Новый генеральный директор ежедневно являлся в кабинет спикера, как на доклад. Впрочем, почему «как»? Один раз даже я был свидетелем того, как Виталий Иванович сурово распекал сына за упущение на производстве. Перед вспотевшим Александром Витальевичем лежала в тот миг тетрадочка, а в руке у него была зажата ручка. Наверное, глава хозяйствующего субъекта на всякий случай конспектировал речь главы законодательной власти.
Табличка с искусственной позолотой дрогнула, дверь в кабинет спикера беззвучно отворилась. Мы с приветливой Алевтиной Викторовной повернули головы. Бочком, осторожно придерживая всё ту же тетрадочку подмышкой, из-за двери показался младший Хрюшников. Пройти прямо через дверной проем ему мешали не по сезону теплая дубленка и собственная толщина. За два года, проведенные в руководящем кресле, Александр Витальевич раздался вширь просто неимоверно.
– Заходите, Алексей Николаевич, – сказала секретарша.
Спикер сидел в той же позе, что и вчера, только в ухе не ковырял. На мое «Здравствуйте, Виталий Иванович» он и бровью не повел. Начал без преамбул.
– Жуликов на тебя жалуется.
Я не удивился.
– Он каналу денег не заплатил. Кинул, если по-русски.
– А ты тогда зачем со своей службой?
– У него был свой договор с ними, всё оплачивалось им напрямую из фонда поддержки бизнеса, наличкой. С пресс-службой Жуликов вообще ничего не согласовывал.
Фонд был детищем вице-спикера Жуликова и его же ноу-хау. Туда делали взносы все малые и средние предприниматели, жаждавшие получить красные парламентские «корочки». Фонд частично спонсировал рекламную кампанию самого Сергея Федосеевича, а частично, по-моему, депутатские увеселения и тому подобные штуки.
– Надо было мне доложить, – спикер глядел исподлобья.
– Я сам узнал после эфира.
Хрюшников страдальчески вздохнул.
– А ты обязан всё заранее знать! Плохо, Алексей Николаевич, очень плохо.
Я ждал продолжения.
– Все говорят, что ты – человек конфликтный.
– Кто «все»? Толиков?
– Неважно.
Повисла пауза. Спикер вроде бы хотел сказать что-то еще, но колебался. Я первым нарушил тишину.
– Вы мою служебную записку читали?
Виталий Иванович пошарил одной рукой по столу.
– Нет пока. Видел, прочитаю.
Я подождал еще секунд десять. Спикер не говорил ни слова. В голову ко мне опять полезли картины из недавнего прошлого. Хрюшников стал спикером абсолютно случайно. После выборов «Ядрёная Россия» продвинула его в замы к своему тогдашнему вождю, который возглавил губернский парламент. То был очевидный «потолок» Виталия Ивановича. До пенсии ему оставалось ровно четыре года, да и номенклатурного веса для взятия следующей высоты явно недоставало.
Находясь в тени амбициозного и полного далеко идущих планов спикера, Хрюшников приглядывал за беспокойным хозяйством во время отлучек вождя, изредка подписывал наиболее щекотливые постановления и распоряжения, которые почему-либо не стремилось подписывать первое лицо. Слыл истинным солдатом партии – на вид недалеким, исполнительным, голосующим как надо и призывающим других. Конфигурация сложилась, портфели были розданы тем, кому следует, и перемен в принципе не предвиделось.
Беда пришла, откуда не ждали. Спикер и вождь не вернулся из очередной командировки: по дороге домой отказало сердце… «Белый дом» пребывал в растерянности. Ландшафт законодательного собрания был плотно утоптан под конкретного человека. Желающие подхватить бразды, само собой, нашлись, но губернатору все они показались слишком ретивыми. Хрюшников, напротив, молча стоял в карауле с траурной повязкой на рукаве и никуда не рвался.
В «белом доме» поколебались и приняли решение, удивившее многих. Так в кресле спикера появился Виталий Иванович, возле которого потом появился я.
Я кашлянул.
– Поручения пресс-службе будут, Виталий Иванович?
– Поручения? – Хрюшников чуть привстал в кресле, поправляя полы пиджака. – Нет. Иди, работай.
День угас окончательно. Я механически наводил порядок в тумбочке и думал о последних событиях. И, правда, гадкое было ощущение и тревожное. Будто некто осторожно ходил где-то рядом кругами, ступая мягко и глядя в спину, а на глаза не показывался. Иногда словно дышал в затылок…
Кто-то позвонил на мобильный. Я долго смотрел на незнакомый номер, потом ответил.
– Слушаю.
– Алексей Николаевич, здравствуйте! Извините за беспокойство. Это из редакции «Модного журнала». Меня зовут Яна.
– Очень приятно, – рассеянно ответил я, мысленно отметив, что голос у неведомой Яны в самом деле приятный.
– Алексей Николаевич, как вас можно увидеть?
– Очень просто. Приходите и увидите.
– Ой, а когда вы свободны? – кажется, обрадовалась Яна.
– Вообще-то обычно занят.
– Но, может, для меня сделаете исключение? – в голосе у модницы, как я ее сразу окрестил, промелькнуло нечто умеренно-игривое.
– Может, – в тон ей отозвался я. – А что за разговор будет?
– Хотелось бы обсудить возможное сотрудничество.
– Яна, – очень проникновенно сказал я, – обязан вас предупредить: вероятность такого сотрудничества небольшая. Это не мой личный произвол, такова позиция руководства.
– Спасибо вам, что предупредили, но… может, всё-таки есть шанс? – немного жалобно спросила Яна.
– Теоретический, – откровенно сказал я.
– А когда мне можно подойти?
– А вы когда хотели? – вопросом на вопрос, как в Одессе, ответил я.
– Я могу сейчас. То есть, минут через пять. Я здесь недалеко, – заспешила модница.
– Приходите, я вас внизу встречу.
– Ой, буду так признательна, – буквально запела Яна.
– Не за что. У вас ведь аккредитации нет, всё равно не пустят.
Временно простившись с певучей сотрудницей «Модного журнала», я поразмышлял еще с минуту и набрал другой номер – на этот раз с мобильного телефона, предварительно выйдя в коридор.
– Да, – коротко отозвался густой баритон.
– Надо пообщаться, – в тон ему сказал я.
Человек помолчал немного.
– Давай там же, где в прошлый раз, ровно через час.
– Буду, – пообещал я, и содержательная беседа завершилась.
Яна явилась на вахту даже раньше, чем обещала мне. Я сразу узнал свою собеседницу, хотя минут семь назад и не подозревал о ее существовании.
– В «Модном журнале» все так одеваются?
Гостья широко улыбнулась.
– За мной никто в редакции угнаться не может!
– Да, бегаете вы, наверное, быстро, – я посмотрел на ее ноги от ушей.
Яна слегка зарделась. Я перевел взгляд на пост охраны.
– Эта девушка со мной.
– Пожалуйста, – милиционер кивнул.
От модницы пахнуло какими-то дорогими духами – может быть, даже настоящими французскими. Я в них плохо разбираюсь. И походка у нее была соответствующая. Семён Маркович, вывернувший из-за угла, аж присел.
– Какие к вам красавицы ходят, Алексей Николаевич!
– Исключительно по служебным вопросам, Семён Маркович.
Домашевский залоснился.
– Ах, Алексей Николаевич, хорошее дело – молодость. Разве я против?
Оставив его завидовать, мы поднялись по лестнице. Каюсь, я специально пропустил Яну вперед, чтобы с этой позиции досконально изучить ее тактико-технические характеристики.
– Посмотрите налево, Яночка. Это наша достопримечательность.
– Ой, а что это? – гостья приостановилась.
– Павлин. Скульптурное изображение из гранита. Автор неизвестен: по крайней мере, мне, – я тоже улыбнулся.
– Откуда он у вас?
– Когда-то, две исторические эпохи назад, побывала здесь передвижная выставка. Потом она уехала, а павлина забыли.
– Какой он страшный… Простите, я не то говорю? – Яна прикрыла ротик ладошкой.
– Это символ регионального парламентаризма, – заметил я серьезно. – Но вам, как человеку новому, прощаю. На первый раз.
Я снова пропустил гостью вперед, затем и сам вошел в кабинет.
– Кофе будете?