Во вдовьем флигеле жил не только садовник, там скрывался краса и гордость Москвы, этот гнусный подонок Бринкли.

Так, надо все хорошенько обдумать, спокойно и не спеша.

Когда сталкиваешься с такими личностями, как Бринкли, простая логика школьных учебников неприменима. От них никогда не знаешь, чего ждать. Например, нынче вечером он кровожадно носился по коттеджу с мясницким ножом, а потом, не прошло и часу, безропотно позволил Чаффи гнать себя пинками от крыльца замка до ворот. Так что все зависит от того, какой стих на него нашел. И если я сейчас смело войду во вдовий флигель, с каким проявлением этой многогранной натуры мне предстоит столкнуться? Этот вопрос я просто вынужден был себе задать. Встретит ли меня почтительный миролюбец, которого можно схватить за шиворот и вышвырнуть вон? Или же мне придется весь остаток ночи бегать вверх-вниз по лестницам, лишь на одну голову опережая этого людоеда?

Кстати, коль уж мы заговорили о погоне, где его замечательный нож? Насколько я понял, во время беседы с Чаффи ножа при нем не было. Однако вполне возможно, что он просто оставил его где-нибудь на время, а потом снова забрал.

Рассмотрев положение с разных углов, я решил, что лучше всего оставаться на месте, и буквально через минуту развитие событий показало, какое это было мудрое решение.

Он дошел до стиха «Непрогляден мрак ночи», причем голос его окреп, хотя в нижнем регистре звучал жидковато, и вдруг неожиданно умолк. И тут же раздались леденящие душу крики, тяжелый топот, грохот, шум. Конечно, я понятия не имел, с чего он так взъярился, однако все эти звуки не оставляли ни малейшего сомнения в том, что по никому не ведомой причине субъект вдруг снова воротился в первобытное состояние, когда без мясницкого ножа просто нечего делать.

Для агрессивного психопата вроде Бринкли жизнь в сельской местности предоставляет массу удобств, и главное из них – полная свобода действий. Устрой он такой тарарам, скажем, на Гроувенор-сквер или на Кэдоган-террас, ровно через минуту появились бы целые отряды полицейских. Во всех домах поднялись бы окна, заливались свистки. А здесь, в идиллически мирном Чаффнел-Риджисе, в уединенно стоящей вдовьей обители, он обрел неограниченные возможности для самовыражения. Ближайший дом, если не считать замка Чаффнел-Холл, находился на расстоянии мили, но и замок стоял слишком далеко, там этот безобразный шум вряд ли и расслышали.

И опять же трудно было строить сколь-нибудь достоверные предположения относительно того, за кем он там охотится. Возможно, садовник-сторож все-таки не ушел в деревню и теперь горько об этом сожалеет. С другой стороны, разве человеку, который так надрался, нужен какой-нибудь реальный объект для охоты? Да он за собственной тенью будет гоняться просто так, ради забавы.

Я склонялся к этой последней точке зрения и с замиранием мечтал, а вдруг он все-таки свалится с лестницы и свернет себе башку, но тут мне стало ясно, что я ошибся. Несколько минут шум и вопли звучали чуть тише, видно, гон переместился в отдаленную часть дома, но сейчас вдруг страсти разгорелись с новой силой. По лестнице с грохотом сбежали вниз, раздался оглушительный треск, и тотчас кухонная дверь распахнулась, из нее вылетел человек, он вихрем понесся в мою сторону, обо что-то споткнулся и растянулся плашмя чуть не у моих ног. Я поручил свою душу Господу, надеясь на лучшее, изготовился вцепиться ему в глотку, но меня остановили какие-то интонации в тоне критических замечаний, которые он высказывал, – эдакое интеллигентское сквернословие, которое свидетельствовало о воспитании, какого дикарь Бринкли никак не мог получить.

Я наклонился к упавшему. Мой диагноз оказался правильным – это был сэр Родерик Глоссоп.

Только я собрался представиться и начать расследование, как дверь кухни опять распахнулась и возник еще один силуэт.

– И чтобы не смел заходить в дом! – приказал он с большой злобой в голосе.

Голос принадлежал Бринкли. И то, что он потирает левую коленку, в эту горестную минуту показалось слабым утешением.

Дверь с треском захлопнулась, лязгнула щеколда, и через мгновенье фальцет завел «Твердыню каменную», возвестив, что лично он, Бринкли, считает инцидент исчерпанным.

Сэр Родерик кое-как поднялся на ноги. Он громко пыхтел и никак не мог отдышаться. Что ж тут удивительного, крепко погонял его Бринкли.

Я подумал, что самое время завязать разговор, и сказал:

– Ну и ну, ну и дела.

Видно, мне самой Судьбой было определено пугать нынче вечером всех подряд, начиная с впечатлительной судомойки. Но, судя по произведенному эффекту, роковая сила воздействия моей персоны несколько поубавилась. Если с судомойкой сделалась истерика, а Чаффи подпрыгнул фута на два, то этот субъект Глоссоп просто задрожал, как кусок чего-то заливного на тарелке. Впрочем, наверняка только на это и хватило его физических сил. Эти состязания в беге с Бринкли основательно изматывают, знаете ли.

– Не пугайтесь, – продолжал я, желая успокоить его и убедить, что перед ним не какая-нибудь ночная нечисть, а самый обыкновенный человек. – Это всего лишь я, Б. Вустер…

– Мистер Вустер!

– Ну конечно.

– Слава богу! – Он чуть-чуть приободрился, однако и сейчас трудно было поверить, что в обычное время это записной остряк и душа общества. – Уф!

На этом наш обмен репликами завершился. Он глубоко вдыхал живительный воздух, а я молчал: мы, Вустеры, понимаем, что в такие минуты надо оставить человека в покое.

Мало-помалу бурное сопенье перешло в тихий сип. Он помедлил еще минуту-другую. А когда наконец заговорил, голос у него был такой упавший, в нем даже, я бы сказал, чувствовалась затаенная дрожь, и мне чуть ли не захотелось положить дружескую руку ему на плечо и сказать, что, мол, ничего, все обойдется.

– Вы, мистер Вустер, несомненно, хотите знать, что все это означает?

Дружеская рука на плече оказалась мне все же не по силам, однако некое подобие бодрого похлопывания я одолел.

– Ничуть, – возразил я, – ни в малейшей степени. Мне все известно. И я в курсе всех произошедших событий. Я слышал крики в замке, а когда вы выбежали из двери, сразу понял, что там произошло. Вы ведь намеревались провести ночь во вдовьем флигеле?

– Намеревался. Если вы действительно осведомлены о том, что произошло в Чаффнел-Холле, вы должны знать, мистер Вустер, что я сейчас в бедственном положении, у меня…

– …лицо покрашено в черный цвет. Знаю. У меня тоже.

– У вас тоже!

– Да. Это долгая история, я не могу ее вам рассказать, потому что тут вроде как замешана тайна, но поверьте мне, у нас с вами одна и та же беда.

– Нет, это просто поразительно!

– Пока мы не смоем с лица грим, вы не сможете вернуться в свою гостиницу, а я не смогу уехать в Лондон.

– Боже милосердный!

– Это нас очень сближает, вы согласны?

Он с усилием перевел дух.

– Мистер Вустер, у нас в прошлом были разногласия. Возможно, повинен в этом я. Впрочем, трудно сказать. Но в этих трагических обстоятельствах мы должны забыть о них и… э-э…

– Поддерживать друг друга?

– Совершенно верно.

– Мы непременно будем поддерживать друг друга, – сказал я с чувством. – Лично я решил похоронить печальное прошлое, когда узнал, что вы отходили этого недоросля Сибери по соответствующему месту.

Он негодующе запыхтел.

– Вам известно, мистер Вустер, какую пакость подстроил мне этот монстр?

– Еще бы. И как вы проучили его, тоже известно. Я знаю все в подробностях до того времени, как вы ушли из замка. А что было потом?

– Едва я оказался в парке, я осознал весь ужас своего положения.

– Представляю, какой это был удар.

– Жесточайшее потрясение. Я совершенно растерялся. Единственное, что мне показалось возможным в таких обстоятельствах, – это попытаться найти какое-то пристанище, где можно провести ночь. И зная, что вдовий флигель пустует, я направился сюда. – Он содрогнулся. – Мистер Вустер, этот дом – поверьте, я говорю без тени шутки – настоящий ад. – И он снова взволнованно запыхтел. – И не потому, что в нем находится опаснейший, как я заключил, маньяк. Ужас в том, что он весь кишит живыми тварями. Там мыши, мистер Вустер! И маленькие собачонки. И мне кажется, я видел обезьяну.