А девочка, получив лекарство, чуть притупившее ее горе, впервые за это время робко улыбалась маме и папе.

***

На вокзале стояла маленькая девочка, рядом с мамой и папой. Дадли уехал в свою школу раньше, поэтому не провожал Гарриет. Девочка обнимала маму и папу, будто в последний раз. Что-то ей подсказывало, что, возможно, в последний… Она плакала и не хотела расставаться с ними. Но время неумолимо подталкивало ее к разделительному барьеру.

Поцеловав маму и папу в последний раз, обняв их и постаравшись запомнить тепло их объятий, девочка понуро двинулась к барьеру, толкая перед собой тележку. Еще шаг и она растворилась в сером бетоне.

Когда Вернон с Петуньей возвращались к машине, навстречу им вышел один из этих.

— Добренькими решили побыть? — произнес он, мерзко ухмыльнувшись и Петунье стало страшно.

========== Часть 3 ==========

Поезд Гарриет не впечатлил, она его просто не увидела, потому что медленно шла к вагону, прощаясь. Прощаясь с детством, со спокойной жизнью, с мамой и папой, с братиком. Слезы падали на бездушные грязные плиты платформы и никому не было дела до одинокой девочки.

С огромным трудом втащив чемодан в вагон, девочка запинала его под кресло и уселась у окна. За окном расстилалась серая хмарь с вкраплениями фигур людей. У них была своя жизнь и свой мир, а у нее отныне не было ничего. Вырванная из своей жизни, из своего мира, плачущая девочка не ждала от будущего ничего хорошего.

Гермиона уже хотела пройти мимо, когда заметила то, что перевернуло ее мир. У окна пустого купе сидела девочка в темно-сером платье. Ее голова была опущена, а небольшая лужица на откидном столике, сразу бросившаяся в глаза, намекала на то, что с девочкой не все в порядке. Гермиона уже видела эту позу — в зеркале, когда плакала от обиды, но тут речь шла явно не об обиде. На сидящую у окна девочку было смотреть почему-то страшно. И душа Гермионы не выдержала. Она села рядом с девочкой.

— Привет, меня зовут Гермиона Грейнджер.

— При…вет… Гарриет… Поттер, — слышала она в ответ прерывающийся тихий голос.

— Как?! — не смогла сдержать удивления Гермиона, ей захотелось вывалить все свои знания об этой девочке, но что-то остановило ее.

Слезы в голосе, полная безнадежность в почти мертвых, на секунду поднявшихся глазах. Героиня не может быть такой! Видимо, случилось что-то страшное, поняла Гермиона и поддавшись порыву сделала то, что делал папа, когда она плакала — обняла Гарриет, прижимая к себе. И девочка сделала ровно то же, что делала Гермиона в этих случаях — громко, в голос, зарыдала. Хорошо, что у Гермионы был пример папы, поэтому девочка просто ждала, пока Гарриет хоть немного выплачется. По коридору ходили дети, пытался войти какой-то рыжий мальчик, но увидев плачущую девочку лишь скривился и пропал. Какой-то белобрысый мальчик сунулся было, но так же, как рыжий, скривился и ушел. А девочка рыдала.

Прошло немало времени, прежде чем рыдания затихли, сменившись всхлипываниями и тогда Гермиона осторожно, чтобы не потревожить Гарриет, достала из сумки, которую ей собрала мама, термос. Через, наверное, минуту, Гермиона уже отпаивала горячим чаем дрожащую после истерики девочку.

— Почему ты плачешь? — наконец рискнула спросить Гермиона.

— Не хочу в Хогвартс… — ответила всхипывающая Гарриет. — А они… они…

— Но почему? — удивилась Гермиона. — Волшебство же так прекрасно!

— Потому что там смерть, — тихо произнесла девочка, которая все не успокаивалась и добавила тоскливым голосом: — как бы магии лишиться.

— Но почему смерть? Это же самая безопасная школа!

— Троллю это расскажешь… — тихо сказала Гарриет.

— Какому троллю?

— На Хэллоуин… Сама увидишь…

— Ты видишь будущее?

На этот вопрос Гарриет не ответила, снова погружаясь в себя и свое горе. А потом вдруг заговорила ничего не выражающим, каким-то мертвым голосом. Гермиона даже не заметила пухлого мальчика, стоявшего в дверях, так ее поразил рассказ. Гарриет рассказывала о маме, папе и братике. О том, какие они, как разговаривают, как едят, как ее любят. И как она любит их. О прекрасных годах, проведенных с семьей. О разных случаях, веселых и грустных. И все это мертвым голосом. О том, как здорово праздновать Рождество или День Рождения. О том, какая у нее счастливая семья. И о том, как это все рухнуло в одночасье. Гермиона уже сама плакала вместе с Гарриет, а полный мальчик, так и не решившийся сесть, смотрел с ужасом.

***

— Долорес, это уже слишком!

— Что случилось, Лия? — Долорес Амбридж с удивлением смотрела на девушку, которая выглядела очень расстроенной.

— Вы помните, в начале августа было много обращений по поводу девочки, которую водил этот, бывший пожиратель Снейп?

— Да, растерянная маггловская девочка, которая пугала почтенных магов аурой дементора.

— Мы попытались выяснить у гоблинов, кто это… Вы знаете, они нас не любят, но впервые на меня смотрели с брезгливостью. Как на экскремент.

— Та-а-ак, это уже необычно. Хорошо, Лия, идите, буду разбираться.

Долорес Амбридж детей не любила. Да она их терпеть не могла, но доклады наблюдателей и письма неравнодушных магов, заставили ее по-другому взглянуть на проблему. Потому что проблема могла стать катастрофой по имени «Обскур». Именно поэтому она задействовала всех, кого смогла, чтобы обнаружить этого ребенка.

Ржавые шестеренки Министерства Магии начали со скрипом вращаться.

***

Гермиона поддерживала Гарриет до конца поездки, рядом пристроился мальчик Невилл, который разыскивал жабу, но услышав рассказ девочки, просто забыл об этом. Послушав девочку, Гермионе уже захотелось оказаться дома, а светлый образ Дамблдора, почерпнутый из книг, закрылся тучами. В этот день Гермиона поняла еще кое-что очень важное — книги не всегда правдивы. Это понимание обрушило ее мир.

Путешествие в волшебную школу уже не казалось дорогой в сказку, скорее даже в почти тюрьму. Ведь маги могут и с ее родителями так же… Гарриет, сама не зная, в этот день разбила просто в дым розовые очки двух человек. Но вот поезд начал останавливаться и пора было выходить. Надев уже ненавистную мантию, Гарриет, цепляясь за Гермиону, которая казалась ей единственным островком стабильности в этом мире, двинулась на выход. Потом был темный лес, который довел бы девочку до истерики, если бы не рука Гермионы. Страшное черное озеро и утлые лодочки, не внушавшие никакого доверия, ступени и суровая женщина, которая выглядела привратником у дверей ада.

Призраки… Гарриет скрючилась в углу вместе с не менее напуганной Гермионой, а их охранял Невилл. Невилл, совсем недавно выглядевший таким неуверенным, охранял двух девочек. Глядя в заплаканные зеленые глаза, мальчик неожиданно вспомнил, что он мужчина.

— Гарриет, давай на один факультет?

— Давай…

— Так… Я первая по алфавиту, значит, куда меня, туда и все? — недетский мозг Гермионы уже решал задачу. — Невилл, ты не против?

— Не против, хотя на Слизерин не советую, там рожденных простецами не любят.

— Значит, не на Слизерин…

Песня шляпы не заставила никого даже поморщиться, настолько дети были напряжены. Начали вызывать… За большим преподавательским столом на возвышении сидел тот самый страшный старик и сверлил Гарриет взглядом. Девочка головы не поднимала, но Невилл увидел взгляд директора, почти физически ощутил, даже артефакты нагрелись.

— Грейнджер, Гермиона!

Гермиона уселась на табурет, на ее голову упала Шляпа, что-то пробормотала и, наконец:

— Райвенкло!

Гермиона уселась за свой стол, улыбнулась соседям и продолжила пристально смотреть на Невилла и Гарриет. Невилл сидел под Шляпой почти пять минут, видимо, в чем-то ее убеждал, наконец, Шляпа сдалась:

— Райвенкло…

Нервное напряжение пробилось сквозь подушку, окутавшую эмоции, когда вызвали Гарриет. Не обращая внимания на шепотки в зале, которые ее откровенно пугали, девочка села на табурет, вынужденно поворачиваясь спиной к страшному старику, воплощению ее кошмаров.