– Ты знал, псих, что твой брат освободит весь мир?

На Алекса так давил неподъёмный поток ярости, что он с трудом прошипел: «Нет!».

– Отвечать было не обязательно, – рассвирепела кукла-перчатка, распахнув зубастую пасть. – Ты даже таких простых вещей не понимаешь, – она вздохнула и оглянулась на здоровяка, чью руку скрывала. – Он тоже ни шиша не понимает. Говорю же, адекватных людей не осталось – в мире миллиарды придурков. А нашу единственную надежду на освобождение убил ты!

Алекс попытался возмутиться, но его отодвинул в сторону, протиснувшийся в переулок официант. За ним вышел повар. Они взяли Майка под руки и понесли внутрь.

Водитель-чревовещатель замахал куклой перед собой, как будто она ходила в отрешённой задумчивости.

– Они сейчас воткнут нож с твоими отпечатками, который ты кинул, ему подмышку. Пока подмышку. Но если будешь упираться, воткнут по-настоящему. На видео с камеры наблюдения видно, как вы ругаетесь, и ты кидаешь нож, но из-за бамбуковой ширмы не видно, что ты промахиваешься. Часть записи, где твой брат вскакивает и убегает, уже стёрли. Так что его убил ты. Почти убил! Но всё ещё можно исправить. Как магистр Храма истинных богов, ручаюсь, что это так.

Давление ярости спало. Алекс провёл языком по пересохшему нёбу. Металлический вкус слюны напомнил, что он уже несколько дней не принимал таблетки. Они, как всегда неожиданно, закончилось. Может отражение в мёртвых глазах брата галлюцинация? Он заморгал и уставился на грязный асфальт. По ледяной корке расплывалось бордовое пятно, доказывая, что таблетки ничего не исправят. Но тут вышел улыбчивый официант с тряпкой и начал замывать кровь с дороги.

Алекс зажмурился.

– Неправда, брата сбил ты…

Кукла-перчатка хрипло засмеялась голосом здоровяка.

– Кто тебе поверит, псих? Один анализ крови, в котором не найдут препаратов, и батюшка лично упрячет тебя в самую дорогую психбольницу до конца твоих дней. Думаешь, он, правда, не заметил робота на руке Мишеньки? Да он через десять минут домчался до того самого тату-салона на Ленинградке и разнёс его в клочья. Картонным роботом так отмудохал администратора, что того увезли в реанимацию. Знаешь, как вторичный картон опасен для здоровья? Минеральное масло, являющееся продуктом нефтепереработки, которое содержится в чернильных надписях вторичного картона, убивает нас…

Магистр-чревовещатель отвесил кукле пощёчину свободной рукой, и она закашлялась. Встряхнула головой, пробормотав что-то типа: «бр-ррр-р», и продолжила обвинительную речь.

– Убийца ты, тут сомнений нет. Скажу больше, после того, как здесь уберут кровь, – кукла-перчатка взглянула на выжимающего тряпку официанта. – Поправят одежду твоего брата за столиком и стряхнут с неё всё, что могло на неё прицепиться на улице, ты и сам поверишь, что прикончил его. Ты уже сомневаешься. Так что давай не будем усугублять твои разногласия с самим собой. Сделаешь то, что хочет Храм истинных богов, и брат вернётся к жизни.

Алекс замотал головой. Огненные потоки уже потухли и не давили на восприятие реальности. Мёртвые не возвращаются к жизни. Даже среди конченых психов, с которыми он прожил несколько дней во время обследования у Галин… ГЭ, в воскрешение никто не верил. А это о чём-то, да говорит. Логичная мысль так ясно отразилась на его перекошенном лице, что магистр-чревовещатель ответил:

– Твой батюшка прав, тебе не хватает веры. Именно от этого вся твоя несдержанность и ярость. Но в отличие от лживых христианских святых, я не буду кривляться и уверять, что чудеса случаются только тогда, когда пожелает бог. Потому, что в отличие от жадных обманщиков, сам способен сотворить кое-что особенное. Твоя мама знала, теперь узнаешь и ты!

Кукла-перчатка усмехнулась и опустилась к мусорному баку за дверью чёрного хода кафешки. Там в густой тени, среди плевков и жестяных банок валялась дохлая синица. Матерчатые руки куклы ухватили её за хвост и переложили на свободную ладонь здоровяка. Тот поднял её к лицу, дыхнул, и маленькая жёлтая птаха встряхнулась и, затрепетав крыльями, вознеслась над стенами домов.

Алекс даже не успел рассмотреть её отражение в тёмных окнах, но отчётливо понял, что теперь всё обязательно получится. Синица ожила! Огонь потух, и окна окончательно потемнели и лишились ярости.

– Больше не будешь мотать своей тупой башкой? – заревела кукла-перчатка. – Чудеса вокруг нас, но мы слишком больные, чтобы разглядеть их. Они повсюду, но мы слишком заняты собой, чтобы видеть, слушать и осязать реальность. Придумали себе… – она не договорила, подозрительно взглянув на официанта, который полностью уничтожил кровавое пятно, но не уходил, а фанатично смотрел вслед исчезнувшей в низких серых тучах синице и улыбался.

– Нгуен Ван… или как там тебя… Хань? Чё вылупился? Будда никогда мертвяков не оживлял? Вали, пока в иммиграционную службу не позвонил! Они тут всем такие чудеса покажут!

Официант вздрогнул от басовитого оклика магистра-чревовещателя и, загремев ведром, юркнул в кафе.

– Хочешь брата вернуть? – вкрадчиво спросила кукла-перчатка голосом здоровяка.

– Он не птица, – с трудом сглотнув, севшим голосом проговорил Алекс. – Он уже ушёл за огненную реку…

– Тсс! – кукла приставила матерчатый палец ко шву, заменяющему рот. – Тебе мама рассказывала? Об этом лучше не говорить вслух. Твой брат не птица, но он перелетит на этот берег, когда я позову, обещаю.

– Мне…

– Батюшка не простит, если ты не попытаешься.

Алекс опустошённо склонил голову. Ничего ужаснее, чем вернуться домой и описывать мятый окровавленный кусок мяса, лежащий на… он посмотрел на асфальт. Чистый лёд поблёскивал, и отражение как будто глумливо подмигивало. Окровавленный… с ножом подмышкой…

– Вот! – закричала кукла-перчатка, шов разошёлся и обнажил зубы из пуговиц. – Убийство тяжкий грех. Все религии на этом настаивают. Убивать можно только богу и его доверенным лицам. Ну, у некоторых конфессий ещё святым и помазанникам. А тебе, психу неверующему, даже думать об этом нельзя… но дело не в этом, твоё задание лишь частично связано с грехами. Ты должен найти грешников и дать им то, что они брали силой – добровольно. Помнишь заповеди?

Перед глазами Алекса пролетела серая стена семинарии и бесконечные часы, похожие один на другой, проведённые за ней. Челюсть свело от омерзения, но он всё равно кивнул.

– Хорошо, – обрадовалась кукла-перчатка. – Я помогу тебе с одной. Почитай отца твоего и, мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которые Господь, Бог твой, даёт тебе. Речь идёт о тебе самом. Покойную маму ты почитаешь, а своего дорогого батюшку ненавидишь, это неправильно. Исправь!

– Но как? – едва справившись с челюстью, спросил Алекс.

– Как угодно, хоть заколдуй, – отрезал водитель-чревовещатель. – У тебя сутки. Потом я скажу, что делать дальше. А если не выполнишь все задания, через десять дней твой брат так далеко уйдёт за огненную реку, что уже не услышит мой зов.

Здоровяк прискорбно вздохнул и сел в свой джип.

– Подожди! – заорал Алекс, но автомобиль заревел мотором и дал задний ход.

Он побежал следом, но джип выскочил на дорогу и исчез за тенями других машин. Пришлось вернуться. От одной мысли, что придётся входить в пустынное кафе, по спине побежали склизкие мурашки, поэтому Алекс даже обрадовался, когда дверь чёрного входа не открылась. Хотя он и так знал, что она не откроется, но всё равно подёргал за ручку и обошёл вокруг здания. На витрине висела табличка: «ЗАКРЫТО НА КАРАНТИН».

Часть 2. Не почитай отца

Первым делом он купил таблетки, заглотил их, едва отойдя от прилавка, и замер у аптечной витрины, посматривая на тёмное вьетнамское кафе на другой стороне улицы. Дом словно сжался. Потрескался кирпич на фасаде, осыпалась жёлтая штукатурка. Даже шторы на потухших окнах, как-то обвисли. Горел мертвенными огнями только рекламный экран. Резвые врачи в масках переливали кровь и увозили её в длинный коридор со светом в конце. А конечная запись ролика убеждала, что «больных вирусом, спасают так же эффективно, как больных онкологией». Хотя по мере действия таблеток смысл текста всё больше терялся.