– Я думаю, зря мы стали пороть горячку с этим вашим переселением сюда. Вряд ли сейчас вам что угрожает. Ты, доча, вот что… – запнулся он на секунду, но затем справился с собой и продолжил, – я тут пока буду проходить процедуры, то да се, потом на обратной дороге заеду в банк. А ты пока езжай к себе, собери с Костей вещи, которые можно упаковать, договорись с транспортом, грузчиками на вечер. В общем, перебирайтесь к нам – на казенную квартиру, что на Ефремова. Вот тебе ключи.

С этими словами он достал из внутреннего отделения барсетки, оставленной им вчера в прихожей на табуретке, очечник, в котором, помимо очков, хранился еще и ключ от служебной квартиры.

– Ну, кто же ключи держит в одном месте с очками? – всплеснула Настя руками. – Стекла же поцарапаются!

– Да, ладно – незаботливо махнул он рукой. – Если с грузчиками договориться не удастся, то позвони мне. Я поговорю с Кондратьичем и Михайловым, авось впятером перетаскаем нехитрые твои пожитки.

– Хорошо. Ты только мобильный не выключай больше, как вчера.

– Ладно-ладно. И да, вот еще что, – опять запнулся Афанасьев, не зная как продолжить начатую фразу, – ты это, матери скажи, чтобы тоже не мешкала с перебазированием из Одинцово в том же направлении. Жуковку, наверное, все-таки мне оставят, ведь я в свое время отказался от ведомственной дачи в Завидово, но с Одинцово это не прокатит. Придется сдать. У меня там вещей-то не так чтобы много было – пара мундиров, да из нижнего белья чего-то, а вот библиотека, которую я собирал много лет, требует, пожалуй, пары грузовиков. Ладно. Сегодня-завтра решим и этот вопрос. Ну, я пойду, а то там уже наверняка Кондратьич копытом землю роет. С этими словами он подхватил барсетку в руки и, провернув клинкет, вышел в коридор.

– Давай, папа. С Богом! – напутствовала его дочь, закрывая за ним массивную дверь.

В коридоре его уже ожидал новый – третий по счету носитель «ядерного чемоданчика». В отличие от предыдущего этого он знал уже не первый год. Невысокий, как и сам Афанасьев, но крепкий и плотно сбитый моряк с погонами капитана второго ранга был одним из старших в группе «носителей», за исключением еще одного, очередь которого придет вечером. Навскидку, ему было где-то под сороковник. Такой же строгий и неулыбчивый, как Завьялов, он все время старался быть по левую руку от генерала, явно смущаясь демонстрировать тому длинный и неприятно зарубцевавшийся шрам, расположенный на его правой щеке. Шрам был им получен много лет назад в одной из десантных операций Российской Армии, о которых не принято говорить во всеуслышание. И хотя он – носитель не только чемодана, но и довольно вкусной фамилии уже несколько лет молчаливой тенью сопровождал своего босса, стеснительность его никуда не делась.

– Здравствуй, Андрей Ильич! – первым поздоровался Афанасьев со своей «тенью», не дожидаясь, когда тот вскинет руку к козырьку фуражки.

– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий! – слегка удивленно, но, тем не менее, бодро отрапортовал тот, явно не привыкший к тому, что с ним здороваются словами, а не как обычно – кивком головы.

– Как прошла пересмена?! – поинтересовался на ходу Афанасьев у кавторанга.

– В штатном режиме, – все еще немного удивляясь словоохотливости начальства, доложил тот, не останавливаясь и не замедляя шага.

– Я, почему интересуюсь? – задал генерал, как бы самому себе вопрос и тут же пояснил. – Чемоданчик-то теперь остался в единственном экземпляре.

– Да. Мне, как одному из старших, об этом доложили еще вчера. А сегодня я уже связался с самим Игнатием Олеговичем по этому поводу.

– Вот как?! В такую-то рань? И он не послал вас в долгий эротический поход пешком!? – притормозил Афанасьев свои шаги, всматриваясь в Коржика.

– Ну, что вы, товарищ Командующий?! – с удивлением и укоризной вымолвил тот, чуть не врезавшись на ходу во внезапно остановившегося шефа. – Игнатий Олегович милейший и интеллигентнейший человек, имеющий в своей родословной не одно поколение высоко просвещенных дворян. К тому же там, кажется, никто сегодня и не ложился спать. Мы хорошо и плодотворно пообщались. Он меня заверил, что к вечеру недостающие экземпляры будут готовы к эксплуатации.

Произнося эти фразы, Андрей Ильич Коржик поймал себя на мысли о том, что за вот уже почти пять лет как он перешел в это ведомство после тяжелого ранения, это был, пожалуй, самый продолжительный его диалог с непосредственным начальством.

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Верховный, знавший о «милейшем и интеллигентнейшем» немного больше чем подчиненный.

– Эй, постойте! – услышали они неожиданный оклик за спиной и тут же обернулись. По длинному коридору бункера к ним спешил, косолапя, «пруссак».

– А-а, Сергей Иваныч! Приветствую! – дожидаясь, когда тот подойдет, протянул руку для пожатия Афанасьев.

– Позвольте и мне с вами!? – пожимая руку Афанасьеву и кивая кавторангу, проговорил Рудов, запыхавшись от быстроты передвижения. – Я сегодня безлошадный. Водителя своего отпустил – у него вчера была свадьба сына, так что, какой из него сегодня водитель, с бодуна? А в гараже все людские резервы выскребли на усиление патрульной службы. К тому же обстановка в войсках не требует пока моего постоянного присутствия на командном пункте, поэтому у меня сейчас там пока один из замов управляется.

– Милости просим. Места всем хватит, – ответил Валерий Васильевич, с интересом оглядывая папку, что держал в руках Начальник оперативного управления. Перехватив внимательный взгляд Афанасьева, Рудов, кивая на невысказанный вопрос, ответил сам:

– Да-да, полночи вспоминал и вписывал. Было бы времени побольше… – начал, было, он.

– У нас вчера вечером было слишком шумно? – перебил его откровения Верховный, не стесняясь присутствия «тени».

– Не знаю! – махнул тот рукой. – У самого было не тихо!

Неудобную, для обоих, тему, продолжать не стали. Тем более, что уже подходили к КПП бункера, где уже маячила фигура Михайлова.

– Здравия желаю, товарищ Глава Высшего Военного Совета! – бодро отбарабанил он, как и положено «поедая начальство глазами» и выпячивая молодцевато грудь.

– И тебе не хворать, Борис Борисыч, – коротко козырнул в ответ Афанасьев. – Ну, докладывай, что у нас плохого случилось, пока мое Главство почивать изволило? – с ноткой ехидства и фривольности в голосе поинтересовался диктатор.

– Все плохое, что могло случиться – случилось еще вчера, – не принимая игры, ответил подполковник.

– Хорошо. Тогда идемте, и по дороге расскажете обо всем, – сказал Афанасьев, поняв, что адъютант не расположен к игривости тона.

Они зашагали к шахте лифта мимо козырнувшего дежурного, а Михайлов меж тем продолжал, как и велено, докладывать на ходу:

– Докладываю по мере очередности поступления сообщений. Временный глава МЧС Нечипоренко отчитался в том, что основные работы по разбору завалов и извлечению тел погибших и их фрагментов закончены. Тела руководства страны и почетных гостей худо-бедно собрали и, уложив в гробы выставили для прощания в Колонном Зале Дома Союзов, что расположен в Охотном Ряду. К восьми часам утра его откроют для всех желающих проститься. Первый заместитель Министра иностранных дел Сергей Алексеевич Рябцов уже разослал телеграммы-соболезнования от имени МИДа всем пострадавшим сторонам.

Афанасьев чуть покривился от такой новости:

– Торопится Сергей Алексеевич застолбить участочек. Ню-ню… Борис Борисыч, – обратился он к адъютанту, – ты мне напомни после возвращения, чтобы я связался с МИДом, а то негоже оставлять такой орган без присмотра.

– Есть, напомнить, – отозвался Михайлов.

Поднялись наверх. Тем временем Михайлов, набрав побольше воздуха в грудь, выдал следующую порцию новостей:

– Еще Вениамин Андреевич сообщает, что при разборке завалов спасатели вышли к эпицентру взрыва. Взрыв произошел в подземном туннеле, на глубине около трех метров от поверхности…

– Это было известно еще вчера, – встрял Рудов.