он, наконец, Вектору.

– Какая ошибка? – недоуменно спросил Вектор.

– Ваше дело – сплошная ошибка.

Не понимая, о чем идет речь, Вектор решил, что, наверное, стоит что-то объяснить.

– Ошибки здесь нет. Меня действительно зовут Виктор, а моя фамилия Кунш.

– Но в анкете на получение статуса беженца вы написали “Vektor Kysh”, – подозрительно посмотрел на него офицер.

– Совершенно верно. Так моя анкета была заполнена с самого начала. По этому делу мне пришел отказ, я не помню формулировку, но…

– С какого начала? – прервал его офицер.

– С начала ее заполнения десять лет назад в Чикаго.

– При чем здесь все это, мистер Кыш? Я говорю не об этом. Ваше дело о политическом убежище было закрыто. Никаких беженцев по политическим мотивам из России больше не существует. Такие сведения нам дал Госдепартамент. На апелляцию вы не подавали, и по закону возобновлять это дело вы не имеете права. Но потом вы заполнили анкету на получение иммиграционного статуса на основании брака с гражданкой США, – теперь клерк смотрел на Вектора дружелюбно, понимающе, но явно с оттенком недоверия.

– Эту анкету заполнял не я, а моя жена, которая… умерла, – потупился Вектор в разложенные на столе бумаги.

– Сочувствую вам, сэр. Но дело в том, что к заявлению не было приложено свидетельство о браке.

– То есть вы хотите сказать, что мы не состояли в браке? – недоуменно спросил он.

– Нет, этого я не говорю, но официального свидетельства о регистрации вашего брака нет.

– Это правда. Его вообще нет. Но ведь моя жена подписала все необходимые бумаги.

– Совершенно верно. Бумаги есть, в том числе и свидетельство о смерти мисс Пегги Хартфорд. Вам присвоили “временный статус постоянного жителя”, но в деле нет главного документа – официальной регистрации вашего брака. На каком же основании мы должны рассматривать ваше заявление на гражданство, следующее из присвоения вам статуса временного жителя? Конечно, я допускаю, что никакого лжесвидетельства с вашей стороны не было, но суть дела от этого не меняется, и рассматривать его мы больше не можем. Мы должны его закрыть за недостаточностью оснований, и теперь открыть дело о вашей… депортации.

Слова иммиграционного офицера повергли Вектора в шок.

– То есть недостаточность оснований в моем деле может привести к тому, что меня могут депортировать? – спросил он.

Офицер стал ровно складывать документы обратно в папку.

– Нет, этого я не говорю. Я неправильно выразился. Недостаточности оснований здесь не было. Здесь была нелепость, случившаяся четыре года назад, а именно, в момент присвоения вам “временного статуса постоянного жителя”. Нелепость с нашей стороны, которая, впрочем, не меняет суть дела.

Вектор сидел на стуле, как будто его приклеили к нему.

– И сколько же времени может занять этот процесс… депортации? – понуро спросил он и вдруг, вспомнив слова Марка о каком- то сроке давности и “статусе акклиматизации”, добавил, – видите ли… в некотором смысле, меня некуда депортировать, потому что у меня нет российского гражданства.

– Это не имеет значения, сэр, потому что вопрос о вашем русском гражданстве не является юрисдикцией Департамента правосудия. Принятие решения о депортации закрепляет за вами статус нелегального иммигранта. Вы лишаетесь юридических прав нахождения в стране, но не прав человека. Дело в том, что американская Конституция предусматривает за каждым человеком определенные права, независимо от его иммиграционного статуса. Однако продлевать вам разрешение на работу мы не можем. Что же касается сроков рассмотрения вашего дела о депортации, то эти сроки… весьма неопределенны, таких как вы в Америке, по данным Иммиграционного департамента, больше миллиона, – заключил клерк.

“Во всяком случае, я сам ничего не могу здесь сделать, и мне нужно идти к Марку”, – решил Вектор.

Эта встреча состоялась в Хайленд-парк, престижном пригороде Чикаго, куда Марк переехал, расширив свою адвокатскую практику.

– Проходите в эти кресла, Вектор, – начал Марк дружелюбно. – Пока вы сюда добирались, я поднял с полки один важный документ Закона о депортации. Ваше дело стало сложным, вы попали, как бы это сказать… в нелепую затею. Однако дело можно затянуть, но главное, что вам сейчас нужно – это немедленное продление разрешения на работу.

– И сколько это будет стоить? – спросил Вектор, поняв, что вопрос, разумеется, упрется в оплату адвокатских услуг.

– Видите ли, Вектор, это щекочущий вопрос. Организация помощи беженцам, которая оплатила десять лет назад мои услуги по вашему делу о политическом убежище, оплачивать эту работу уже не может. Поэтому, я думаю, что мы можем договориться о пяти тысячах. И это минимальное, что возьмет с вас любой адвокат за подобное дело, а о таких квалифицированных юристах моего уровня я и вовсе не говорю. Предстоит кропотливая работа с документами и… с офицерами иммиграционного департамента.