У тети Ани в посёлке такой чудилкой была Маруся, женщина без возраста, непонятно откуда появившаяся и также непонятно куда исчезнувшая. Всё время носила с собой огромную сумку, наполненную чем- то увесистым. Зимой и летом ходила в одной и той же, казалось, одежонке, с тёмным платком на голове, от времени и длительной носки имевшим совершенно неопределённый цвет. Светлые её глаза, видимо казавшиеся такими от того, что лицо было тёмным, как- будто смотрели сквозь тебя. Она задавала всем вопросы на своём непонятном детском языке. Все старались обходить её стороной. А тетушка моя в дом приглашала, чаем поила. Кормила. Мы водили носом, фыркали и фукали в её сторону, а она нам: «Не смейте так к ней относиться. Она – Божий человек». В доме тётушки неожиданно могло появиться любое мало-мальски знакомое лицо. Она каждого, как дорогого гостя приветит, уважит, накормит, и если надо и на ночлег оставит.
В моей жизни тётя Аня появилась не сразу. Мне лет десять было, когда я впервые увидела её. Позже, из рассказов родных выяснилось, что дорога в наш дом была закрыта ей по той причине, что мой папа в молодости ухаживал за тётей Аней. А потом предпочёл ей мою маму. Кто восстановил общение сестёр, мне не известно. Но я не представляю своей жизни без моей странной тети. Ещё бы не странной? Взять и взвалить на себя на целый месяц обузу из трёх подрастающих девчонок, когда у самой каждая копейка на счету. Никаких излишек у неё, никогда не было. Родители мои, кроме как денег на проезд, не могли ей ничего дать. Я рассказываю, как раз о том времени, когда узнала Андрея. В отличие от строгой мамы, издёрганной от постоянных пьянок отца и срывающей на нас свою злобу, запрещающей нам многое из того, что позволялось сверстникам, тётушка разрешала нам делать буквально всё. Мы могли пользоваться косметикой. «Краситься», как говорят у нас. Мы с неистовой удалью красили ресницы, губы, ногти. Тетушка спокойно относилась к нашим мини. Мы в один вечер, как могли, укоротили платья до неприличной длины. Наш отец увидев нас в этом, сразу бы отрезал:«Сними немедленно. Вся ж…на голе». А с каким удовольствие мы распускали волосы, а не плели их в надоевшие косы. Но самой запретной и от того, самой желанной – была возможность проколоть уши. Как только мы поведали тётушке о своём желании, так буквально в тот же вечер к нам пришла знакомая тёти Ани с намерением это сделать. Валентина, так звали тётушкину приятельницу, работала медсестрой в поликлинике. Я страшно боялась уколов, но увидев Валентину, красивую, яркую, как кинозвезду, безропотно доверилась ей. Она долго растирала уши мягкими пальцами, затем обработала тройным одеколоном и, наконец, вонзилась иглой в мочку. Жгло и щипало страшно. Я старалась держать себя в руках, чтобы не расплакаться. Сёстры Вера и Наташа смотрели на меня во все глаза. И я попыталась даже изобразить на лице некое подобие улыбки. На процесс прокалывания ушей сёстрам, я уже смотреть не смогла. Мне стало дурно, и я вышла на улицу отдышаться. Недели две мы ходили с ниточками в ушах и страшно этим гордились. Когда пришла пора вынимать из ушей нитки, тётя Аня повела нас в универмаг за покупкой серёжек. Подвела к витрине с бижутерией и произнесла волшебное: «Выбирайте». Выбрать оказалось очень непросто. Столько красивых украшений сверкало разноцветными вставками из стекла и искусственных камней! В ту пору мы представления не имели ни о драгоценностях, ни о золоте и серебре. Украшения из простого металла казались несметным сокровищем. Тётя Аня терпеливо ждала, когда мы сделаем свой выбор.
К вечеру снова пришла Валентина, вынула из ушей нитки и аккуратно вставила на их место выбранные нами серьги. Радоваться нам пришлось недолго. С серьгами нам с сестрой удалось походить, только пока мы были в гостях. По возвращению домой, мама заставила нас снять украшения и проколы заросли.
Средств на косметику у нас, конечно, не было. Помада алого цвета на дне колпачка досталась нам от другой тёти, которая жила у нас. Тетя Люда была самой младшей из братьев и сестёр моей мамы. В восемнадцать лет она приехала из деревни в наш посёлок и стала жить с моими родителями. Они устроили её на завод, где она до пенсии работала крановщицей. В семье моих родителей из застенчивой девчонки она превратилась в миловидую девушку. У неё-то мы и позаимствовали одну из помад. Косметика хранилась у неё под замком в серванте, вместе с фотографиями киноактёров, письмами и фотоальбомом. Тайком от мамы и тёти мы красили ею губы, пока она почти не закончилась. Прихватили эту помаду и в поездку к тёте Ане. Роль теней для век выполняли мелки, обычные мелки, зелёного и голубого цвета. Что бы лучше и ярче они смотрелись на глазах, мы смешивали их с кремом для лица. Можете себе вообразить, как три девчонки двенадцати-четырнадцати лет, в коротких до предела платьях, с распущенными волосами и невообразимым раскрасом на лицах вышли в «свет»? «Свет» -это поход в магазин или выход в кино.
Три красотки произвели фурор на всю округу, и вскоре во дворе дома тёти Ани было такое количество пацанов, что страшно было выходить на улицу. Мальчишки пытались разными способами завести знакомство со столь необычными особами. Представьте себе картину: небольшой тесный двор деревянного дома на несколько семей, огороженный штакетником. Напротив дома- сараи. Прямо под окнами одной из квартир, на небольшом пятачке парнишка лет двенадцати виртуозно подбрасывает мяч ногой. Чуть в стороне, мальчишки, трое на трое играют в футбол, бегают босыми, обувь используется в качестве ворот. Чуть поодаль, на тенистой завалинке, какой- то подросток, в белой тканевой фуражке, исполняет песню под гитару гнусявым, ломающимся голосом: «Девчонка ну как ромашка, как тоненький стебелёк, Наташка, моя Наташка, ну кто же тебя привлёк…» Симпатичный, веснушчатый с кучерявым чубчиком Санёк, взбирается на верхушку тополя, росшего под окном. Кто-то в толпе отчаянно матерится, сплёвывая сквозь зубы, полагая, видимо, что это самый взрослый и мужской поступок, достойный нашего внимания.
Мы с сёстрами абсолютно ошеломлены такой внезапно свалившейся на нас популярностью. Мы – это я, четырнадцатилетний девочка- подросток, моя сестра Наташа, младше меня на пару лет, и Вера- тринадцати лет от роду. Наташка- симпатичная девчонка с огромными карими глазами в пушистых ресницах, с вьющимися темными волосами, отчаянная и смелая. Вера – наша двоюродная сестра. Дочь маминого брата. Шатенка с приятными чертами лица, скромная и осторожная. Среди этой распустившей хвосты шпаны, был симпатичный мальчишка Стасик Прутков, самый маленький и милый, со смешными выступающими вперёд двумя передними зубами. Он отличался от всех спокойным нравом и воспитанностью. Читал много книг и пытался удивлять нас рассказами о приключениях книжных героев и разными своими фантазиями. Показывая рукой в сторону сопки на окраине посёлка, говорил, что там под ним находится динозавр. Понятно – не живой. Его останки. С ним было очень интересно общаться. В один из вечеров, когда мы, сидя у костра, слушали песни под гитару, Стас потянул меня за рукав и, заговорщически, шепнул, в самое ухо: «Лен, с тобой хочет познакомиться Андрюха Новиков. Классный пацан». И для убедительности показал, кулак с поднятым вверх большим пальцем. Разомлевшая от тепла костра, задушевного пения под гитару, я лениво пожала плечами:«Давай». В этот же вечер, после того как вся ватага проводила меня и сестёр домой, я спросила у тёти Ани про Андрея. Оказалось, что он был из очень обеспеченной семьи. Отец работал начальником на крупном предприятии по переработке сельхозпродукции, мать- там же бухгалтером. Их семья имела огромный дом, скотину. Старший сын учился в Москве.
После такой информации о нём, я пожалела о том, что дала Стасу согласие на знакомство. Я понимала, что мой уровень жизни совершенно не соответствует тем, условиям, в которых родился и вырос мой незнакомый друг. Наша семья жила на такой же маленькой железнодорожной станции в двух часах езды на пригородном поезде. Мама и отец работали на заводе подъёмно-транспортного оборудования. Отец пил по причине того, что в семье не было сына. «Род остановился»,– причитал пьяный глава семьи. Мама еле-еле сводила концы с концами, поднимая трёх дочерей. Кроме Наташи, которую я уже упоминала, была ещё Саша. Геннадий Пантелеймонович, мой папа, дал ей мужское имя от обиды, что снова не сын родился. Мне было пять лет, когда появилась младшая сестра. Я хорошо помню то время, когда он стал поздно приходить с работы с запахом алкоголя, начал дёргать и обижать разными словами маму, начались скандалы и даже драки. Сашенька росла очаровательным ребёнком. Вьющиеся тёмно русы волосы, шоколадного цвета глазки, как бусинки. Не помню в каком возрасте, Саша, как то само собой, оказалась под моей постоянной заботой и опекой. Я забирала её из сада, гладила её одежду, купала, собирала в школу, проверяла уроки. Характер у сестрёнки с самого детства был не из покладистых. Думаю, что во много он был обязан обстановке, в которой она росла. Я как могла, старалась заботиться о ней. Она платила мне своей чистой и нежной привязанностью. Всю жизнь я нет-нет да задумываюсь над тем, что было бы, если мама родила сына…
