Салливан одернул себя и поднялся на ноги. Итак, теперь у него есть все внешние атрибуты аристократии. Однако каким бы богатым он не стал, в глазах ее мира Салливан оставался ничтожеством. Никто из соседних аристократических поместий ни разу не приехал с визитом, не то чтобы он кого-то приглашал. Время от времени они приезжали по делу, но с его новой философией – «попытайся не питать ненависть к каждому аристократу» – ему не хотелось приглашать их остаться на обед и слышать отказ. А его не приглашали в их дома, за исключением просмотра и восхищения их конюшнями.

Этого должно было быть достаточно. До того, как он встретил Изабель, нынешняя жизнь могла бы привести его в восторг – за исключением трудностей, связанных с ведением хозяйства и количества времени, которое он затрачивал, склоняясь над своими книгами. Такова цена успеха, предположил Салливан. И теперь от него зависит очень много людей.

Он прошел по коридору в свою маленькую библиотеку. Так странно – у него так много комнат, что он не знал, как их использовать. Скоро он закажет себе стол для бильярда – аристократ во всем, кроме действительности.

Как только Брэм узнал, что он собирает библиотеку, то этот негодяй начал присылать ему книги о восточном эротическом искусстве, и еще одна небольшая партия лежала разбросанная в кресле. Хм. Значит, Дадли опять занимался ими.

Что касается самого Салливана, то какую бы шутку не пытался сыграть с ним Брэм, ничто больше не возбуждало его. Должно быть, странно, что он оставался верным женщине, которую, по всей вероятности, больше никогда не увидит. Особенно после той жизни, которую вел, но ему нужна только она или никто.

Подойдя к окну, Уоринг выглянул на улицу. Из окна библиотеки открывался вид на парадный подъезд к дому и запасное пастбище, на последнем располагалось с полдюжины кобыл, которых он купил после переезда в Суссекс. На первом же никого не было – а затем что-то появилось.

Одинокая черная карета двигалась по длинной извилистой подъездной дорожке к дому. Желтый герб украшал обе двери, но было слишком далеко, чтобы разглядеть его. Салливан нахмурился. До завтрашнего дня у него не было запланировано никаких деловых встреч. И это не мог быть Брэм, потому что он отказался путешествовать в карете, на которой красуется герб его отца.

Вернувшись в кабинет, Салливан надел сюртук. Ему не хотелось размышлять о том, кем могут оказаться его неожиданные посетители, потому что знал, кого бы ему хотелось видеть. А это уже нелепо.

В любом случае она не приедет к нему. Изабель ясно дала это понять. Это на его усмотрение – так сказала она, а он никуда не собирается. Он не настолько эгоистичен. Или так он говорил себе.

– Мистер Уоринг, – проговорил Дадли, поднявшись по лестнице, – к вам посетитель.

– Кто это?

Дворецкий протянул ему серебряный поднос. Салливан с опозданием протянул руку и взял визитную карточку. Чертова претенциозность. Затем его дыхание прервалось.

– Вы впустили его в дом? – спросил он, стискивая карточку в кулаке и превращая ее в неузнаваемый комок.

– Он в утренней комнате, сэр.

– Хорошо. – Заставив себя снова дышать, он направился на первый этаж.

– Мне принести чай, сэр?

– Чай? Нет. Он может сам подкрепиться где-нибудь в другом месте.

Дворецкий откашлялся.

– Слушаюсь, сэр.

Рядом с утренней комнатой Салливан расправил плечи. Затем он открыл дверь и вошел внутрь.

– Лорд Данстон, – проговорил он.

Маркиз, смотревший в дальнее окно, повернулся к нему лицом.

– Что ж, ты выглядишь как джентльмен.

– Вы проехали достаточно большое расстояние, – холодно ответил Салливан, теперь чувствуя себя легче, когда узнал характер встречи. – Я надеялся, что вы придумаете оскорбление получше.

– Ты испоганил мне весь Сезон, – продолжил Данстон, оставаясь на ногах. Либо ему не хотелось запачкаться, усевшись на мебель своего бастарда, либо ему было неловко здесь. Как интересно осознавать нечто подобное.

– Вы сами начали это. – Салливан намеренно уселся на самое ближнее к двери кресло.

– Да, полагаю, это так.

Салливан открыл рот, готовясь продолжать спор. Затем закрыл его. Что ж, вот это сюрприз.

– Ты не ожидал услышать, что я признаюсь в этом, не так ли? – продолжил маркиз. – Конечно, и ты не без вины, но именно мои действия спровоцировали тебя. И хотя ты поступил предосудительно, от себя я ожидал большего. И от своего сына тоже.

– Полагаю, вы говорите о Тилдене.

Данстон пренебрежительно махнул рукой.

– Я отправил Оливера управлять одним из моих поместий в Йорке. – Он помолчал. – И мне интересно, не была ли эта продажа ему лошади преднамеренной с твоей стороны.

Салливан нахмурился.

– Прошу прощения? Конечно же, я знал, что продаю ему лошадь. И чертовски хорошую при этом.

– В глазах всех остальных он вынудил тебя сделать это, ради спасения собственной репутации.

В этот раз Салливан фыркнул.

– Не могу сказать, что слишком обеспокоен этим.

– Нет, не представляю, чтобы тебя это волновало. – Данстон наконец-то обошел кресло кругом и сел напротив Салливана. – Проблема состоит в том, что я не потерплю, чтобы нас считали жестокими или чересчур надменными в отношениях с теми, кто ниже нас по положению. Особенно с теми, кто уважаем и талантлив.

– Тогда вам, вероятно, не следовало делать этого. Не ждите, что я выступлю с заявлением и исправлю сложившееся впечатление. Сомневаюсь, что высший свет прислушается ко мне, даже если бы я хотел это сделать.

Он только наполовину следил за тем, что говорил. Вместо этого его мысли зацепились за слова, произнесенные Данстоном. Не то, что он был по положению ниже маркиза – Салливан и так знал это. Но то, что Данстон считает, что его уважают. И то, как он произнес эти слова – так, словно он почти разделял это чувство.

Изабель говорила ему то же самое. Не в том же смысле, потому что ее не интересовало, как их обоих примет высший свет. Но что она уважает его. Как человека.

А он ушел от нее. Принял решение, что ей не понравится его жизнь, что она не сможет высоко держать голову, когда ее старые друзья будут относиться к ней с пренебрежением. Но они относились к ней подобным образом на протяжении двух недель после того, как они с Изабель встретились, но она ни разу не дрогнула. Она пыталась сказать ему и об этом тоже, но Салливан не стал слушать.

Он закрыл глаза. Господи Боже. Что же он наделал?

– Я решил признать тебя.

Салливан вскочил на ноги.

– Извините меня. Мне нужно кое-куда ехать.

– Ты не услышал меня? – воскликнул Данстон, последовав за ним в коридор. – Я сказал, что собираюсь признать тебя.

– Да, делайте все, что хотите, – рассеянно ответил Салливан, поднимаясь по лестнице. – Дадли! Передайте Холлиуэлу, чтобы он оседлал Ахилла. И пошлите ко мне наверх Джеральда. Мне нужно упаковать несколько вещей.

В это время года она должна быть в Берлинге. Потребуется два дня, чтобы добраться до Корнуолла, если он поскачет достаточно быстро. А именно так он и собирается ехать.

– Я сделаю тебя уважаемым! – прокричал снизу Данстон. – Выкажи хоть немного чертовой благодарности!

– Меня уже уважают, – ответил Салливан, задержавшись на верхней ступеньке. – Вы хотите помочь своей семье. Это замечательно. Делайте, что пожелаете.

– Это положит конец вражде между нами.

– Я положил ей конец три месяца назад, милорд.

– Я готов назначить тебе годовое пособие.

Салливан нахмурился.

– Мне от вас ничего не нужно. Именно вы считаете это необходимым. А теперь, если вы извините меня, мне нужно поехать и узнать, смогу ли я исправить самую большую ошибку в своей жизни.

Данстон долго смотрел на него снизу вверх, в то время как Салливан пытался не ерзать на месте. Наконец маркиз кивнул.

– Ты не мой, – проговорил он.

Продолжая хмуриться, Салливан сделал шаг обратно к Данстону. Неужели опять эта проклятая тема.

– Я не ваш сын? Тогда почему вы…