– Почему я так явственно чувствую запах жареной картошки, но не вижу на столе сковороды или тарелок с румяной картофельной соломкой? – спросил я, садясь за стол.

– Потому что мы ждали, когда ты вернешься к нам после разговора с бездной. Обычно после этого просыпается здоровый аппетит, что, собственно, ты и подтвердил своим вопросом. Как известно, всему свое время. Вот и для жареной картошки настало свое время, хотя в печь я ставил пирог с капустой. Но, как говорится, желание именинника – закон!

С этими словами он достал откуда-то из-за стола большую сковороду с дымящейся и шкварчащей жареной картошкой и золотистыми чесночными дольками. Шамс посмотрел на сковороду и произнес:

– С вами, братьями-славянами, чем только не отобедаешь. Давно я не ел чего-то подобного – почитай с той самой истории, когда мы с Воданом в Южной Америке учили местных уму-разуму.

– А чем же вы здесь питаетесь?

– Здесь нет нужды питаться чем-то видимым. Если бы это был мой день посвящения, то, наверное, на столе были бы дыни, груши, виноград, гранат, чернослив, курага. Но Водан сказал правильно: желание именинника – закон! Поэтому я с радостью разделю с вами трапезу.

Я смутился, осознав, что мое воображение послужило для Шамса и Водана своеобразным арканом в гастрономическом плане. Видя это, Верокочев подмигнул мне и произнес:

– Привыкай быть богом в каждой своей мысли и поступке. Насчет нас не переживай. Все равно мы будем ощущать внутри себя тот вкус, который пожелаем. Ты же помнишь историю с болезнью, в результате которой у людей пропадало обоняние и вкус. Только это были иллюзорные ощущения, которые исчезали так же внезапно, как и проявлялись затем вновь.

– Чем мы займемся теперь? – спросил я, наслаждаясь вкусом своего любимого блюда.

– Не спеши, а то успеешь, – ответил Водан. А Шамс поправил его:

– Поспешай медленно.

– Вы все шутки шутите. А я хочу разобраться, для чего нужно было мое пробуждение?

Шамс и Водан переглянулись и рассмеялись. Верокочев глотнул из стакана не стынущий в его руках чай и произнес:

– Ты прямо как не русский. Вспомни, как в сказаниях говорится: «…скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…» Вам же два века назад Александр Сергеевич, то есть его младший товарищ Петр Павлович рассказал, как надо действовать, чтобы все складывалось путем. Действуй стремительно и без сомнений тогда, когда для этого откроется Путь. Если не запастись терпением, то можно повторить участь своенравного царя Салтана.

– У нас в Тебризе говорят: позволь финиковой косточке стать деревом, тогда все узнают, какой у этого финика вкус.

Я решил перестать переживать о своем предназначении, доверившись своим новым сводным братьям. Когда будет нужно, пойму, что пришло время действовать. К тому моменту я буду готов, потому что, если идешь по верному пути, все складывается само собой – "как по маслу".

По видимому, мои мысли были настолько явны, что сразу же, как я принял решение, Водан сказал мне:

– Собирайся в дорогу. Нам нужно забраться в Девятовские каменоломни, где попали в западню трое подростков, отправившихся к жертвенному камню. Придется применить твою силу, чтобы вытащить их из-под земли. На обратном пути я покажу тебе храм, построенный в семнадцатом веке из камней, большая часть из которых была добыта на пятьсот лет раньше в тех самых каменоломнях, куда мы отправляемся.

Я не представлял себе, что за силу мне нужно будет применять, но, раз Верокочев сказал мне, что я это сделаю, значит, так и произойдет.

Шамс проводил нас до прихожей, пожелав яркого света в дорогу. Я тогда так и не понял, о чем он говорит. Когда мы вышли из дома, полуденное солнце было в зените. Водан, не оборачиваясь, спросил меня, понимаю ли я, сколько времени прошло с того момента, как мы вошли домой к Шамсу? По моим ощущениям прошло примерно три или четыре часа, но так как мы оказались в центре круга Коловращения едва заполночь, а сейчас был полдень, я сказал, что прошло часов десять. Верокочев хмыкнул.

– Правильное ориентирование в потоке времени – один из первых навыков, который тебе нужно приобрести. Ты говоришь, что прошло десять часов, глядя на солнце в небе, хотя сам чувствуешь, что прошло гораздо меньше времени. Это потому, что время сквозь тебя текло быстрее из-за твоей вовлеченности в звездный танец, мой дорогой Молочный Дервиш. Прошло восемь дней, и наступил девятый, когда мы вышли из дома Шамса.

– Не может этого быть!

– «…Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

– Но как такое могло произойти?

– Когда кружишься в танце, как истинный суфий, твое восприятие окружающего мира меняется, и ты сам тоже меняешься. Если бы мы с тобой не спешили, то ты мог бы протанцевать больше месяца, как это было в пустыне с Назаретянином две тысячи лет назад.

– Ты говоришь, что мы спешим. Тогда почему вы не прервали мой танец и почему спокойно пили чай, рассуждая о еде?

– Нет смысла начинать что-то, не планируя довести дело до конца. Когда должен прерваться суфийский танец, решает только сам танцующий. Никто не имеет права вмешиваться в это таинство. А насчет посиделок на кухне, нужно же было вам с Шамсом «познакомиться», да и его фраза «поспешай медленно» очень точно выражает суть того, как надо действовать. Твое мышление должно опережать твои поступки.

Через полтора часа быстрой ходьбы мы оказались у Девятовских каменоломен, прямо возле колодца со спуском в подземный лабиринт. Силикаты – так они зовутся в простонародье – активно использовались последние двести лет. В некоторых местах в этих каменоломнях даже сохранились рельсы узкоколейки для вагонеток. Нам, как сообщил Верокочев, предстояло пробраться по подземелью до одного из залов, в который обычно юные спелеологи и диггеры приносили вещи из надземного мира: детские игрушки, таблички, значки, и вытащить из завала троих подростков, проводивших ради острых ощущений какой-то ритуал возле жертвенного камня. Об этом происшествии никто из друзей или родственников попавших в подземную ловушку ребят не знал. Телефонная связь под многометровой толщей известняка не работала. Меня же способность Водана знать что-либо о том, что происходит неподалеку от него, не особо удивила.

Мы молча спустились в колодец. Из лаза в каменоломни пахнуло холодом и сыростью. Первым по узкому ходу продвигался Водан. Возле развилки на проспекте Вернадского он остановился. Мои глаза привыкли к темноте, и поэтому слова Верокочева, что мне сейчас нужно зажмуриться, чтобы не ослепнуть, я посчитал шуткой. Но выполнил его наказ.

В следующее мгновение сквозь сомкнутые веки я ощутил неимоверно яркий свет. Стало жарко. Подождав минуту, я приоткрыл глаза. Пространство вокруг Водана светилось так, словно он был не человек, а сгусток солнечной плазмы. Воздух колыхался рядом с ним, как это бывает над костром. Дыма не было. Я услышал его голос в своей голове:

– Ты тоже так можешь. Но пока тебе нужно поберечь силы, чтобы применить их, когда будем вызволять ребят из завала.

– Я могу быть солнцем?

– Да. Внутри тебя «термоядерный реактор», благодаря которому происходит алхимия преобразования одних элементов в другие. Без него невозможны химические и физические процессы в организме, поскольку на одно только мышление человек расходует неимоверное количество джоулей. А теперь представь, что это только видимая вершина айсберга.

– Погоди. Мы же знаем строение человека, изучив его вдоль и поперек еще несколько веков назад. Нет там никаких реакторов.

– Хватит мыслить как плоский человек. Ты многомерный бог. И должен догадываться, раз уж начал неделю назад видеть и слышать то, что соответствует реальности, о многомерности оболочки, в которую завернуто твое сознание. Однако, пока мы здесь рассуждаем, ребята рядом с нами начинают задыхаться – слишком часто дышат из-за страха и отчаяния.

Следующую часть пути мы преодолели за несколько минут – проползать через узкие ходы при «дневном свете» было легко. Наконец мы добрались до каменной плиты, преграждавшей нам дальнейший путь. Водан обернулся ко мне и, жестом указав на каменную глыбу, сказал: