Стартовал я плоховато. Отстал. Потом долго не мог поймать то самое состояние транса. И лишь где-то минут через двадцать – двадцать пять, когда я добежал до Большого Москворецкого моста, у меня наконец-то начало что-то получаться. Группа лидеров к тому моменту отдалилась от меня, по ощущениям, чуть ли не на полкилометра, так что я перестал дергаться, успокоился и вошел в ритм. Мне, как бы это сказать, побежалось. Да так, что голова отключилась напрочь…
Снова осознавать себя я начал, когда вокруг уже вовсю бушевали трибуны стадиона. Мы бежали… Кто именно эти «мы», я не видел, но справа, слева и сзади от меня слышалось чье-то напряженное, хриплое дыхание. Та самая энергия эдак плавно пульсировала, неторопливо перетекая из груди в ноги и обратно, но этого уже точно не хватало. Потому что когда она перетекала к груди – ноги у меня начинали дрожать и чуть ли не заплетаться, а когда уходила в ноги, я начинал дышать как загнанная лошадь. Помимо этого, кружилась голова. Шумело в ушах. А еще было ощущение, будто моя кожа – не моя, а кого-то, кто был размера на два-три больше меня. Поэтому она просто обвисла и болталась вокруг тела при каждом движении, будто одежда, которая мне сильно велика. Но при этом я бежал! И впереди меня не маячило ни одной спины. Впрочем, вполне возможно, что лидеры уже финишировали…
Беговая дорожка начала плавно поворачивать, выводя нас на финишную прямую. Внутри мышц как будто поселились мелкие осы, которым это очень не нравилось, и поэтому они всем скопом принялись жалить меня изнутри… В этот момент тот, кто бежал справа от меня, внезапно задышал сильнее, и я боковым зрением заметил, как справа, на периферии, замелькали его усердно работающие руки. Сил как-то внешне реагировать у меня не было, но мои ноги, сами собой, отчего-то тоже начали двигаться чуть быстрее. Совсем чуть… Где-то с полминуты все висело в неустойчивом равновесии, а потом шумные вздохи справа стали клокочущими, после чего руки снова исчезли из поля зрения. Впрочем, я на это никак не отреагировал. Я вообще ни на что больше не реагировал. У меня даже было ощущение, что я просто падаю, и еще не упал окончательно лишь потому, что у меня как-то получается быстро переставлять подгибающиеся ноги. Но едва я замедлюсь или, не дай бог, запнусь…
Что было потом, я помнил смутно. Вот вроде бежал, а тут раз – и меня кто-то подхватил и, вопя, принялся колотить по плечам и спине. А я еще некоторое время продолжал, на автомате, дергать руками и ногами, никак не реагируя на внезапно возникшее препятствие. Через несколько секунд меня наконец-то остановили, потрясли, покрутили, после чего отвели в раздевалку, где почти сразу же уложили на массажный стол. Ну и дали попить. И вот это уже было настоящим блаженством…
Награждение состоялось уже через полчаса. Я к тому моменту чуть-чуть оклемался, но все еще пребывал в прострации. Так что когда меня вызвали на награждение, я тупо спросил:
– А меня-то на хрена?
В ответ народ дружно заржал. А главный тренер бегунов снова похлопал по плечу и заявил:
– Молодец! Не посрамил…
И только когда я взгромоздился на самую высокую ступеньку пьедестала почета, до меня дошло, что я ни с того ни с сего выиграл Олимпиаду…
Следующие два дня, до самой церемонии закрытия, меня просто разрывали на части! Я дал, наверное, штук двадцать интервью, побывал в дюжине временных студий разных каналов и, наконец-таки, исполнил-таки под гитару ту песню «Вспомните, ребята», которую за прошедший год с лишним успел перевести на французский и английский языки. После чего меня с ходу пригласили выступить на Le Printemps de Bourges, музыкальном фестивале, проходящем в Бурже, столице французского департамента Шер. Причем чем дальше, тем больше у меня складывалось ощущение, что я все меньше и меньше контролирую свою собственную жизнь. И что меня подхватила какая-то волна и несет, несет, несет… А еще, что меня вот-вот так шмякнет этой волной о какую-нибудь скалу, что от меня мокрого места не останется! И мне это ощущение очень, нет, не так – ОЧЕНЬ не нравилось…
Изабель с родственниками улетела домой десятого августа. Перед отлетом мы с Аленкой вместе с ними прокатились на четыре дня в Ленинград, где я и моя любимая немножко поработали гидами, проведя французских гостей нашей страны кроме музеев, где у них были свои экскурсоводы, еще и по нашим любимым местам.
Питер французам очень понравился. А еще мы прямо там заключили с мсье Жераром договор на издание во Франции всех трех книг моего пока единственного фантастического цикла. То есть того, который должен был выйти в «рамке». Друг мамы Изабель просто вызвал в Ленинград своего юриста, а я, через Якова Израилевича, подтянул представителя ВААПа. После чего они все и согласовали… Так что, как ни крути, мне следовало поблагодарить «прилизанного». Благодаря тому что он втянул меня во все это, я получил кучу разных «плюшек», на большую часть которых и надеяться не смел. Но у меня, наоборот, все это вызывало глухое раздражение. Я слишком устал быть наверху и принимать участие в играх «больших дядей» в качестве разменной фигуры. Пусть мне и удалось перейти из пешки в кого-то типа слона или коня… но вот не мое это от слова «совсем». Как выяснилось, я очень не люблю находиться где-то в ближней орбите власти…
Конец лета прошел гораздо спокойнее. Мы на две недели съездили к Алениной бабушке в Кучугуры, где отоспались, накупались и дали всем друзьям детства моей любимой пощупать мою олимпийскую медаль.
А в конце августа я вернулся в Ленинград.
В универе меня встретили чуть ли не с фанфарами. Во входном холле я обнаружил огромный лист стенгазеты, посвященный моему «спортивному подвигу», а на Доске почета свою увеличенную фотографию из личного дела. Кроме того, я выступил на линейке, посвященной началу учебного года, дал интервью парочке газет и местному питерскому телеканалу, последовательно посетил декана, заместителя ректора и самого ректора. И все это время улыбался и благодарил, благодарил и улыбался, улыбался и-и-и… короче, когда я наконец-то добрался до съемной квартиры на «Ломоносовской», то просто упал, не в силах даже материться. Ну вот за что мне это все? Не собирался же никуда лезть! Тихо-спокойно развивался. Ни по гимнастике, ни по плаванию, ни по самбо с боксом, ни даже по мотокроссу никогда ни один серьезный чемпионат не выиграл. В певцы и композиторы тоже особенно не лез. Никаких хитов не перепевал. В писатели тоже пошел по совсем несерьезному жанру. И вот на тебе… А главное – без толку. Даже себя никак не обезопасил. Стоит только левому пальцу младшего помощника шестого секретаря пожелать – от меня мокрое место останется. Сейчас ведь не времена «тирана Путина». Даже за границу не уедешь. А здесь – отрежут от всего и просто выкинут из жизни! И из универа вылечу, и вообще могут запретить приближаться к Москве и Ленинграду на пушечный выстрел. Сахаров, вон, целый академик, гений, отец советской водородной бомбы, а сидит в своем Горьком и не жужжит. Я на его фоне вообще вошь! И хотя, в отличие от него, я никаким диссидентством и борьбой с режимом заниматься не собирался, но кто его знает, что там «наверху» решат? Я ведь уже фигура весьма заметная. То есть для тех, кто наверху, – вполне себе значимый ресурс. И кто-то может захотеть меня нагнуть и опустить просто для того, чтобы выбить этот ресурс из рук конкурирующей группы. Ну чтобы ее ослабить. У них же там, наверху, свои расклады, и на жизни тех, кто ниже, им вообще наплевать! Как людям на муравьев, которые где-то под ногами шебуршатся, планы какие-то строят, мечтают. А потом их подошвой кеда – хлюп, и кранты…
Однако, несмотря на все мои опасения, жизнь потихоньку начала входить в свою колею. А в конце сентября я решил заняться тем, что собирался сделать еще год назад, но все руки не доходили. Сначала обживался, а потом закрутились дела с Парижским марафоном и Олимпиадой… Получить права. Пока на мотоцикл. Потому что по возрасту я имел возможность получить только их. Водить эту технику я уже умел – два года в секции мотокросса как-никак… Правилам дорожного движения нас там также учили туго. Мол, соревнования соревнованиями, но вы же учитесь управлению транспортным средством, то есть источником повышенной опасности. Так что знать, как его правильно эксплуатировать на дорогах общего пользования, просто обязаны! Тем более что хотя кроссовые мотоциклы эксплуатировать на таких дорогах запрещено – они не оборудованы требуемой световой сигнализацией и не имеют общегражданских регистрационных номеров, на такие дороги мы, естественно, выезжали. А как бы иначе мы добирались до мест проведения соревнований? Секция у нас маленькая, бедная, техники для транспортировки мотоциклов не имеется. Так что, как правило, к местам местных и региональных соревнований, в которых мы по большей части и участвовали, добираться приходилось своим ходом. Потихоньку, огородами, так сказать, но своим… Вследствие чего опыт передвижения по дорогам и улицам у меня также имелся. Ну и плюс водительский стаж из будущего в шестьдесят с лишним лет тоже. Причем по дорогам не только своей страны, но и трех десятков других. В том числе и с левосторонним движением. По той же Австралии я за рулем минивена, в котором было аж семь человек – четверо взрослых и трое детей, самому младшему из которых на тот момент было всего восемь месяцев, накатал за две недели нашего путешествия больше двух тысяч километров… Вследствие чего я решил не заморачиваться водительскими курсами, а просто купил последнее издание ПДД в Доме книги на Невском и, проштудировав его в течение нескольких вечеров на предмет внесенных изменений, тупо приперся в ГАИ Невского района. Писать заявление на сдачу экзамена экстерном.
