Жена отступила на шаг, и её глаза восторженно блестели даже в полумраке прихожей.

– Я же говорила, что зайду за парадным платьем…

– Купила? Красивое? – Дитр снял защитную куртку из кожи, которую так и не отвык носить даже после смерти Ребуса. Надевать на судебный процесс плотную одежду, которая могла защитить от пуль и некоторых видов всемирного воздействия, смысла не было, но он уже не помнил, когда в последний раз выходил из дома в костюме или плаще.

– Я сначала зашла в Циркуляр Артистов, но авторские платья такие дорогие – Руки Виаллы оглаживали живот. – А нам скоро понадобится куда больше платьев, чем у меня.

– Да? – охнул Дитр.

– Я была у предсказателя, – быстро заговорила жена. – Это девочка, девочка, представляешь! Как ты думаешь, если она будет похожа на тебя, она будет красивой?

Дитр радостно рассмеялся, на миг забыв о самокончании девочки Марелы Анивы, о приступе тьмы в сквере, о ссоре с Андрой, о завтрашнем слушании. Его переполняло нежное волнение от того, что у него скоро будет дочь, которой Виалла купит много платьев с юбками, похожими на гигантские ночные колокольчики, к которым по вечерам слетаются бражники.

Виалла заказала у привратника ужин, и он принёс его из гастрономического цеха, обслуживающего все радиальные особняки готовой едой на вынос. От вина Дитр отказался, а Виалла строго придерживалась рациона, который не предусматривал алкоголь. Дитр хотел рассказать о процессе, но, как выяснилось, редакция «Точности» уже прислала в знак благодарности бесплатный вечерний номер с запиской о том, что завтрашнее утреннее интервью должно выйти аккурат до начала четвертого слушания, да так, чтобы все успели прочитать.

– Я надеюсь, они напишут то, что я им сказал, а не то, что они думают сами, – Дитр нервно провёл рукой по преждевременно поседевшей шевелюре.

– «Точность» любит Андру, – пожала плечами Виалла. – Она их рупор или они – её.

– Кстати, я поцапался с Андрой, – признался Дитр и принялся рассказывать о том, что произошло в сквере, опустив, однако, странный приступ помутнения, который, похоже, никто кроме него не заметил.

– Ну, она никогда не принимала чужого мнения, – рассмеялась Виалла. – Она мне нравится как человек, но работать я бы с ней не смогла.

Дитр согласно закивал. Виалла ладила с Андрой настолько, насколько жизнелюбивая молодая дама может ладить с чиновницей, не имеющей подруг. У Виаллы подруг было предостаточно – были там и коллеги из зоологической службы полиции, и домохозяйки, и даже наперсница, которая подалась в тёплый дом лишь потому, что музыкантом она мало получала.

Виалла и Дитр познакомились благодаря делу Ребуса.

Однажды и в самой столице в самых разных точках одновременно случилась резня. Были убиты и получили серьёзные ранения: трое наперсников в тёплом доме для дам в Циркуляре Артистов, двое приставов в Административном Циркуляре, десять сотрудников различных цехов Технического Циркуляра и целая семья здесь, в Зеленом Циркуляре, в частном особняке на соседней радиальной улице от их нынешнего временного жилья. Все эти происшествия объединяло одно: их устроили дрессированные охранные коты, которых полиция предоставляла по официальным контрактам различным заведениям, а также по проформе – патрулям и отрядам приставов.

Дело пахло хорошо организованным злом всемирного порядка, и следственную группу сформировали из сотрудников отдела Особой бдительности, который занимался террористами и шпионами. Похоже, говорили в полиции, здесь не простая халатность кодировщика котов. За котов отвечала Виалла Эрлиса, наполовину гралейка, а, стало быть, человек, попадающий под подозрения, едва для них возникал повод.

– Внутреннее разбирательство откроет много глаз, шеф, – говорил Дитру подчинённый, разглядывая сквозь одностороннее стекло кодировщицу, которая сложила руки на столе, глубоко вдыхая редкий воздух комнаты для допросов.

– Внутреннее разбирательство – лишь логическая необходимость, – ответил Дитр, которого назначили шеф-следователем по делу о кошачьей резне. – И нужно оно лишь для того, чтобы понять, что дело тут вовсе не в кодах, которыми запротоколировала животные мозги наша коллега.

Одной лишь силой рассудка он смог сначала проверить кодировщицу, а лишь затем заключить, что не было в её действиях ни халатности, ни злого умысла, да и вообще она не совершала никаких действий, кроме тех, что были положены ей по должности. Шеф отдела Особой бдительности не хотел ставить мужчину вести дело, где подследственной была хорошенькая женщина, но Дитру Парцесу было всё равно, какого пола его подследственные и насколько они хороши собой – они представлялись ему лишь совокупностями бумажно шелестящих сведений и запахами виновного пота, пока не было доказано обратное.

Строго закодированные коты вдруг взбесились, чего ранее никогда не бывало. Их код был в порядке. Это было доказано, когда часть животных, которых не успели ликвидировать, силой и чудом вывезли из очагов резни. В здании зоологического отделения коты снова начали вести себя как бесперебойные охранные инструменты.

– А будут ли они так себя вести при ликвидации кода? – спросил Виаллу Дитр, который уже позволил себе заметить, что женщина она хорошенькая.

– После ликвидации кода у котов наступает посттравматический ужас, – ответила она. – Так как их кодируют ещё котятами, они не знают, как ведут себя дикие взрослые коты. Они мгновенно впадают в детский страх, забиваются в темные углы и пищат. Многие даже не знают, как есть твердую пищу, их приходится приучать к мясу заново. Они не набрасываются на людей – уж, по крайней мере, не начинают этого сразу после ликвидации кода.

В доказательство она продемонстрировала это на служебной твари, а независимые кодировщики-эксперты показали это на других котах. Всё было так, как она и сказала – коты становились жалкими и безобидными, они не превращались в шерстяные механизмы для убийств.

И тогда Дитр инициировал проверку мест, где случилась резня. Тёплый дом, служба приставов, цеха и особняк в тот день получили новые баллоны с осветительным газом из одного и того же места – новой фабрики, в рекламных целях поставлявшей тестовые образцы по заниженной цене. По маркировке на баллонах и по реестрам определив адрес фабрики, Дитр с коллегами обнаружили заброшенный склад за пределами столичной агломерации на пустыре. Пустырь долгое время стоял без дела, владелец ничего там не строил и ничего не делал с развалюхами, не озаботившись даже охраной. Владелец – представитель уважаемой фабричной семьи – стал подследственным по делу кошачьей резни, когда с Виаллы сняли обвинения в халатности.

В заброшенном здании обнаружилась часть лаборатории, которую не успели ликвидировать. Осветительный газ, который использовали в лампе приставы и провели к себе тёплый дом, цеха и особняк, представлял собой ядовитую смесь, влияющую на служебных животных. И если сигнальные собачки от неё просто хрипло скулили, забиваясь под мебель, вместо того чтобы курсировать по зданиям, то с котами всё обстояло намного хуже. Коты попросту зверели, забывая коды и предписанные протоколы дрессировки.

Владелец пустыря, прежде чем ему успели вынести приговор, умудрился одному всемиру известно каким образом перекрыть себе кислород и умер от удушения в следственном изоляторе. Всё, что успели узнать Дитр и его команда – он был сторонником Ребуса и действовал по его указке. Газовая смесь, судя по всему, тоже была изобретением Ребуса.

Виаллу оправдали, а Дитру поступило предложение от шеф-следователя по делу Ребуса перейти в группу в качестве старшего помощника, ответственного за агломерацию Гог.

– Не самый приятный повод вернуться на малую родину, Парцес, – сказал ему шеф. – Но зато довольно доходный. Я дам вам свободу в выборе команды, с которой вы хотите работать.

Прошлого ответственного за агломерацию Гог сожгли живьём в День Света Телесного за попытку предотвратить умерщвление оркестра.