– А она что ответила?

– Пока не знаю. Не успела сказать.

Гавриил повернулся всем телом к уже начинающей оправляться от пережитого стресса девушке, и страшно вращая в разные стороны выпученными глазами, скомандовал:

– Младший лейтенант Литвинова!

Девушка, заученно вскочила с места и вытянулась по стойке смирно, прищелкнув под столом туфлями.

– Приказываю немедленно принять вышеназванный объект под личную охрану! – начальственным тоном повелел он, а затем, оглядев «объект» сверху до низу, добавил пояснительно, как бы самому себе. – Со следующими характеристиками: качества среднего, не бывшего в употреблении, пробега немалого, в капремонте не нуждающегося, не битого не крашеного, без опознавательных знаков и инвентарных номеров.

– А че сразу среднего качества-то?! – уныло прогнусавил «объект».

– Объект, помолчите! – сурово оборвал его шеф, и уже обращаясь к вновь начинающей наливаться краской девушке, произнес. – К охране приступить после окончания рабочего времени.

– Есть приступить! – все еще алея маковым цветом, вскинула руку к виску.

Однако шеф не унимался, и напоследок решил выжать максимум из этого эпизода, вконец добивая Ирию своим солдафонским юмором:

– Инвентарный номер проставите сами после апробации и взаимного обмена поршневыми кольцами в соответствии с правилами органов записи гражданского состояния.

Захария затаил дыхание, не решаясь в это время поднимать на нее глаз, так как даже кожей ощущал идущий от девушки жар смущения и немого негодования.

– А ты тут не задерживайся надолго, у тебя еще важная встреча предстоит сейчас, – уже совершенно серьезно обратился генерал к нему и ушел в кабинет, прикрывая за собой дверь.

Когда дверь за начальником закрылась, Захария позволил себе немного глотнуть свежего воздуха. Вдох был каким-то неубедительным и больше походил на всхлип младенца. Девушка по-прежнему стояла столбом, лишь слегка ослабив осанку. Уже проклиная в душе все на свете, а паче того шефа с его шутками ниже пояса, Захария прервал неловкое молчание:

– Вы уж простите его. Он у нас такой. Не понимает разницы между мужчинами и женщинами. Солдафон одним словом.

– Да нет, – возразила она, очнувшись от пережитого и усаживаясь на свой стул. – По-моему, он то, как раз все хорошо понимает. Во всяком случае, больше чем некоторые.

Захария из чувства самосохранения не стал развивать дальше эту опасную для него тему. Однако и уйти не мог, не получив ответа на свое предложение, а потому робко спросил:

– Так как насчет того, чтобы помочь мне?

– Ааа… Вы про это?! Да. Согласна. Только я забыла, во сколько там начинается?

– В шесть вечера, – готовно подсказал он ей.

– Вот и хорошо. Мы работаем до пяти, так что у меня еще будет время, чтобы заскочить домой и переодеться.

– Давайте я зайду за вами сюда к пяти часам? – предложил он.

– Зачем? – удивилась она. – Чтобы потом целый час мотаться у меня под окнами в ожидании, когда я закончу с переодеванием? Нет. Лучше давайте встретимся прямо там без пяти минут шесть. У «пеликана». Знаете где это?

Он кивнул. Скульптура пеликана стояла слева от центрального входа в штаб-квартиру и служила неофициальным его символом.

– А сейчас идите, у вас, кажется, намечена еще важная встреча, – деловито и как-то по-хозяйски распорядилась она. – Да и у меня еще тут дела есть.

– Спасибо, Ирия! – он нагнулся корпусом вперед через стол, намереваясь поцеловать ей руку, но она предостерегающе погрозила ему пальчиком. От этого он еще больше смутился, и неловко повернувшись, побрел к выходу из приемной. И уже подходя к двери, в спину услышал:

– Не бойтесь. Я обязательно приду, – и, замешкавшись на секунду, добавила чуть слышно. – Принимать вас по акту.

Захария резко дернулся и моментально обернулся. Она не смотрела на него, уткнувшись в свои бумаги, но он разглядел улыбку на ее лице.

– Верю, – так же еле слышно проговорил он в свою очередь, закрывая тугую дверь за собой.

Левушку он застал на его рабочем месте. Он сидел, вернее почти лежал, навалившись всем туловищем на столешницу, в своей стеклянной выгородке, уныло обхватывая голову руками. Там же, на столе стоял пустой граненый стакан с каплями влаги на стенках. Захария понюхал стакан. Ничем не пахло. Стало быть этот придурок, мучимый жаждой, не нашел ничего лучшего, чем нахлебаться простой воды, от которой его еще больше развезло. При виде столь удручающего зрелища Захарии только и оставалось, что сожалеющее поцокать языком.

– Что ты вчера пил, чешуекрылый?! – строгим, но с ноткой братского сочувствия голосом спросил полковник.

– Фалернское, – простонала жертва «зеленого» змия.

– Ого! – воскликнул Захария, перебирая варианты возможных собутыльников майора. – Фалернское?! Это тебе брат не «три топора», такое, где попало, к столу не подают. Бубликович?

– Он самый, – не задумываясь «слил» на этот раз со всеми потрохами своего шефа Левушка, кивая и одновременно постанывая.

– Тоже мне, нашел с кем тягаться?! Да он таких сопляков как ты, дюжину перепьет. Чтобы его свалить с ног, нужен, как минимум, эскадрон изюмских гусар.

– Весь вечер небось квасили, до самой ночи? – с тенью зависти спросил Захария.

– Не-е, – совсем уж плаксивым голосом ответил Вершинин. – До утра…

– Ого! – уже начал было он удивляться мужеству незакаленного организма майора. – Как же это вас угораздило.

– Сначала мы пили у него, потом он пошел меня провожать, потом я его, потом… непомню, а потом мы нашли круглосуточный ларек…

– А потом? – с ехидством спросил полковник.

– А потом мы пришли ко мне домой, а он и говорит: «Я подремлю у тебя, а ты срочно иди в магазин за новыми крыльями, потому как честь конторы не терпит своего умаления». Завернулся в ковер и уснул, а я пошел.

В общем и целом картина была ясна. Старому ангелу было скучно в усадьбе сажать петрушку, поэтому он ухватился за первую попавшуюся возможность поразвлечься, устроив соревнования подобного рода. Молодой, а потому глупый ангел, решил во всем не отставать от своего шефа. Итогом соревнований стало алкогольное отравление новоиспеченного адепта храма Зеленого Змия.

– Пальцы в рот совал? – деловитым тоном поинтересовался он у Левушки

– Совал.

– Ну и?! – нетерпеливо спросил Захария.

– Уже весь пустой.

– Чем лечишься?

– Ничем. Я слыхал, что рассол надо попить огуречный, да нету его, – печально констатировал врио начальника отдела.

– Балда! Рассол – это после водки. В аптечке есть что-нибудь?

– Н-нет, ничего нет, кроме «зеленки».

– Ага! К твоей и без того зеленой роже только еще ее не хватало. Ладно, сиди, я сейчас.

Захария вышел из закутка и прошел в середину обширного зала. Там, слегка откашлявшись, громко заговорил, так, чтобы его слышали в самых дальних уголках операторской.

– Попрошу минутку внимания, товарищи! – произнес он и сделал паузу, чтобы убедиться, что стал объектом всеобщего внимания. Убедившись, что его персоной заинтересовались, продолжил, насупив брови и потрясая в воздухе кулаком:

– Все присутствующие здесь были отвратительными людьми на Земле, родились от скверных людей, стали негодными ангелами и потомство оставят такое же никчемное!

Общее «благородное» собрание будто окатило ведром холодной воды. Все застыли в немой растерянности гоголевского «ревизора». Еще никто и никогда не разговаривал с ними в таком обличительном и уничижительном тоне. А Захария тем временем продолжал свою пламенную речь, приговоренного к повешенью «народовольца»:

– Про толстокожих носорогов, близоруко уставившихся в тубусы ПВ-сканеров и по нелепой случайности, называющих себя мужчинами, я молчу. Они, как говорится безнадежны и неоперабельны. Но вы, я обращаюсь к потомкам, имеющим происхождение от брака самки шимпанзе с ехидной, которые взяли на себя смелость называться женщинами, неужели вы в конец потеряли остатки, так и не приобретенной в «комиссионке» совести?! Вы же все видели, в каком состоянии пребывает ваше руководство, положившее остатки своего здоровья на алтарь борьбы с разгильдяйством и бездорожьем! Ему может жить-то осталось – всего ничего, до первого чиха! Почему никто из вас не оказал ему первую медицинскую помощь?! Искусственное дыхание рот в рот, например или массаж предстательной железы?!