Вольфганг Хольбейн

  Индиана Джонс и меч Чингисхана

  Безымянная река & # 223; на российско-монгольской границе

  Встретить место, названия которого не было ни на одной карте, само по себе не было чем-то необычным.

  Особенно здесь , в уголке мира, о котором большинство людей почти не подозревает & # 223; он существовал; не говоря уже о том, где это было и как там выглядело.

  Увидеть небольшое поселение, которое напрасно искали на несколько более подробных картах, которые сами жители этой страны составили своей родины, было бы как минимум немного удивительно. Немного, но не очень.

  И даже деревню, местонахождение и название которой отсутствовали на гораздо более точных военных картах местности, все равно можно было бы вообразить; хоть и сложнее. Даже здесь, на бесспорном конце цивилизованного мира (и, возможно, немного позади него), военные знали в принципе все, что нужно было знать, и, если возможно, даже немного больше. Тем не менее ... это было возможно.

  Но встретить целый палаточный городок, которого всего 48 часов назад просто не было , это потрясло Михаила до глубины его казачьей души. Настолько глубоко, что & # 223; Уже добрых две минуты он неподвижно стоял в открытом люке Т32, глядя вниз на скопление пестрых палаток в долине внизу и не замечая ледяного ветра, который врезался ему в лицо, словно тонкими блестящими лезвиями и лопатками. тем временем он готовился покрыть свою тщательно подстриженную бороду льдом, по-прежнему нервные взгляды, которые полдюжины танковых пехотинцев в его роте попеременно бросали на него, и цепь фигур в мехах медленно поднималась по склону к танку.

  Он просто не поверил этому.

  Он не поверил этому, потому что этого не могло быть, и не могло быть, потому что этого не могло быть. Баста.

  Нахально реальность в виде упомянутых палаток и людей настойчиво высовывала язык из своей непоколебимой убежденности, и поэтому Михаил наконец сделал то, что сказал раньше, чем следовало бы за полторы минуты - позволил & # 223; С недоумевающим вздохом сначала в бинокль, а потом снова в башенный люк танка. Конечно, наткнулся на & # 223; он тут же повернул затылок во время этого действия и ушел из & # 223; также теперь слышу то же грязное проклятие, что и каждый раз, когда это происходило.

  Этот танк был у Михаила. Будучи казаком душой и телом, он в принципе презирал то, что не имело четырех ног, хвоста, гривы и носа, но этот особый танк вызывал у него особую ненависть. С тех пор как полгода назад он впервые увидел эту дребезжащую, пыхтящую, звякающую и вонючую вещь, она у него была, и он был уверен, что это было & # 223; это ха & # 223; был основан на взаимности, потому что ни дня не проходило без того, чтобы не ударить, не порезать, не пощипать или не обжечь его пальцы хотя бы раз. Михаил знал, что & # 223; это & ​​# 223; его люди уже делали ставки за закрытыми дверями, как он будет ранен в следующий раз, если он даже покосится на пыльно-серого монстра. Кто бы ни сказал, что у машин нет души, у него не было всех чашек в шкафу, или он лежал. По крайней мере, у этого Т32 была душа. И он был чернее дьявольского.

  Теперь не обязательно говорить, что & # 223; Михаил отнесся бы к этому автомобилю беспристрастно. Или его команду. Или обстоятельства его передачи сюда в целом. Не говоря уже об этой стране.

  Прадед Михаила уже был казаком. Как и его дедушка. И его отец тоже.

  Это был не Михаил.

  На то были разные причины, но в основном потому, что & # 223; Большевики назначили цену за головы таких, как он, так что & # 223; Михаилу посоветовали на раннем этапе изменить как свое имя, так и некоторые данные в свидетельстве о рождении и других документах. С другой стороны, Михаил, к сожалению, был одним из тех людей, которые в основном образовывали песок, от которого ломались колеса любой крупной организации. Красная Армия была чрезвычайно крупной организацией, и хотя в основном она занималась лишь самоуправлением, ей было на что наступить. Михаил прыгал по ним все - в результате & # 223; он оказался на краю света быстрее, чем мог произнести собственное имя. Только то, что & # 223; Помимо всего прочего, он был также героем войны, дела которого даже Верховный Совет в Москве не мог легко проигнорировать, спас его от того, что он оказался здесь простым солдатом вместо офицера и провел остаток своих дней, работая на уборных. # 228; ов. Но это было все.

  "Товарищ по команде?"

  Михаил выскочил из своих мрачных мыслей и посмотрел поверх своих колен в лицо бортового стрелка, который сидел под ним на корточках, как сардиновая трость. Его лицо было красным от холода. Это была еще одна подлость, которую мог придумать этот танк. Независимо от того, стоял он или за рулем, внутри всегда было немного холоднее, чем снаружи. Конечно только зимой. Летом всегда было жарко. «Да?» - проворчал он.