Патриарх Московский и всея Руси Алексий I принимает участников сессии исполнительного комитета Всемирного Совета Церквей в Троице-Сергиевой лавре. По центру во втором ряду – протопресвитер Виталий Боровой. 1964 г. © Д. Козлов/РИА Новости
Межцерковный диалог имел целью, разумеется, не только защиту Русской Церкви от гонений. Идея диалога с христианами других конфессий была близка митрополиту Никодиму, видевшему в нем исполнение заповеди Христа о единстве. «Что же заставило Русскую Православную Церковь пойти на вступление во Всемирный Совет Церквей? – спрашивал митрополит Никодим. – Отвечаю на это: во-первых, любовь к братьям, ощутившим пагубность христианских разделений и заявляющих о своем желании устранить те препятствия, которые не позволяют исполниться желанию нашего Господа Иисуса Христа “да будут все едино” (Ин. 17:21); во-вторых, понимание важности объединения усилий всех христиан в деле их свидетельства и служения людям в сложных условиях секуляризованного, подверженного быстрым изменениям и разделенного, но устремляющегося к единству современного мира»[67].
Присутствие Русской Церкви на межцерковной арене имело важное миссионерское значение. Термин «миссия» в официальном церковном языке не употреблялся, так как миссионерская деятельность была в СССР запрещена. Употреблялось более традиционно церковное и в то же время нейтральное с точки зрения советских властей слово «свидетельство». Это свидетельство о Православии перед лицом инославного мира стало важнейшей составляющей внешней церковной политики именно при митрополите Никодиме.
Русская литургия в соборе Святого Петра на II Ватиканском Соборе
Благодаря ему значительно активизировался диалог с Римско-Католической Церковью. Он был инициатором направления официальной церковной делегации на II Ватиканский Собор: «Митрополит был последовательным сторонником того, чтобы Русская Церковь направила своих наблюдателей, – рассказывает Патриарх Кирилл. – Он считал это историческим событием, важным не только для католического мира, но и для православного мира. Он полагал, что мы должны использовать саму возможность для установления личных отношений с епископатом Католической Церкви, с представлением позиции Русской Православной Церкви. Потому что, как и сейчас, не везде на Западе существует объективная картина того, что есть Русская Церковь, тем более в то самое советское время представители Русской Православной Церкви часто воспринимались как коммунистические агитаторы, которых пропагандистский, идеологический отдел ЦК КПСС отправлял для дезинформации мировой общественности. И вот важно, чтобы отцы Собора увидели наших представителей и услышали их. И, конечно, здесь очень большую роль сыграл профессор протопресвитер Виталий Боровой, который, на мой взгляд, прекрасно представлял Русскую Православную Церковь, снял очень много вопросов, содействовал развитию реального интереса и доверия к миссии официальных представителей Русской Православной Церкви. Ну и наконец, на закрытие Собора в Ватикан приехал сам митрополит Никодим, который, я думаю, очень закрепил это мнение. Использовал этот факт приезда для того, чтобы начать проговаривать саму идею диалога между Русской и Римско-Католической Церквами по социальной доктрине, что тоже было невероятно новым, таким новаторским и даже в каком-то смысле слова странным. О какой социальной доктрине Русской Церкви могла идти речь в советское время? Но для митрополита было важно начать эту дискуссию, которая могла помочь Русской Православной Церкви применять некие богословские критерии к оценке происходящего в своем собственном обществе, прикоснуться к опыту Католической Церкви, подтолкнуть собственную богословскую мысль к развитию элементов, которые в будущем могли составить то, что мы называем “социальной концепцией”. Это было, конечно, предвидение, и сам факт того, что была предложена именно такая тема для диалога, свидетельствует об этих незаурядных способностях митрополита предвидеть и предвосхищать будущее»[68].
Делегация Русской Православной Церкви на заседании Всемирного Совета Церквей. Нью-Дели. 1961 г.
Некоторые «ревнители не по разуму» называли митрополита Никодима «тайным кардиналом», обвиняя в чрезмерных симпатиях к католичеству и в том, что он готовит новую унию. На эти обвинения Патриарх Кирилл отвечает так: «Он был человеком Церкви – и, значит, он был человеком мира, в исконном кафолическом понимании слова. Подобно Мартину Лютеру Кингу, он мог бы сказать: “У меня есть мечта”. Его мечтой было могучее единство всех последователей Христа, воссоединение христианской ойкумены современного мира на основе Писания и Предания Древней неразделенной Церкви апостольского века. И не его вина, что этот великий идеал остается недостижимым в помраченном грехом и разделившемся в себе человеческом сообществе»[69].
Патриарх Кирилл вспоминает о том, как ему пришлось сопровождать митрополита Никодима в 1969 году в Рим: «Владыка установил очень добрые, личные отношения с покойным Папой Павлом VI. Я был свидетелем этих встреч, этих разговоров. Я видел, с каким энтузиазмом Папа воспринимал слова Владыки о том, как тот видит перспективу православно-католических отношений. И с каким доверием Рим отнесся к этой готовности митрополита развивать богословский диалог и отношения. Нам был оказан очень добрый и очень братский прием, мы имели возможность общаться, помимо Его Святейшества Павла VI, с выдающимися кардиналами. Я хорошо помню встречу с кардиналом Тиссераном, с генералом ордена иезуитов отцом Педро Аррупе и многими другими, с тогдашними ректорами римских университетов. Был очень интересный разговор и о месте христианства в жизни Европы и мира, о христианском ответе на вызовы секуляризации, атеизма и о том, в каком направлении должен развиваться православно-католический диалог и православно-католические отношения. Если бы все те мысли, которые Владыка Никодим формулировал и которые находили такой живой отклик у наших католических братьев, были реализованы, то, я думаю, уровень православно-католических отношений был бы сегодня совершенно иным»[70].
Отвечая на вопрос о симпатиях Владыки Никодима к католичеству, митрополит Новгородский Лев (Церпицкий), который был секретарем митрополита Никодима в последние годы его жизни и тоже неоднократно сопровождал его в Рим, подчеркивает: «Митрополит Никодим всегда называл себя реалистом и никогда не руководствовался в делах церковной политики симпатиями. Римско-Католическая Церковь – это ведь не какое-то случайное религиозное образование. Она имеет 2000-летнюю историю и сотни миллионов последователей в мире. Она… во многом формирует облик западного человека и западного общества… Кроме того, жить рядом в этом хрупком мире, исповедовать Христа распятого и воскресшего Богом и Спасителем и при этом не искать взаимопонимания, не учиться жить вместе в мире и любви, по-моему, противоестественно для христианина. И, зная Владыку, я могу свидетельствовать: что бы он ни делал, он прежде всего всегда думал о благе Русской Православной Церкви»[71].
Митрополит Новгородский Лев (Церпицкий)
Одним из приоритетных направлений внешнецерковной деятельности митрополит Никодим считал диалог с Древними Восточными (дохалкидонскими) Церквами[72]. Главы и представители этих Церквей неоднократно были гостями Московского Патриархата, и сам митрополит много раз посещал эти Церкви. В диалоге с дохалкидонскими Церквами митрополит Никодим не ставил целью добиться присоединения этих Церквей к Православию через покаяние и отказ от собственных вероучительных традиций: «Митрополит Никодим был всегда христианским реалистом и в силу этого реализма сознавал, что восстановление единства христиан в единстве веры нельзя себе представлять исключительно как “присоединение”, – вспоминает брат Патриарха Кирилла протоиерей Николай Гундяев. – В ряде случаев воссоединение может скорее явиться результатом взаимного опознания друг друга в качестве православных по существу. Нечто подобное можно видеть в диалоге между Православными и дохалкидонскими Церквами в их современном состоянии, где обнаружилась весьма большая общность, скорее даже тождественность в понимании ими христологической доктрины, изложенной разными языками, людьми разной психологии»[73].
